Вожаки комсомола — страница 38 из 76

«Надо учиться. Раньше у нас не было для этого времени, воевали. Теперь надо наверстывать упущенное».

По его инициативе создали специальный факультет («Фон») для руководящих работников политотдела и дороги. Подобрали преподавателей из Транспортной академии. Чаплин внимательно следил за ходом занятий и успехами слушателей. Бывало, придешь к нему по делу, а он сперва спросит:

«Почему пропустили занятие? Нет времени? Ответ считаю неубедительным…»

И мы подтягивались, многим он сам помогал».

Чаплин объединил вокруг себя большой, хороший актив работников. «У нас часто после работы собирались железнодорожники — начальники служб, инженеры, инструкторы политотдела, — вспоминает жена Чаплина Роза. — Разговор всегда шел о положении дел на дороге: строительство жилищ, безопасность движения, охрана труда, аварии, неисправности… Эти встречи помогали Николаю устранять неполадки. Он интересовался жизнью и бытом каждого работника, заботился об их лечении и отдыхе».

В числе добровольных помощников Чаплина была и его жена, заместитель председателя общественного совета жен инженерно-технических работников.

«Моя общественная и комсомольская работа проходила в детском секторе дороги. Вместе с руководителем женсовета Долгополовой мы часто выезжали на места, подталкивали ремонт школ, помогали строительству детских садов и яслей, устраивали субботники, особенно во время снежных заносов, проводили собрания жен железнодорожников. Николай поощрял нашу работу».

Чаплин постоянно бывал на линии, оперативно помогая местным работникам. Но мыслил он широко, по-государственному, круг интересов выходил далеко за рамки служебных дел.

Вот отрывок из одного письма жене:

«Был в Мурманске, Хибиногорске, городе, созданном сказочно быстро. Ознакомился с добычей и обогащением апатитовой руды… Поражает горячка строительства, захватившая Кольский полуостров. Заезжал в Медвежью гору. Был в Повенце на Беломорском канале. Проехал семь шлюзов. Исключительно интересное сооружение! И вообще — край неисчерпаемых возможностей, которые нужно поднять, реализовать».

Дальше он упоминает о встречах с работниками-железнодорожниками, о том, что на самой дороге работы непочатый край и работать приходится днями и ночами.

Когда Чаплина наградили орденом Ленина за успехи на транспорте, домой к нему пришло много железнодорожников. Они отмечали:

«Успехи нашей дороги мы связываем с вашим приходом на дорогу. Несмотря на большие трудности (безлюдные места, малочисленность постоянных кадров, текучесть состава и засоренность случайными и чужими людьми), вы с первых шагов вашей деятельности с большевистским подходом и комсомольским пылом взялись за дело и увлекли за собой политотдельцев, коммунистов и непартийных большевиков…»

Чаплин остался верен себе — его скромность и такт хорошо знали все, — он ответил, что хорошие результаты — успех коллектива.

Роза Чаплина вспоминает, что Николай был очень скромным в быту, не гнался за личными удобствами. Какие-либо личные обиды и личные неприятности он старался отметать. Интересы дела выше мелочного самолюбия.

Отвечая на письма ребят из смоленской школы, где теперь пионерская дружина носит имя Николая Чаплина, Роза пишет, как в часы досуга Николай уделял внимание своим детям и их маленьким друзьям. «Он, как хороший педагог, умел разговаривать с детьми по-товарищески. И дети доверяли ему свои мечты. Когда он приходил домой, они спешили поделиться своими ребячьими новостями. Зимой он поощрял их катанье с крутых горок на санках, всегда помогал украшать новогоднюю елку. Летом, во время отпуска или в дни отдыха, ходил с детьми в лес, на берег реки, к морю. Он помогал им увидеть, попять красоту природы. Любил вместе с детьми собирать грибы, ягоды, учил, как отличать съедобные от несъедобных. Дети и их друзья с раннего утра ждали, чтобы пойти с ним в лес или купаться. Хорошо плавая, он и малышей учил держаться на воде…

В своих письмах домой он не забывал посылать привет детям от их «бродячего отца», который превратился в настоящего кочевника».

В письме из Хибиногорска он просит жену передать Кларочке и Борису, что он им привезет «по коллекции разных минералов, красивых камней».

Л. С. Шаумян, работавший с Чаплиным в Закавказье, позднее говорил: «Мне не раз приходилось встречаться с Серго Орджоникидзе и Кировым, и я помню, с какой любовью они говорили о Чаплине. Он прекрасно стал работать на транспорте, и Киров был очень им доволен, и это была не только их любовь к Николаю, но и паша общая любовь к нему».

17

В 1972 году Чаплину исполнилось бы семьдесят лет. Уйдя с комсомольской работы в 1928 году, он присутствовал на торжественном пленуме ЦК ВЛКСМ, посвященном десятилетнему юбилею комсомола, уже в качестве ветерана, вместе с другими виднейшими деятелями юношеского движения.

Каждое новое поколение решает новые исторические задачи в новых условиях и ищет для этого свои методы, свой стиль жизни и деятельности. Воспринимая опыт, традиции и достижения предшественников, отцов и дедов, наследники призваны революцией идти вперед, делать больше и лучше.

