вал с учащейся молодежью, называя ее «барометром партии».
Вопреки решению ЦК, осудившему выступление Троцкого как фракционно-раскольническое, оппозиционеры выступали с демагогическими речами, навязывали партийным и комсомольским массам троцкистскую платформу, рассылали клеветнические письма.
В ноябре 1923 года ЦК РКП (б) принял решение открыть дискуссию, которая сразу же охватила все организации. Наиболее остро и напряженно борьба протекала в Москве. Здесь оппозиция сосредоточила свои главные силы. Прежде всего она пыталась взять с бою районные партийные организации столицы. Дискуссионные собрания проходили в чрезвычайно острой обстановке.
Однажды осенью 1923 года Косарева и Сеню Федорова пригласили на собрание в Хлебную биржу. «Мы пришли туда как на обычное собрание, — рассказывает Федоров, — и вдруг началось такое, что мы сначала только изумленно переглядывались, а к концу совсем растерялись.
Один выступающий за другим, а в этот вечер в Хлебной бирже собрались все, кроме Троцкого, лидеры будущей оппозиции бросали страшные обвинения в адрес ЦК партии. Мдивани, например, заявил: ничто уже не поможет, только хирургический путь, ножом надо резать.
Мы были ошеломлены. Что в партии? Что делать?
— Идем к Николаю Николаевичу, — сказал Сашка». Было уже совсем поздно, но в райкоме партии еще светились огоньки. Ребята зашли к заведующему орготделом Мандельштаму, с которым были дружны.
— Николай Николаевич, мы с биржи, пожалуйста, объясни, что происходит в партии?
Два часа просидели они, вникая в слова опытного большевика, который рассказывал им об истории борьбы Ленина с Троцким.
— Организуйте кампанию, идите разъяснять большевистскую линию партии на заводы, на фабрики. Надо увлечь молодежь за собой. Помните, на многих предприятиях района троцкисты очень сильны. Готовьтесь к боям, — с этими словами Мандельштам проводил Сашу с Семеном до дверей.
В эту ночь они плохо спали. Угрозу, нависшую над партией, они восприняли как личную. Решили на следующий день собрать пленум райкома комсомола.
Вскоре в Введенском народном доме состоялась районная партийная конференция. На ней присутствовали представители ЦК партии. Обстановка была накалена до предела. За одних только счетчиков для избрания президиума голосовали полтора часа. За линию партии на этой конференции было подано только на несколько голосов больше. Здесь Саша и Семен окончательно поняли, как опасно положение и какая неусыпная война предстоит с троцкистским блоком. Но ни секунды не сомневались они в том, что ленинская линия партии победит.
Особенно серьезным было положение в вузах района. Здесь имелась благодатная среда для распространения троцкистских идей. Рабочая молодежь еще не пошла в институты, учась пока на рабфаках. Студенты же были в основном выходцами из мелкобуржуазной среды и легко попадали под влияние оппозиционеров. В это время комсомольская организация Московского высшего технического училища имени Баумана почти целиком оказалась на стороне троцкистов.
Саше Косареву пришлось бросить основные силы райкомовского актива в вузы. Сам он взял шефство над МВТУ. Большую помощь оказывал ему в борьбе за молодежь вузов ЦК РКСМ.
Огромная работа по идейному и общеобразовательному воспитанию молодежи, которую к тому времени осуществил Бауманский райком комсомола, принесла свои плоды. Районная комсомолия, а она насчитывала к тому времени около шестнадцати тысяч членов, поддержала большевистскую линию партии, линию райкома комсомола.
Разгром троцкистской оппозиции в Москве, завершившийся к середине января 1924 года, имел важное политическое значение для укрепления единства ленинской партии, ее связи с массами. Московские коммунисты твердо стояли на ленинских позициях. Участие в борьбе с троцкистами закалило Косарева как бойца партии.
Рано утром 22 января в общежитие прибежал парнишка: «Где Косарев? Ленин умер».
Нашли Александра, он побелел как полотно:
— Пошли в райком. Зовите всех.
«Не было у нас тогда ни машины, ни какого другого транспорта, — вспоминает С. С. Федоров, — но в тог же день мы собрали пленум комсомольского актива». А потом все активисты пошли на фабрики и заводы: начались траурные митинги, посвященные памяти вождя.
На другой день на пленуме ЦК РКСМ приняли решение назвать комсомол имени Ленина — Ленинский Коммунистический Союз Молодежи. В июле 1924 года VI съезд комсомола утвердил это решение и обратился к молодежи со специальным манифестом — клятвой верности ленинским заветам.
Ленинский призыв привлек в партию и комсомол сотни тысяч новых бойцов.
В эти дни вступила в партию и мать Косарева, Александра Александровна — это была большая радость для Саши.
Ленинский призыв был последним комсомольским делом, которым руководил в Бауманском районе Александр Косарев…
В ноябре 1924 года по рекомендации ЦК РЛКСМ Косарева избрали секретарем Пензенского губкома комсомола. Вместо него Бауманский райком возглавил Семен Федоров. Но связь с районом, с его активом, с аппаратом райкома Саша не потерял, он как бы шефствовал над ними. Приезжая в Москву по делам, он жил у матери, то есть почти в райкоме.
