Такие истории – не редкость, чего не скажешь про историю Кумара. Его родителям не пришлось опасаться за свою жизнь, но мать его была отвергнута и своими близкими, и кастой. И вот уже тридцать лет не имеет с ними никаких контактов. Вот так: предательство касты не остается безнаказанным. Своих так просто не бросают.
Сегодня Кумар хочет вернуться в родную деревню, чтобы дать детям то, что он получил сам: солидное образование и возможность расти. Лену трогает рассказ молодого человека, который, похоже, обладает всеми требуемыми качествами. Доброжелательный, умный, бегло говорит по-английски. Ему известно, что такое быть неприкасаемым, к тому же он жаждет поделиться знаниями, которые веками присваивали себе, культивировали и ревностно охраняли высшие касты. И послужной список у него образцовый: учеба без сучка без задоринки, блестящие результаты. Со стороны все выглядит идеально. Однажды, правда, он расскажет об издевательствах, которые терпел и в начальной, и в средней школе, и в лицее, вплоть до университета. Дети индусов наследуют касту отца: так что Кумар, к несчастью, – далит, так его и воспринимают в обществе, несмотря на то, что он наполовину брахман. Не принадлежа в полной мере ни к одной из этих социальных групп, он часто чувствует себя чужим в собственной стране. С таким смешанным происхождением нелегко жить.
Заинтригованная Прити наблюдает за ними со двора через открытое окно. Рассеянно приглядывая за тем, как тренируются ее подопечные, она пытается понять, кто же этот незнакомец, которого Лена удостоила такой долгой беседы. С безразличным видом она заходит в зал под предлогом, что хочет взять свою дупатту. Лена знакомит ее с Кумаром, который уже собирается уходить. Прити, как всегда, с недоверием оглядывает его с головы до ног. Руки она ему не протягивает: здесь мужчины и женщины не имеют привычки прикасаться друг к другу. Внимательно изучив лицо гостя, она отмечает тонкость его черт, а также то, что кожа у него не такая смуглая, как у местных жителей.
Светлый цвет лица говорит о его смешанном, более высоком происхождении. Здесь цвет кожи – это социальный маркер. Болливудские актеры, например, светлокожие, почти как европейцы, а вот далиты обычно смуглые.
Они не обмениваются ни словом. Стоят, поглядывая друг на друга и не решаясь нарушить молчания. Наконец Кумар благодарит Лену и покидает штаб-квартиру.
Вечером, за чаем, Лена выглядит веселой: у молодого человека безупречная карьера, хорошие профессиональные данные. Она провела с ним всего лишь час, но почувствовала, что у того есть особая учительская жилка. Лена знает, что говорит: за годы работы она научилась различать тех, кто идет в учителя «за неимением лучшего», выбрав предмет, который не подразумевает других перспектив для карьеры, или просто в поисках стабильного заработка, и тех, кто жаждет именно преподавать. Кумар из последних, она готова поклясться.
Прити ее восторгов не разделяет. Он, конечно же, хороший специалист, говорит она, но такие типы ей хорошо известны: как только представится удобный случай, он без колебаний их бросит. Брахманы – они такие, надменные, тщеславные, гордятся своим высоким происхождением и пекутся только о своих интересах. Школа будет страдать от его неопытности, а он использует ее как трамплин: подучится на месте, потренируется на детях, а потом смотается в другое место – попривлекательнее и поденежнее. Не верит она ни его речам, ни его мотивации: фальшь все это. Слишком красиво, чтобы быть правдой.
Лена считает, что она несправедлива и слишком строга. Ей понятно недоверие Прити по отношению к брахманам, но Кумар ведь не из богатых. И никогда не пользовался никакими привилегиями. Рождение, происхождение ничем ему не помогли. Он знает, что такое дискриминация, знает, каково это – быть отверженным. И ударов он вынес достаточно и решил не оставлять их без ответа, только отвечать он хочет не физически, а духовно. Напомнив ей, что сегрегация работает в двух направлениях, Лена спрашивает, по какому праву она может запретить ему преподавать в школе: во имя какой традиции, какой касты, какого цвета кожи? Прити что, сама собирается судить его, как те, кого она так осуждает?
И потом, как она и предвидела, кандидаты в учителя в очередь не выстраиваются. Лена нашла больше понимания со стороны зарубежных ассоциаций, чем у индийского преподавательского сообщества. Вывод напрашивается неоспоримый: до социального прогресса еще далеко. На детей далитов всем наплевать. Поэтому она твердо убеждена, что учитель должен происходить из этой самой среды. Перемены начнутся изнутри, иначе и быть не может. В этой маленькой революции Лена отводит себе роль посредника, скромного труженика. Она представляет себя чем-то вроде руки часовщика: много-много часов она ковыряется в механизме, а потом механизм работает уже сам. И в этом механизме Кумар – один из винтиков. У него есть свое место в ее проекте.
