Собеседница внимательно смотрит на нее, потом указывает на кастрюльку, которая греется на жаровне. «Я делаю чай. Хочешь?» – спрашивает она. Отказаться Лена не смеет. Она слышала о чае масала, пряном напитке, который тут пьют повсюду и в любое время суток. Масала – это больше чем традиция, это – неотъемлемая часть индийской культуры. Пока предводительница занимается его приготовлением, Лена подробнее разглядывает место, где они находятся: на полу горами навалены пачки листовок, рядом – свернутые в рулон транспаранты. Тут же стоит сотейник и кое-какая кухонная утварь. В приоткрытом железном сундуке виднеется ворох одежды. Наличие зеркала и щетки для волос наводит на мысль, что молодая женщина тут и живет, в этом случайном месте, где зимой явно холодно, а летом страшно жарко.
Лена садится на ковер и берет металлический стаканчик, в который ее хозяйка налила горячий чай. Она делает глоток, и ее поражает пряно-острый вкус этого неожиданно сладкого напитка. От вкуса корицы, кардамона, гвоздики ее нёбо будто взрывается. Она непроизвольно отшатывается и начинает кашлять. Визави оценивающе разглядывает ее. «Если для тебя это слишком крепко, можешь не пить», – говорит она, развеселившись. Понимая, что приглашение к чаю – это не только дань гостеприимству, но и испытание, Лена выпивает содержимое стаканчика до последней капли. Этот чай и мертвого воскресит, думает она. Тем лучше. Теперь, когда первый шок прошел, напиток кажется ей очень вкусным.
Лена охотно соглашается на вторую чашку. Предводительница ухаживает за ней, невольно заинтригованная этой европейкой, так не похожей на иностранцев, которых она привыкла видеть. Тех, кто целыми автобусами набиваются в храмы, магазины народных промыслов, курортные комплексы, предлагающие аюрведические процедуры и занятия йогой. Некоторые, в поисках духовности, запираются в ашрамах. Другие, жаждущие обрести рай на земле, оседают на пляжах Юга, где наркотики найти так же легко, как кокосовые орехи или киви. Не счесть тех, кто, выйдя невредимыми из клиник New Age, потеряли тут разум, здоровье и никогда уже не вернутся назад. Лена явно не имеет с ними ничего общего. Что же она делает тут одна, совершенно потерянная, волоча за собой свое горе, будто неподъемный чемодан?
После этой прелюдии Лена приступает к делу: она нашла ту девочку с воздушным змеем, как посоветовала ей предводительница. Малышка работает неподалеку от пляжа, в дхабе, которую держат ее родители. В свои десять лет она не умеет ни читать, ни писать: она никогда не ходила в школу. Лена пыталась поговорить с ее отцом, но тот не стал ее слушать. Девочка все время молчит, но она способная, Лена чувствует это – по личному опыту, она ведь больше двадцати лет проработала в школе во Франции. Ей хотелось бы, чтобы предводительница выступила на ее стороне и помогла ей переубедить хозяина закусочной.
Предводительницу ее рассказ, похоже, совсем не удивил. «Добро пожаловать в Индию, – тихо говорит она. – В деревнях девочки в школу не ходят, а если и ходят, то очень недолго. Считается, что учить их бесполезно. Лучше пусть сидят дома, работают по хозяйству, пока не подрастут и их не выдадут замуж».
Она умолкает, как будто не решаясь произнести слово, которое звучит здесь как оскорбление, даже больше – как приговор: «неприкасаемая». «У нас говорят “далит”», – уточняет она. Неприкасаемых не любят, презирают. Она и сама перестала ходить в школу в одиннадцать лет из-за плохого обращения со стороны одноклассников и преподавателей, с которым ежедневно там сталкивалась. Она рассказала о постоянных нападках, унижениях. О том, как в соседнем штате Керала люди ее касты когда-то должны были ходить задом наперед с метелкой в руках и заметать собственные следы, чтобы другие люди, идя той же дорогой, не испачкали ноги. Да и сегодня еще им запрещается трогать растения и цветы, которые, как считается, завянут от их прикосновения. Повсюду далиты используются на самых грязных работах. И эти притеснения узаконены индуистской религией, которая отводит им низшее место в кастовой иерархии, делая их изгоями.
С течением времени умонастроения почти не изменились: неприкасаемые по-прежнему остаются париями, нечистыми существами, которым не место в обществе. А девочки считаются еще ниже мальчиков. Нет страшнее проклятия, чем родиться неприкасаемой женщиной. Она сама может подтвердить это, как и каждая участница их бригады. Все они чудом спаслись, став жертвами чудовищного парадокса: прикасаться к этим девушкам нельзя, но насилуют их постоянно без зазрения совести. Младшей из них было восемь лет, когда в отсутствие родителей над ней надругался сосед. «Изнасилование здесь – это национальный вид спорта», – с горечью констатирует предводительница. И виновных никогда не наказывают: жалобам редко дают ход, тем более если пострадавшие относятся к низшей касте.