В Пензе Александра увлек широкий круг совсем новых для него вопросов. В поле зрения Косарева попала целая губерния — с запущенным сельским хозяйством, с проблемами раскулачивания и создания коллективных хозяйств, с огромной невозделанной целиной — малограмотной, отсталой и в культурном, и в политическом смысле сельской молодежью. И Саша восторженно берется за эту целину: ездит по деревням без устали, выступает перед юношами и девушками, убеждает их в том, что сейчас только от их энергии, сознательности и трудолюбия зависит, станет ли деревенская жизнь красивой и сытой для всех.
В Пензенском губкоме Косарев пробыл совсем недолго. Но за два неполных года успел войти в жизнь города и области. Не случайно несколько лет спустя Косарев — уже генеральный секретарь ЦК ВЛКСМ — продолжал получать письма, которые начинались словами: «Поскольку Вы наш пензяк, обращаюсь к Вам с просьбой…»
На любой должности Саша сохранял широкий взгляд на жизнь, проявлял многосторонность интересов. В Пензе он занимался в основном деревенскими проблемами, а на IV Всесоюзной конференции комсомола в 1925 году выступал по докладу «Деятельность Коммунистического интернационала молодежи».
Энергичный секретарь Пензенского губкома комсомола говорил о том, что нельзя так часто менять членов делегации комсомола в Исполкоме КИМа, это мешает им вникнуть в суть дела. Косарев предлагал шире отражать жизнь и борьбу зарубежной молодежи в газетах и журналах, вести повсеместную интернациональную пропаганду. «Если в Москве и Ленинграде мы мало знаем о КИМе и его работе, то, могу вас уверить, товарищи, в провинциальных и деревенских организациях о нем ничего не знают». Речь Косарева понравилась тогдашним руководителям ЦК комсомола — Чаплину, Соболеву, Мильчакову. «Боевой парень!» — была единодушная оценка. Вскоре Косарев был избран членом ЦК комсомола.
В начале января 1926 года Косарев забежал на минутку к Федорову:
— Сеня, благослови, еду в Ленинград.
После XIV съезда партии, который в декабре 1925 года разоблачил «новую оппозицию», выступавшую против курса на индустриализацию страны, то есть против генеральной линии партии, зиновьевцы отхлынули в Ленинград. Там они еще сохраняли значительное влияние и в партийной, и в комсомольской среде. Время было очень трудное. Еще задолго до съезда зиновьевцы вели фракционную, по сути подпольную, работу в Ленинградской партийной организации. Они двурушничали, заявляя, что они за ЦК, чтобы обмануть коммунистов города и провести делегатами на съезд своих сторонников. А теперь они грубо нарушали внутрипартийную демократию, пытались установить режим организационного зажима и репрессий. Зиновьевцы срывали распространение «Правды» и других центральных газет; преследовали коммунистов и комсомольцев, высказывавшихся в поддержку решений съезда.
Но преданные партии коммунисты оказывали оппозиционерам мощное противодействие. В большинстве районов города и на крупных предприятиях были созданы инициативные группы для пропаганды решений съезда.
Тогда зиновьевцы запретили приносить в партийные коллективы съездовскую литературу, раздавать ее товарищам по работе. Сторонники оппозиции не останавливались даже перед тем, что силой отбирали книги; мешали обсуждать решения съезда не только на партийных собраниях, но и в неофициальной обстановке — во время обеденных перерывов, после работы, дома.
Оппозиционеры в буквальном смысле слова выслеживали сторонников линии съезда, особенно членов инициативных групп. Их не допускали на предприятия и в учреждения, обвиняли в раскольничестве, запугивали всевозможными карами, подвергали необоснованным партийным взысканиям, отстраняли от партийной и основной работы.
Особенно обострилась борьба в первых числах января. Достаточно было оппозиционерам узнать, что на квартире рабочего П. А. Ипатова собралась большая группа краснопутиловцев, как туда был немедленно послан грузовик с активистами из оппозиции, которые стали силой разгонять партийное собрание. Еще более неприглядная история произошла на 3-й табачной фабрике. Здесь, в одной из мастерских, инициативная группа созвала 4 января собрание коммунистов, на которое пришел представитель районной инициативной группы С. А. Туровский. Взломав дверь мастерской, сюда ворвались зиновьевцы. Они разогнали коммунистов, а Туровского, избив рукояткой револьвера, выбросили за фабричные ворота.
Не менее ожесточенно проходила борьба и в городской комсомольской организации. Ее руководители, поощряемые оппозиционерами из партийного аппарата, встали на путь явного неподчинения партии. Они использовали неопытность и политическую незрелость комсомольцев, чтобы настроить их в пользу оппозиции и превратить в свою главную опору в Ленинграде.
Бюро Ленинградского губкома комсомола пошло на неслыханный шаг, отказавшись признать правильными решения XIV съезда партии. Зиновьевцы пытались любыми путями вырвать молодежь из-под влияния партии.