Ну что ж, придётся основать и мне династию, если раньше не остановят. Порыскав по трупам и собрав всё оружие, я стал решать, что делать дальше.
Освобождённые рабы ждали своей участи со страхом смотря на меня, и на моих воинов. Их можно было понять, за последние дни они пережили столько событий, какие и за всю жизнь, можно не получить. И сейчас переходили из рук в руки, словно какой-нибудь переходящий приз, что по факту и было.
Я дал знак своим воинам, и те стали организовывать сбор погибших. С нашей стороны погибло около тридцати воинов и около пятидесяти было ранено. Суданцы потерпели сокрушительный разгром и бежали, побросав своих раненых Сколько их было, осталось для меня загадкой, но восемьдесят трупов, собранных рабами и десяток пленных раненых, имели место быть.
Спаслось не больше тридцати человек, и то навряд ли. Наверняка, большинство из них были ранены и самостоятельно они не смогут добраться к своим, пройдя через саванну и дикие джунгли.
Собрав с трупов, всё наиболее полезное, я приказал сжечь их. В ответ увидел недовольные рожи негров. На их выразительных физиономиях была отражена вся гамма их чувств, от надежды до разочарования. Конечно, столько мяса пропадает, и таких сильных врагов, чьё сердце, надо непременно съесть. А тут начальник их сжечь предлагает.
Я, решил тогда трупы закопать, но глядя на их явно обрадованные рожи, отказался от этой мысли. С них станется, ещё и выкопать трупы, или попросту обмануть меня и съесть втихаря их органы. Вроде как, сердце врага наполнит их его отвагой, которая была у него при жизни. Разозлившись на это, потому что, вся моя борьба с каннибализмом, не стоила ни гроша, и я пока не в силах был бороться с вековыми традициями и образом жизни, к которому они привыкли с детства.
Жрать людей и гадить в реку, это нормально, а выращивать маис, бананы и батат – это тяжело. Этот родоплеменной строй, меня стал очень доставать, прибавить к этому ещё их нелепые понятия о красоте, в виде тарелок в губах и прочих уродствах, от которых хотелось плеваться, то вообще хоть вешайся.
Был бы я один из них, то всё было бы нормально. Но я на них был похож, только телом, а душа и мозги были совсем другими. Обматерив, всех и каждого и пнув парочку особо тупых дебилов, я пригрозил им всяческими карами и что их душа, навеки заблудится между небом и землёй и будет мучить каждого, кто имел с ними родственные отношения.
Меня испугались, и уже не возражая, бодро потащили всех убитых к реке.
– Опять, крокодилам повезло, – с грустью подумал я, – сначала они нас едят, а потом мы их. А кожу на воротник. Тьфу, на жилетку кожаную и ремни.
Сбросив трупы в реку и помахав им рукой, глядя, как они уплывают на корм животным, а не людям, я двинулся на захват города, который упал мне в руки, почти без борьбы. Город назывался Бирао. Как я упоминал выше, он был довольно крупным для этой части Африки, но уже разграбленным.
Главный вождь и его визирь были убиты, а всё войско разбежалось по округе, либо было взято в плен и обращено в рабство. Жителей в городе почти не осталось, они либо сбежали, либо были убиты, либо, только сейчас вошли в город, освобождённые мною.
Вместе с ними мы вели и десять раненых суданцев, что попали к нам в плен. Что с ними делать я не знал, пока мои воины, не стали с ними разбираться, услышав от рабов об их издевательствах. Разумеется, разбираться они стали по своему.
Я, еле успел спасти всего одного, и то потому, что он был поумнее остальных и бросился ко мне, вычислив во мне вождя и не страшась моей раскрашенной в разные цвета и перекошенной от гнева рожи.
– "Вождь, вождь". Я с трудом понимал его лепет на ломаном наречии. Временами, он перемежал туземную речь, и слова одного из европейских языков, но я никак не мог понять какого.
Какие-то обрывки из иностранных слов, я ещё понял и начал с простого.
– Ду ю спик инглишь?
Глаза, у загорелого отморозка загорелись, услышав от меня слова европейского языка.
– Ты по-русски понимаешь… урод?
Глаза его, сразу потускнели, а горбатый нос уныло повис.
– Идишь? – он помотал головой в отрицании очевидного. Ну я это так спросил, чтоб поприкалываться. Его лицо, напоминало кого угодно, но только не еврея, даже эфиопского.
– Шпрехен зи дойч? – опять неудача.