Жизнь и деятельность Николая Чаплина, верного сына ленинской партии, боевого комсомольского вожака, служит примером для комсомольских работников. Он отвечал нашему представлению о политическом руководстве ленинского типа. Он был безгранично предан делу революции, высокопринципиален и в то же время чуток, скромен, тактичен, дружелюбен к товарищам. Его дом всегда был местом дружеских встреч, горячих споров, веселых, товарищеских шуток и необидного «розыгрыша».

Запросто приходили к нему и москвичи, и приезжавшие в центр работники. Я видел у пего и представителя комсомола Казахстана Чакпака Артыкбаева, и секретаря Крымского областного комитета Бекира Умерова, секретаря Уральского обкома Игната Шаровьева и вожака ленинградских комсомольцев Георгия Иванова, секретаря ЦК комсомола Украины Семена Высочиненко и цекамольца-сибиряка Николая Кудрявцева.

Сколько новых мыслей и приятельских шуток рождалось здесь в шумных беседах! Помню, как удивило меня однажды, когда Чаплин по какому-то поводу в ходе беседы вдруг остановил свое несколько медвежье разгуливание в небольшой комнате, распрямил грудь и продекламировал строки из поэмы Блока «Двенадцать». И особенно громко подчеркнул: «Революционный держите шаг, неугомонный не дремлет враг!»

Чаплин остался молодым в нашей памяти, как и многие паши сверстники, которых нег среди живых.

Когда я совершаю увлекательные романтические путешествия к комсомольцам разных городов нашей страны, городов моей светлой комсомольской юности, я отбрасываю мысли о своей старости, о тяжелых переживаниях в прошлом.

И я ощущаю рядом Николая Чаплина, слышу громкий голос замечательного вожака советской молодежи, образ и дела которого живут в нашей памяти, в истории Ленинского комсомола.

Революционный держите шаг! Неугомонный не дремлет враг!

Александр Мильчаков

ГАНИ МУРАТБАЕВ

«Гани Муратбаев принадлежал к новому поколению Востока, рожденному в огне пролетарской борьбы, не знающему национальной ограниченности, свободному от проклятых националистических пережитков прошлого… Всегда и везде в трудной и сложной обстановке Туркестана он проводил в жизнь выдержанную пролетарскую линию, укрепляя союз трудящихся Туркестана с российским пролетариатом».

«Правда», 1925, 17 апреля

Если посмотреть отвесно вверх, туда, где распластались во все свинцовое небо ветви старого карагача, тогда можно представить, что вместе с деревом отделяешься от земли, от пожухлой холодной травы, отделяешься медленно, исподволь, и столь же медленно подымаешься над вечереющим Ташкентом. И вот уже летишь ты вместе с деревом по воле ветров, среди туч, рассевающих на земные нивы дождь.

Зимой здешние ветры стремятся обычно на запад. Значит, вместе с ветрами, тучами и старым карагачем можно достичь Аральского моря. А там родная сторона — рукой подать…

При мысли о родине Гани опустил голову и плотнее запахнулся в намокшую шинельку. Смеркалось. Из соседнего сада тянуло дымом кизяка. Напротив, в двухэтажном доме, скрипнула дверь, и на пороге показался грузный человек в сером. Он посмотрел на небо, постоял, поднял воротник плаща. Еще мгновенье — и он растворится в сумерках. Нужно было действовать незамедлительно. Гани отошел от дерева, перешагнул канаву, заполненную мутной водой, и спросил по-казахски:

— Скажите, пожалуйста, где находится директор педагогического училища?

Тот, в сером, молчал, по всей вероятности, разглядывал Гани. Может быть, он не понимал казахского?

— Мне бы директора, — неуверенно проговорил Гани на этот раз по-русски.

— Подойди-ка поближе, парень, — наконец услышал Гани казахскую речь. — Э-э, да ты промок до нитки. Давно здесь стоишь?

— Приехал утром часа в четыре. И прямо с вокзала сюда.

— Что же не зашел в училище? Так под карагачем и околачивался?

— Директора бы мне увидеть, — неуверенно повторил Гани.

— Дире-е-ектора, — протянул нараспев тот, в плаще. — А вот прошлую неделю в школе на Чиланзаре так и убили одного директора. И между прочим, тоже вечером. Вызвали на улицу по какому-то делу да из нагана всю обойму и всадили. Басмачи треклятые!

— А у нас комиссара зарезали. Бандиты. Прошлой весной, — тихо сказал Гани.

Грузный развел руками, потом отворил двери и произнес оттаявшим голосом:

— Заходи. Надо бы тебе обсушиться. Заодно потолкуем.

Они поднялись по лестнице на второй этаж, миновали несколько дверей с белевшими во мраке табличками и наконец оказались в просторной комнате. Спутник Гани засветил лампу с зеленым абажуром и указал глазами на вешалку:

— Раздевайся, парень. С тебя течет как из дырявого казана.

Снимая длинную, до пят, шинель, Гани разглядывал диковинное убранство комнаты. В углу возвышался большой глобус. В шкафах покоились какие-то склянки причудливых форм, банки с заспиртованными змеями, ящерицами, лягушками. На стене висела географическая карта Российской империи, вся испещренная красными флажками. Возле стола, на деревянных полках поблескивали золотым тиснением корешки книг. Гани подошел поближе и с радостью прочел знакомые имена: Пушкин, Гоголь, Салтыков-Щедрин, Достоевский, Толстой.