Кто совершил ошибку? В какой момент? Могло ли быть иначе? Этот вопрос будут изучать и анализировать специалисты всех направлений, копать вглубь и вширь, высказывать каждый свое мнение. Журналисты будут днями напролет освещать это событие: репортажи, обсуждения, телепрограммы с интервью и свидетельствами очевидцев.
Но для Лены жизнь рухнула. Сначала был страх, неверие, гнев, потом – всё. Следующие несколько недель она живет за закрытыми ставнями. Сидит дома, выключив радио и телевизор, которые без конца возвращают ее к трагедии. Родные, коллеги, друзья шлют ей на телефон сообщения со словами поддержки, но они не в силах ей помочь: наоборот, они все время напоминают ей о случившемся. Ей трудно сосредоточиться на чем-то; ее мозгом овладели факты, поселились в нем, захватили его… Из-за приступов тахикардии она подолгу не может уснуть. Она тонет в океане мыслей, постоянно пережевывая случившееся, задаваясь разными вопросами: что ей следовало бы сделать, что она должна была бы увидеть, чего не смогла разглядеть в поведении подростка? Она была против его исключения, она так и сказала, хотя и не подозревала, какие последствия будет иметь решение, которое дисциплинарная комиссия все же утвердила.
Ей тогда надо было бороться, настоять на своем. Теперь у нее нет сомнений, и эта мысль погружает ее в бездонную пропасть. Уже несколько лет как Лена меньше выкладывалась на работе. Ей стало не хватать куража, увлеченности. Она перестала вести кружки, которыми когда-то с удовольствием занималась. Она тратила на работу меньше времени, сил, чуткости. Усталость, упадок сил, периодические конфликты с начальством, недостаток средств, появляющееся иногда ощущение, будто она борется с ветряными мельницами, – все это притупило ее любовь к работе. Нет, она все так же любила свою профессию, но исполняла обязанности без прежнего пыла и энергии.
Виновата ли она? Могла ли она изменить ход событий? Было ли у нее пространство для маневра в разыгравшейся драме?
Эти вопросы без ответов убивают ее, образуют зияющую дыру, которую ей никак не заделать. Как-то вечером она садится и пишет заявление об увольнении. Ей трудно себе представить, как она сможет снова преподавать, еще труднее – как она вернется в школу. Долго еще она будет обходить стороной даже квартал, в котором та находится. Трагедия уничтожила ее призвание. За несколько секунд она смела двадцать предыдущих лет ее жизни, счастливые моменты, которые она делила со своими учениками, друзьями, спектакли, походы, дискуссии, разворачивавшиеся около кофемашины, обеды в столовой, за которыми они переделывали мир и саму жизнь.
Надо уехать, бежать, спасаться. Лене необходимо взглянуть на свою жизнь со стороны, изменить угол зрения. Она чувствует, что завершился некий цикл ее жизни, и спрашивает себя, что ее ждет дальше. Это не бегство, не спонтанное решение, напишет она своим близким, эта поездка – попытка снова стать самой собой. Она поедет в Индию, туда, где так хотел побывать Франсуа. Некоторые пытаются ее отговорить, напоминают о царящих там хронической нищете, антисанитарии, попрошайничестве, опасаются, что она всего этого не перенесет.
Рекомендуют отправиться лучше в горы, на юг Франции, в Средиземноморье. Лена никого не слушает. Это всего лишь на месяц, успокаивает она их. Месяц – чтобы залечить раны. Месяц – чтобы попытаться выжить.
Третья часть. Жизнь после
«Образование – это не подготовка к жизни. Образование – это сама жизнь».
Глава 18
Школа только что открылась. Лена с замиранием сердца разглядывает сидящих перед ней в классе ребят. Она волнуется точно так же, как волновалась в двадцать два года, когда впервые переступила порог школы, куда только что была принята на работу. Школьники здесь совершенно другие, да и антураж тоже. Перед ней сидят дети от шести до двенадцати лет: в этом первом учебном году в школе будет только один класс. Пол устлан новыми коврами. Свежевыкрашенные стены ждут, когда на них появятся географические карты, таблицы с буквами и математическими символами, которые вскоре должны развесить учителя. Сегодня заднюю стену украшает только разноцветная мандала. Лалита тоже здесь, среди учащихся. Она очень красивая, черноглазая, с заплетенными в косы волосами, в школьной форме, которой, похоже, очень гордится. Как и ее одноклассники, она не сводит глаз с Лены, которая представляется детям: она руководит всей школой и будет вести уроки английского языка. Вслед за ней слово берет Кумар: он будет их учителем по основным предметам в течение всего года. Затем наступает очередь Прити, которую многие уже знают. Она займется с ними физическим воспитанием и научит боевым искусствам.
