— Ты не спросил! — выкрикиваю я, и тут же кошусь на Даура. — Ты делаешь так с первого дня! Ты никогда не спрашиваешь меня, просто делаешь! Ты… — сжимаю кулаки, дыша глубже. — Я назвала нашего сына Дауром, а в документах он оказался Хакимом! — мой голос звенит от возмущения и обиды, когда я продолжаю, глядя на него. — Мы думали, это разгильдяйство, ошибка!..
Он молчит. Хмуро глядя в сторону.
— Как ты мог?! — выпаливаю я. — Как?..
— Я всё исправлю… — невнятно обещает он, поглядывая на меня виновато!
— Ты был с ней в тот день, — с болью говорю ему. — Потому что дурочка Мира всё стерпит! Кому вообще есть дело до её чувств, до её мыслей?!.
— Это не так! — снова повышает он голос.
— А как?! — исторгаю я из самых глубин своей души.
— Не так! — гаркает он.
По моей щеке бежит слеза. Утираю её рукавицей и говорю, глядя на свои ботинки:
— Я хочу уехать. С Дауром. И ты не будешь нам мешать.
Он резко вскидывает голову и смотрит на меня со смесью непонимания и удивления, будто старая картина вдруг заговорила!
— Куда? — спрашивает он, сощурившись.
— В Париж. — Ровно отвечаю я.
— В Париж? Серьёзно? Надолго?
— На сколько захочется.
Марат молчит.
Вздыхает и смотрит по сторонам. Потом хватает меня повыше локтя и тащит вперёд, одной рукой толкая коляску с нашим сыном. Осматривается на ходу и сворачивает с дорожки, ведя нас в тень деревьев прямо к ограде парка.
Не отпуская мой локоть, он изображает крайнее веселье, и, наконец-то, говорит:
— Ты из города в жизни не выезжала. Хочешь уехать одна?
— Да. — Тихо говорю я, глядя в его глаза.
Он смотрит на меня целую минуту. Медленно скользит глазами по моему лицу, по моему телу, по всей мне. Проводит языком по зубам и хрипловато говорит, глядя на меня исподлобья:
— Не мели ерунды. Никуда ты не поедешь.
Такое небрежное отношение мгновенно выводит меня из себя. Выдёргиваю руку и говорю:
— Тогда проваливай!
— Не смей так разговаривать со мной. — грозно предупреждает король Джафаров.
— А то что?! — рычу я, толкая его в грудь. — Прикажешь упасть на колени и отсосать себе?!
Нависнув надо мной, он нагло усмехается:
— Я бы никогда не стал приказывать, если бы не знал наверняка, как тебе нравится мне отсасывать!
Поднимаю руку и залепляю ему пощёчину. Со всего размаха и со всей дури! У меня никогда не было такого дикого желания его ударить. Никогда в жизни.
Он хватает меня за плечи и впечатывает спиной в ограду, сверкая глазами. Я успеваю лишь взвизгнуть. Его колено молниеносно вклинивается между моих ног, заставляя оседлать каменное бедро, а когда он забрасывает стопу на низкий бордюр, я подскакиваю и оказываюсь сидящей на его бедре полностью. Его рука срывает шапку с моей головы и обхватывает моё лицо. Его перчатка пахнет кожей. Губы накрывают мои. Грубо.
Ударяю его кулаком по плечу, но я даже пошевелиться не могу, он вдавил меня в ограду всем телом.
Бью опять, размыкая губы, чтобы вдохнуть.
Его язык тут же устремляется в мой рот.
— Мммммм… — пищу я, ненавидя себя.
Это…божественно…
Стону, цепляясь за его рукав.
Он целует опять и опять. Шумно вдыхая через нос, подчиняя мои губы своим. Языком и губами, напором и жаждой в каждом касании. Мои губы сдаются. Я тоже сдаюсь. Когда это происходит, сама срываю шапку с его головы и запускаю пальцы в его волосы, сбросив одну рукавицу. Он кладёт руку на моё бедро и сжимает его, подаваясь мне навстречу собственными бёдрами. Я чувствую его возбуждение. Прямо у себя между ног.
— Нет… — выдыхаю я, прижимаясь раскрытыми губами к его щеке. — Не смей!.. — он снова делает выпад бёдрами и ещё один…я зажмуриваюсь, не в силах сдержать стон. Прячу голову на его плече, комкая пальцами его волосы.
— Слушай сюда, любовь моя… — шепчет он, уткнувшись носом в мою щёку. — Я дам тебе всё, что захочешь. Но ты, блять, никуда не поедешь. Забудь об этом дерьме.
— Конечно, — шепчу я в ответ. — Не забудь купить для меня цепь. Только не очень тяжёлую, пожалуйста…
— Для тебя я сделаю на заказ…
Приподнимаю голову и в гневе говорю:
— Мы уедем после новогоднего аукциона! Если ты…если помешаешь мне…я тебе никогда не прощу!
Он ставит меня на землю и тащит к коляске.
— Ты слышишь меня?! — требую я, дёрнув его за рукав.
Он резко разворачивается и смотрит, сцепив зубы.
Расстрёпанный, как и я. Мои волосы болтаются на плечах, извлеченные из-под шубы. Чёртов фетишист!
— Ты никуда не поедешь, Мира. Если хочешь в Париж, я сам тебя отвезу.
— А если я не хочу с тобой?
— Значит, будешь сидеть в городе!
— Мы уедем через два дня. — Сообщаю, подходя к нему вплотную. — После аукциона. Если ты помешаешь мне, я никогда не прощу. Клянусь.
— Посмотрим, — выставляя вперёд подбородок, усмехается он.
