Вернувшись в отель, она вдруг замирает от простой мысли: а что, если девочка не умеет ни читать, ни писать?.. Она же весь день трудится в дхабе, откуда у нее может взяться время на учебу?..
Эта мысль терзает ее весь день, а наутро она застает девочку на пляже: та по памяти пытается повторить буквы, которые она сама написала ей накануне: Л-Е-Н-А. Она растроганно улыбается. Девочка тем временем показывает рукой на море, плещущееся в нескольких шагах от них. «Ты хочешь искупаться? Играть?» Нет, не то… Девочка с нетерпеливым видом поднимает ветку и протягивает ей. Ага, понятно. Лена пишет на песке по-английски: SEA. Девочка с довольным видом поднимает на нее глаза. Тогда она подбирает на песке ракушку, потом показывает свою куклу и наконец забытого на какое-то время воздушного змея. Каждый раз Лена пишет на песке соответствующее слово. Когда настает время возвращаться, девочка расстается с ней с явной неохотой, а прилив тем временем скрывает написанные ими буквы.
Очень скоро Лена убеждается в том, что девочка не ходит в школу и, вне всякого сомнения, никогда там не бывала. В десять лет она не умеет ни читать, ни писать. И тем не менее она умудряется копировать каждое слово, которому ее учит Лена. Как-то утром она наблюдала, как та переписывает вчерашние слова, и это на чужом языке, не имея образца для копирования. Просто удивительно, с какой быстротой она все схватывает. Как будто фотографирует, а потом в точности воспроизводит в своей импровизированной песчаной тетради.
Лена знает, что беднейшим слоям населения в Индии не доступно образование. Для нее, преподавателя со стажем, это совершенно недопустимо. Конечно, с годами ее пыл, ее энергия первых лет немного поостыли, как остывает страсть между старыми супругами. Перегруженные классы, иногда нестабильные материальные условия, недостаток средств, общее неуважение к профессии учителя – все это подрезало ей крылья, притушило ее горение. Последние годы она чувствовала, что меньше выкладывается на работе, замечала, что с нетерпением ждет конца недели или начала каникул. И тем не менее она шла по избранному пути, убежденная в том, что образование – это шанс, основополагающее право и что дать людям этот шанс, обеспечить это право – ее долг.
Как же она может допустить, чтобы эта девочка была этого лишена?
Лена твердо решает сходить и поговорить с ее родителями. Она должна найти способ общения с ними, должна объяснить, что их дочь – умная, способная девочка, что, если они дадут ей возможность учиться, она сможет избежать этой убогой жизни. Сами они, конечно же, неграмотны, как и большинство жителей деревни. Лене хочется сказать им, что это не рок, не судьба, что они могут сами изменить ход вещей, дав дочери шанс, в котором им самим было отказано.
Однажды днем, когда обеденное обслуживание подходило к концу, она предпринимает попытку завести разговор с хозяином дхабы. Тот как раз выравнивает столы, с которых его дочь только что убрала грязную посуду.
Лена подходит к нему и, указывая на стоящую рядом с ним девочку, говорит: «School». Мужчина качает головой и бурчит что-то на тамильском языке. No school, no. Но Лена не сдается. «The girl should go to school», – не унимается она, однако отец стоит на своем. Широким жестом он обводит помещение, давая понять, что тут слишком много работы. «No school, no». И в заключение этого якобы диалога он добавляет слово, от которого на Лену веет холодом и она столбенеет.
Girl. No school.
Эта фраза обрушивается на нее словно нож гильотины. Словно кара. Нет, хуже. Это – приговор. Лена онемела. Она смотрит, как девочка уходит прочь, унося с собой тряпку и метлу, и ей хочется заорать во весь голос. Чего бы только она ни дала, чтобы вместо этих предметов в руках у девочки оказались ручка и тетрадь. Но увы, волшебной палочки у нее нет, да и Индия не похожа на сказочную страну.
Родиться девочкой здесь – это проклятие, думает она, покидая дхабу. Дискриминация начинается с самого рождения и продолжается из поколения в поколение. Держать девочек в неведении – лучший способ поработить их, обуздать их мысли, желания. Отказывая им в образовании, их заточают в темнице, откуда им уже не выбраться. Их лишают любой возможности социального роста. Знание – сила. А образование – ключ к свободе.
Лену бесит, что она не смогла ничего возразить этому человеку: они говорили на разных языках. Но пасовать перед ним она не собирается. Девочка спасла ей жизнь, и она должна отплатить ей тем же, по крайней мере попытаться.
Внезапно она подумала о предводительнице Red Brigade, вспомнила, как та держалась с полицейским на базарной площади. Она ведь местная, эта молодая женщина, ее знают в округе. И ее мнение, возможно, будет иметь больше веса, чем слова Лены. А если даже и не так, то, по крайней мере, с ее помощью Лена сможет объясниться, привести больше доводов. Лене нужна союзница. Одной ей не справиться. И если слова «свобода» и «равенство» здесь ничего не значат, остается надеяться только на слово «братство».