Ученики смотрят на них, не проронив ни звука. У большинства испуганный вид. Самый младший в классе, Седху, похоже, перепуган насмерть. Он устроился у самой двери и, когда Лена попыталась ее закрыть, задрожал всем телом. Как будто он боится какой-то невидимой угрозы, которая вот-вот обрушится на него, и хочет иметь возможность в любой момент обратиться в бегство. Лена все понимает и оставляет дверь открытой, по крайней мере на этот день. Ни один из этих ребятишек ни разу не был в школе, как и их родители. Она не знает, что им рассказывали дома и как они это поняли. Ей известно, что в Индии в школах ученики, особенно если они низкого происхождения, часто терпят побои от учителей. Чтобы успокоить их, она поясняет, что здесь никто никого бить не собирается. Дети слушают ее с недоверием и удивлением.
На следующий день все начинается сначала. Любая попытка закрыть дверь приводит Седху в ужас. Через несколько дней Лена собирает во дворе под баньяном родителей. Она говорит им, что некоторые из ребят запуганы, что они не смогут так дальше заниматься. Они должны понять, что в школе их никто не будет обижать. Все присутствующие явно удивлены. Слово берет мать Седху, молодая женщина дет двадцати, не больше, у которой уже есть четверо маленьких детей. Без битья Лена ничего не добьется от этой малышни, возражает она. Их надо колотить, чтобы они слушались. «Ты должна их бить!» – настаивает она. То есть она не только разрешает Лене бить Седху, она благословляет ее на это. Остальные согласны и одобрительно поддакивают. Лена просит тишины и поясняет: у нее на родине учащихся не бьют. Там другие методы обучения. За двадцать лет работы она ни разу не подняла руки на кого бы то ни было и начинать не собирается. Мать Седху смотрит на нее с недоверием, затем громко фыркает и начинает сзывать своих коз и детей, разбредшихся по двору. «Делай как знаешь, – говорит она на прощанье. – Но ничего у тебя не получится».
Лена потеряла дар речи. Осуждать этих родителей она не может: они и сами получили такое же воспитание, в основе которого лежат страх и побои. Ударить ребенка – это секунда, гораздо больше времени потратишь, чтобы завоевать его доверие. Она знает, что ей придется проявить терпение, чтобы приручить этого мальчугана и его товарищей, установить с ними диалог, основанный на взаимном уважении. Дверь класса будет оставаться открытой сколько потребуется: ну и пусть иногда на урок заявится бродячая собака в надежде на подачку. Настанет день, и Седху посреди урока английского сам встанет с места и закроет ее. Лена ничего не скажет, никак не прокомментирует этот его поступок, но она будет знать, что одержала победу, что ее ученики теперь чувствуют себя в безопасности рядом с ней. Эта закрытая дверь станет залогом их взаимного доверия, их веры в то, что школа дает им больше, чем просто образование, что она стала островком покоя и умиротворения, убежищем от жестокости этого мира.
Убедить родителей будет сложнее и дольше. Не так-то просто развязать тугой узел глубоко укоренившихся привычек. Но Лена постарается, она будет работать над этим день за днем, настойчиво и упорно. Каждый не состоявшийся удар – это маленький шаг к победе, думает она. Ничтожный, но важный.
Кумар очень быстро осваивается с ребятами. Трудно поверить в то, что он никогда не преподавал: когда он расхаживает по классу, кажется, что он тут родился. Страх первых дней проходит, и школьники вскоре понимают, что он им не враг, а союзник. Несмотря на молодость, Кумар умеет заставить себя уважать, оставаясь при этом добрым и приветливым. Он никогда не повышает голос, проявляя терпение и несомненный педагогический дар.
Он приходит рано утром, всегда с портфелем, набитым книгами и тетрадями, и допоздна сидит после уроков, проверяя упражнения и готовясь к завтрашним занятиям. Иногда через приоткрытое окно он смотрит, как под баньяном тренируется вечером бригада, с интересом наблюдая за движениями девушек, отрабатывающих по сто раз один и тот же прием под придирчивым взглядом Прити.
Прити же, со своей стороны, не обращает на него никакого внимания. Она лишь холодно с ним здоровается и как будто избегает его. Лена знает, что Прити сердится на нее за то, что она отвергла ее сомнения, но, откровенно говоря, о своем выборе она не жалеет. Кумар знает свое дело, да и дети его любят. Они частенько сбегаются к нему во дворе, чтобы поделиться новой игрой или каким-нибудь новым трюком.
В отличие от Прити, некоторые девушки из ее бригады не остались равнодушными к обаянию молодого учителя. Высокий, стройный Кумар очень хорош собой. У него тонкие черты, черные глаза, трехдневная бородка, за которой он заботливо ухаживает. Он скромен, вежлив и хорошо воспитан. Когда он подолгу засиживается в школе, подчиненные Прити становятся на удивление рассеянными, они то и дело смеются, обмениваются шутками, прерывают разминку, чтобы поздороваться с ним, что неизменно раздражает их предводительницу.
«Интересно, найдется ли кто-нибудь, кто сможет укротить этот дикий темперамент?» – задается вопросом Лена, наблюдая за Прити. Настоящая кобра, того и гляди укусит. Прити обычно говорит, что не родился еще тот мужчина, который поймает ее в свои сети. В свои без малого двадцать два года она еще не замужем – редчайший случай в сельской местности, где девочек часто выдают замуж еще до наступления совершеннолетия. Ну и пусть, Прити и слышать не желает о браке. «Не для того я ос