— Я не шучу, Марат… — звонко повторяю я, глядя ему в глаза. — Мы уедем!
— Попробуйте, — бросает этот самодур, подходя к коляске и хватаясь за ручку.
— Только попробуй помешать, — шиплю ему в спину, подбирая с земли наши шапки и свою варежку.
— Посмотрим.
— Да, посмотрим.
— Ага, посмотрим.
Глава 33
— …ты отвратительно выглядишь… — с лёгкой брезгливостью замечает старая ведьма. — Ты что, заболела?
Бросаю на Тину говорящий взгляд, поджав губы. Она закатывает глаза и отрицательно машет головой, как бы говоря "не обращай внимание".
Смотрю на сына и замечаю в свою очередь:
— Я здорова. У вас отвратительное зрение.
Даур кряхтит и рассеянно изучает потолок, равнодушный к тому, что в рот его только что запихнули ложку прикорма.
Старуха издаёт какой-то мерзкий звук, похожий на фырканье, потому что зрение у неё получше многих.
— Как ты собираешься сегодня проводить аукцион? У тебя волосы потускнели. — Продолжает третировать меня незваная гостья.
Она заявилась в непозволительную рань, прямо к нашему завтраку. Чёрная и раздражающая, как обычно. Мы с сестрой примерно четыре раза в день жалеем о том, что согласились на щедрое предложение провести ежегодный благотворительный вечер в её доме.
— Пусть Тина проведёт аукцион. — Предлагаю я, пожимая плечом.
Возможно, я, и правда, выгляжу не очень цветуще.
— Я?.. — Восклицает сестра, грохая на блюдце сервизную чайную чашку.
— Нет, должна ты. — Успокаивает ситуацию чёрная вдова. — О вас с мальчишкой Джафаровым весь город судачит, это нам на руку.
О нас с…с мальчишкой Джафаровым?..
Тина захлёбывается чаем, а мне совсем не смешно…
От мальчишки Джафарова второй день никаких вестей!
Чёрт бы его побрал.
Что я должна думать?!
Поднимаю глаза и сталкиваюсь с мутно-ясным старческим взглядом. Старуха подносит к губам маленькую кофейную чашку и отхлёбывает с громким шамканьем. Разве в её возрасте пьют кофе?
— Говорят, вас видели вместе. — Продолжает она. Её голова слегка раскачивается из стороны в сторону, что не мешает ей всюду совать свой нос. — Это из-за него у тебя такая мина?
Нас видели вместе? Ну, разумеется. В тот день в галерее. Теперь о нас все знают? Мне кажется, у меня опять появилась охрана. Максут всюду таскается за мной с тех пор, как вернулся, а вчера на прогулке я видела характерного типа на другой стороне дороги. Всё это признаки того, что мальчишка Джафаров вернулся в мою жизнь, и это больше не секрет.
— Понятия не имею, о чём вы. — Бормочу, отворачиваясь и тряхнув головой, чтобы запрятаться в своих волосах.
Он опять исчез, и я не знаю, чего ждать! Может быть того, что завтра меня снимут с самолёта? Или вообще в него не пустят? Всю дорогу до дома он молчал, я впрочем тоже! А потом он ушёл и больше не появлялся! Я зла на него. Очень зла!
— Сложный ребёнок, — продолжает чёрная ворона, попивая кофе. — …в двенадцать убежал из города на отцовской машине…
Поджимаю губы, глядя на его ангелоподобную шестимесячную копию, мысленно прося Даура никогда не угонять никаких машин.
— Нашли на следующий день…отец отходил его ремнем, а он на утро убежал опять… — каркающе смеётся она, будто погружаясь в воспоминания.
— Как интересно… — бормочу я, пока воображение рисует мне двенадцатилетнего Джафарова, угоняющего отцовскую машину!
Сердце вдруг сжимается, потому что я думаю о том, как нужен будет Дауру отец, когда ему стукнет двенадцать…или тринадцать…черт возьми, он будет нужен ему всегда…и я знаю, что отец Даура любит его. Не сомневаюсь в этом.
Да, да!
А ещё он невыносимый, невозможный, сложный…
Любовь в исполнении Марата Джафарова — это сводящий с ума коктейль из нежности, жёсткости, подчинения и контроля.
— Послушай меня, девочка, — вдруг становясь серьёзной, говорит старуха. Смотрю на неё, изображая внимание. — Вожаком становится один из сотен. Мой муж убил моего брата, когда мы только поженились. Это было очень давно.
— В прошлом веке? — бормочет Тина в свой кулак.
— Я простила. — Глядя мне в глаза, продолжает гостья. — В их мире выживает сильнейший. Твоя задача быть рядом с мужем.
— У меня нет мужа. — Напоминаю ей, хотя не понимаю, почему вообще с ней разговариваю!
— Ты знаешь, что я его прабабка? — вдруг шокирует она меня. — Я советовала ему не жениться на тебе. Эти волосы. Белые. И вся ты, что за странная порода? Ты ему не подходила. А он сказал, что в жизни так не хотел жениться, как после поездки в дом твоего отца. Все об этом знали. Какая блажь… — морщится она.
Сглатываю, покрываясь мурашками. Он так сказал?
Я не знала об их родстве.
Вот так семейка!
Глядя ей в глаза, спрашиваю с подозрением:
— Это он вас прислал?
Она молчит целую вечность, а потом флегматично сообщает:
— Нет.
Её ответ такой неоднозначный, даже несмотря на очевидное значение слова “нет”. На самом деле, это может значить что угодно! От него можно ожидать чего угодно!
Презрев все правила хорошего тона, подхватываю на руки Даура и удаляюсь. Хочу продолжить собирать свои вещи, потому что завтра рано утром у меня самолёт!