Вернувшись в номер, она отыскала листовку, которую подобрала тогда на проходе. На обороте указан адрес штаб-квартиры бригады. Не теряя времени, она выходит из отеля и нанимает на улице рикшу. В качестве адреса она показывает водителю листовку. Тот смотрит на нее с удивлением, а затем на очень приблизительном английском пытается объяснить, что этот квартал – не для нее. «No good for tourist», – говорит он и начинает перечислять места и памятники, куда обычно стремятся попасть иностранцы. «Krishna’s Butterball, Ratha Temples… very beautiful!» – твердит он. Лена стоит на своем. Наконец водитель со вздохом подчиняется. По мере удаления от побережья пейзаж меняется, превращаясь в непрерывную цепь убогих жилищ, лавчонок, шатких лачуг. Некоторые выглядят настолько ветхими, будто вот-вот разлетятся при малейшем дуновении ветра. Хотя они отъехали совсем недалеко, ей кажется, будто она оказалась на расстоянии нескольких световых лет от отеля. Два разных мира существуют один рядом с другим, не пересекаясь. Вывески туристических заведений обозначают границы охраняемой территории, куда окружающая нищета проникнуть не может.
Рикша останавливается перед гаражом из пеноблоков, окруженным двориком, где повсюду валяются каркасы автомобилей и старые покрышки. Лена удивляется, но рикша уверяет, что адрес верный. И тут же уезжает, оставив ее стоять одну, в тревоге, перед полуразрушенным строением.
Глава 5
«Нападающим часто может оказаться знакомый, – говорит предводительница группы. – Чаще всего это кто-то из членов семьи, дядя, кузен. Но это может быть и чужой, просто человек с улицы. Надо уметь дать отпор в любом случае».
В тренировочном зале на ковре сидит с десяток девушек. Этим утром они начали занятия рано, опасаясь обещанной метеопрогнозом жары. Одетые в свою красно-черную форму, они внимательно следят за показом, храня при этом полное, чуть ли не религиозное молчание. «Он может воспользоваться вашей дупаттой[8], чтобы обездвижить вас и попытаться придушить», – продолжает предводительница. Она знаком подзывает одну из девушек, и та робко выходит вперед. Ухватившись за кусок ткани, прикрывающий ее плечи, предводительница дергает его назад, делая вид, что прилагает к этому все свои силы. Девушка теряет равновесие, пытается отбиваться, поднимает руки к шее. Соперница ловко прижимает ее коленом к земле, не давая вырваться, и душит. «Когда вы оказываетесь в таком положении, это конец! – отрывисто произносит она. – Вы никогда не сможете изменить ситуацию». После этих слов она делает паузу и пристально вглядывается в лица своих «новобранцев». Ей не надо ничего больше говорить: все присутствующие знают, что их ждет, если они окажутся неспособными дать отпор. Она отпускает свою пленницу и продолжает: «Ваше преимущество в том, что напавший на вас не ожидает, что вы ему ответите. Это застанет его врасплох, выведет из равновесия». Сменив без предупреждения роль агрессора на роль жертвы нападения, она хватает девушку за ворот, тянет на себя и одновременно направляет колено ей в пах. Все это происходит так быстро, что та ничего не замечает и не успевает блокировать удар. «Тут дело не в силе, не в росте, – в заключение говорит она, – а в ловкости: каждая из вас способна это сделать. Главное – бить по глазам, по горлу, причинить боль, чтобы убежать». Все кивают с понимающим видом. «Освобождение от удушения – это классика, – продолжает она, – вы должны овладеть этой техникой в совершенстве. Давайте!» По ее сигналу девушки разбиваются на пары и начинают по частям отрабатывать прием.
Лена только что подъехала. Железный занавес на витрине опущен. Она осторожно огибает здание, держась подальше от бродячих собак, спящих среди кусков железа и заржавленных бамперов. Заметив приоткрытую дверь, она заглядывает внутрь: девушки из бригады тренируются под контролем своей предводительницы. Лена потихоньку подходит ближе и какое-то время наблюдает за ними, очарованная их юностью и энергией. В этих без устали повторяемых ими движениях столько грации, силы, гнева… Можно подумать, что от этих упражнений зависит вся их жизнь. «Может, так оно и есть», – подумалось Лене. Самым юным не больше двенадцати-тринадцати лет. Что они тут делают? Что с ними случилось? Что они пережили, почему учатся драться здесь, в этом заброшенном гараже?
Предводительница немногим старше своего войска, но, похоже, пользуется непререкаемым авторитетом. Жесткая, но в то же время внимательная, она проходит по рядам, поправляя то жест, то стойку, то угол захвата кисти. Вокруг – сплошная разруха. Потрескавшиеся стены, изношенный ковер на полу, но это, очевидно, никого не волнует.
Занятие заканчивается. Девушки прощаются с преподавательницей, собирают свои вещи и уходят. Собравшись с духом, Лена проскальзывает в зал. Предводительница не замечает ее. Она присаживается на корточки перед стоящей в углу жаровней, ставит на нее кастрюлю, наполненную густой коричневой жидкостью. Но тут она обнаруживает у себя за спиной Лену и вздрагивает от неожиданности. В изумлении она явно пытается понять, как та попала сюда, в этот квартал, куда не отваживаются заглядывать туристы. Лена показывает ей подобранную на базаре листовку и объясняет по-английски, что пришла поговорить с ней о девочке, спасшей ей жизнь.