Несмотря на Прити и ее сомнения, Лена готова взять на себя ответственность за сделанный выбор. Права она или нет, покажет будущее. Она хочет идти своим курсом, не изменяя своим убеждениям. Единственным компасом, который укажет ей путь в этом небывалом предприятии, единственным союзником будет ее интуиция. Она уверена лишь в одном: нет ничего невозможного – надо верить в это и идти вперед.
Глава 17
Ремонт наконец подошел к концу. В гаражной пристройке в глубине двора, заросшей колючим кустарником и заваленной старыми инструментами и канистрами, Лена решила устроить себе жилище. Хватит с нее гостиничных номеров и меблированных комнат. Лучше она будет жить здесь, рядом со школой, в самом центре предместья, где понемногу расцветает ее проект. Ей много не надо: несколько квадратных метров, чтобы на них поместились кровать, стол, железный сундук для хранения одежды, как у всех здесь. Еще одну комнату оборудовали для Прити, которая до сих пор спала в тренировочном зале. Для нее это будет первая отдельная комната в жизни, и она очень этим растрогана. В детстве она ютилась вместе с родителями, братьями и сестрами в крошечной хижине. В общежитии, куда она переселилась позже, в одном дортуаре теснилось три десятка девушек. И вот в двадцать два года у нее появилось собственное пространство. Осознание этого переполняет ее радостью и гордостью. В качестве единственного украшения она повесила на стену своего жилища портрет Уши, который висел у нее раньше в штаб-квартире. Другой собственности у нее нет. Все ее личные вещи умещаются в простой холщовый мешок, с которым при переезде нет никаких проблем.
Обстановка в комнате у Лены состоит из нескольких книг, радиоприемника и ноутбука с подключением к интернету, чудом настроенным одной девушкой из бригады. Несмотря на капризы индийской сети, как выясняется, одной из самых непредсказуемых в мире, она имеет доступ к своей почте, что необходимо ей для сбора средств, которым она занимается. На стену она повесила свою любимую фотографию Франсуа, единственное зримое свидетельство ее прошлой жизни: он сфотографирован в Бретани, на яхте, на фоне моря. Таким Лена и хочет его помнить: радостным, счастливым, свободным, плывущим среди морского простора весенним солнечным днем.
В бывшей гаражной кладовке, рядом с уголком, отведенным под кухню, устроили туалет и душ. Никакого особого шика, только самое необходимое. В деревне у большинства жителей нет даже водопровода; некоторые ходят купаться в соседний пруд, другие моются прямо у колодца, не снимая одежды. Когда Лена увидела это в первый раз, она остановилась и несколько минут украдкой смотрела, как они намыливают тело под одеждой, а потом ополаскиваются. Дело привычки, сказала ей Прити, которая когда-то действовала точно так же.
Местные ребятишки помогают девушкам красить старые автомобильные покрышки: они пойдут на устройство площадки для игр во дворе. Одна из покрышек послужит сиденьем для качелей, которые Лена задумала повесить на баньян. Качели – это важно, говорит она. Ей хочется думать, что в этом элементе заключена вся суть. Для нее это символ – надежды, обретенной свободы. Качели – это как воздушный змей, размышляет она, они отрываются от земли и взмывают в воздух, вопреки закону земного притяжения. То же самое будет и с этими детьми, которые, родившись в нищете, смогут, благодаря образованию, вырваться из нее, подняться выше.
Эта мысль не оставляет ее, ведет по пути борьбы с коррумпированными чиновниками и змеями, в бесконечных хождениях по администрациям, в поездках между Индией и Францией, куда она то и дело отправляется для сбора средств. Она трудится без устали, рассылая обращения в знакомые ей ассоциации, предприятия, фонды, не стесняясь просит помощи у многочисленных друзей и знакомых. И если некоторые из них выражают обеспокоенность тем, что она ввязалась в этот проект, большинство все же рады помочь ей. Бывшие коллеги организуют в своих учебных заведениях сборы материалов – карандашей, тетрадей, красок в тюбиках, бумаги, разной фурнитуры, – отправляют все это целыми коробками, которые она потом распаковывает с огромной радостью. С удовольствием снова вдыхает запах новой бумаги и тетрадных обложек – искусственный, синтетический запах, которым она, тем не менее, наслаждается и который, как запах мадленок у Пруста, возвращает ее в самые счастливые времена.
На базаре она покупает несколько рулонов ткани, из которой девушки берутся сшить школьную форму. «Читать мы не умеем, зато умеем шить», – с юмором замечает одна из них по-тамильски. Лена улыбается: она все лучше понимает этот язык, улавливает смысл целых фраз во время ежедневных бесед, которые Прити, как заправская учительница, заводит с ней за чаем.
На стенах школы Лалита вместе с другими детьми нарисовали большие мандалы, которые, как тут говорят, кроме прочих качеств, помогают обрести мир и гармонию. Некоторые утверждают, что они позволяют обуздывать свои страхи, и Лена надеется, что это правда. Она научилась разбираться в коламах – орнаментах, которые, по древней традиции, существующей на юге Индии, женщины каждое утро рисуют рисовой мукой перед своими жилищами. Эти орнаменты, состоящие из точек, искусно нанесенных на