При таком бездействии властей женщинам пришлось самим организоваться, чтобы обеспечить себе безопасность. Стараниями одной девушки из Лакхнау, они начали объединяться в бригады. Движение носило сначала местный характер, но постепенно охватило всю страну и сегодня в нем участвуют уже тысячи женщин.
Кроме занятий по самообороне, которые проводятся бесплатно, члены Red Brigade патрулируют улицы и в случае нападения вмешиваются, без колебаний преследуют насильников, вступают с ними в прямое единоборство или просто пугают их. Иногда их обвиняют в самосуде, но разве у них есть выбор?.. Результат налицо, добавляет она: с момента создания группы количество случаев насилия над женщинами в округе уменьшилось. Теперь ее бригаду в квартале знают, уважают и одновременно побаиваются.
Она гордится тем, что действует от имени бригады, что ежедневно надевает униформу – красную (цвет гнева) с черным (цвет протеста), но она осознает, что ее деятельность имеет границы, и не преступает их. Как бороться с отсутствием доступа к образованию у девочек, она не знает. Есть битвы, которые кулаками и силовыми приемами не выиграть. Как есть виды насилия, с которыми не справятся все курсы самообороны мира. Что касается судьбы девочки из дхабы, при всем сочувствии к ней, тут она бессильна. Здесь нужны другие виды оружия, которых у нее нет.
Лена слушает ее в изумлении. Она, конечно, слышала о тяжелом положении женщин и неприкасаемых, но думала, что ситуация изменилась к лучшему. Она понимает, что говорит ей молодая предводительница, но не может смириться с этим. Она приехала из другого мира, где образование – это право, шанс, который дается каждому. Школа обязательна везде, говорит она, и в Индии тоже. Она наводила справки, искала в интернете: существует соответствующее законодательство… Хозяйка жестом прерывает ее: здесь закон не играет никакой роли. Никто его не соблюдает, а силы правопорядка плюют на его применение. Будущее какой-то девчонки их не интересует. Вообще, судьбы девочек никого не волнуют. Безграмотные, порабощенные, всеми покинутые – в этой стране их никто не любит. Такова правда. Такова Индия, подлинная Индия, подытоживает она. И ни один путеводитель не посмеет рассказать об этом.
Глава 6
Неужели страна, красотой, культурой и традициями которой все так восхищаются, на самом деле – чудище о двух головах? Возможно ли, что здесь творится столько несправедливостей? Что права женщин и детей попираются здесь до такой степени? Лена выходит из гаража совершенно раздавленная. Слова предводительницы приоткрыли ей совсем иное лицо индийского субконтинента. Этот край, колыбель человечества, где был рожден Будда, родина аюрведической медицины и йоги, скрывает глубоко расколотое общество, которое приносит в жертву тех, кого должно защищать.
Лена пробирается между грудами старого железа и рваными покрышками, когда громкий свист заставляет ее вздрогнуть. Оглянувшись, она видит предводительницу, которая, оседлав скутер, знаками приглашает ее сесть сзади. «Для одинокой женщины этот квартал небезопасен», – говорит она. Она отвезет ее. Лена мнется, но в словах предводительницы звучит скорее приказ, чем предложение. В конце концов она устраивается на заднем сиденье, и скутер пулей срывается с места, оставляя за собой облако дыма.
Примостившись в седле, Лена смотрит, как проносятся мимо хижины, ребятишки на улице, торговцы, нищие, какие-то лавчонки, коровы, бродячие собаки. Без шлема, с развевающимися на ветру волосами, опьяненная скоростью, она прикрывает на мгновение глаза. Посреди этой толпы и шума ее охватывает странное и очень приятное чувство свободы.
Скутер останавливается перед входом в отель. Лена слезает на землю, благодарит девушку и уже собирается уйти, как вдруг понимает, что они не назвали друг другу своих имен. Она тут же возвращается и не задумываясь протягивает девушке руку со словами: «Меня зовут Лена». Предводительница на какое-то время застывает, ошеломленная этим жестом. Рука, протянутая без всякого высокомерия, без задней мысли, значит для нее больше, чем простое приветствие. Она означает: «Ты такая же, как и я. Я не боюсь коснуться тебя. Твой статус, твоя так называемая нечистота меня совершенно не волнуют. Я считаю тебя равной и выражаю тебе свое уважение».
По выражению ее лица Лена догадывается, что никто другой здесь не отважился бы на такой контакт. Это дает ей лишний повод проявить настойчивость. Ее рука все еще висит в воздухе. Эти несколько секунд, показавшиеся обеим вечностью, стерли века издевательств и оскорблений. Предводительница недолго колеблется. Она крепко пожимает Лене руку, после чего необходимость в любых словах отпадает, все становится ясно. Вот оно – главное, в этих соприкоснувшихся пальцах, смуглых и белых, принадлежащих еще не подругам, но уже и не совсем чужим.
«А я – Прити», – произносит она и без лишних объяснений трогается с места.
Однажды Лена узнает, как наказывали детей из высших каст, осмелившихся прикоснуться к «хариджану[9]», как называл их Ганди. Она услышит рассказ человека, которого восьмилетним мальчиком за такую провинность заставили глотать коровью мочу и навоз. Или другого, который, чтобы очиститься, был вынужден пить воду из Ганг