– Парле ву франсе? – и любители свежих круасаннов, устриц и бёдер гигантских лягушек, тоже не оказались его соплеменниками.
Может, он датчанин, или эстонец? Таджик, иранец, араб? – но я, не знал ни слова на этих языках. Ладно, а если на этом.
– Аблас испаньол?
– Нау, нау. Эу, португэш!
Ять…, так он португалец! Вот сын бешенной собаки, как далеко его занесло от Лиссабона. То-то я смотрю, рожа у него знакомая. Вроде не негр, хоть и загорелый до черноты, и не араб – волосы другие, и черты лица европеоидные, хотя издалека, спутать можно, особенно если чалму на башке носить.
Да… занесло брателлу, далеко от родных берегов. Сейчас наврёт мне с три короба, рассказав, какой он белый и пушистый. Ну не белый, а скорее чёрный, но всё равно, пушиииистый, аж жуть. А у самого наверно, руки по локоть в крови, и пройдоха, которого и свет не видывал, авантюрист и изгой.
Зовут Луиш. Ну стандартное имя для португальцев. Меня, вот Ваня зовут, но что-то никто тут, так и не смог это произнести. Ван, и всё тут, хоть усрись. Хоть бей, хоть не бей, хоть лей, хоть не лей. Эх тоска, то какая.
Ладно, оставлю дармоеда, глядишь и польза какая от него будет, а не будет… – тогда в котёл на закусь, в качестве бешбармака для моих соплеменников, надо же их когда-то и баловать, не всегда же бить, за одно и тоже.
Звали его Луиш Амош, о чём он сразу рассказал, как только почувствовал, что его не собираются убивать. Родом был из небольшого городка Латуш. У этого города был морской порт. Из которого восемнадцатилетний Луиш и отбыл в португальскую колонию Гвинея-Биссау.
Где он шарахался после, и как попал в компанию охотников за рабами, да ещё и из Судана, он не рассказывал… пока. Подвижный, сухопарый, загорелый до черноты, роста примерно метр семьдесят пять, с тонкими чертами лица и тёмно-карими глазами, он производил впечатление проныры и авантюриста, кем скорее всего и являлся.
Ранен он был легко. Копьё проткнуло его ногу и задело правую руку. Посмотрев на своих раненых, я отдал приказания кипятить воду и приступил к первичной обработке ран и оказание медицинской помощи. При этом особо никого не жалел и делал всё грубо, но правильно.
Крики и мольбы о помощи, я старательно игнорировал, иногда крича прям лицо в лицо страдающему. Ибо не фиг, вождь есть вождь, а вождь оказывающий лично медицинскую помощь и спасающий их чёрные шкуры, это вождь в кубе, если не святой.
Но у статуса святого, тоже есть недостатки, которые мешают ему жить, поэтому воздержусь. Так что вождь… Просто вождь, но большой, смелый, сильный, ловкий, однозначно – справедливый, но иногда… уж очень страаашный и жестокий.
В вещах суданцев, даже нашли немного крепкого вина, которым я смачивал и промывал раны, а нарезанные тряпки из их одежды, вскипятил на огне и стал перевязывать ими раны.
Страждущим, дал немного вина и во внутрь, добавив настои лекарственных трав. Остальные обошлись и так. Луиша, я тоже перевязал, но увидев отвалившейся кусок мяса от его руки, срезанный копьём и висящий на лоскутке кожи, покачал головой и достал свою гордость. Выменянную чудом у торговца, большую "цыганскую" иглу и моток суровых ниток.
Затем со сладострастием посмотрел на Луиша и приступил к оказанию ему первой хирургической помощи. Он конечно не хотел, и даже начал брыкаться, но дружеский удар по голове, помог ему отключиться, и без помех, дал мне закончить зашивать его рану.
С удовлетворением посмотрев на получившийся шов, немного правда кривоватый, я ещё раз промыл его рану и перевязал чистой, вываренной в кипятке тряпицей, сполоснутой в отваре лекарственных трав, с любовью собранными негритянскими девственницами на утренней заре.
Да уж, размечтался, ни девственниц, ни холодной утренней зорьки, здесь в упор не наблюдалось. Потому что в двенадцать, здесь уже рожают, и никого это не удивляет и не возмущает. А девушки бестолковы и ленивы до невозможности.
Так что, травы собирала Мапуту, под моим чутким руководством, и Нбенге, которая вызывалась ей помочь, и если бы не я, то наверно у неё получился бы отличный сбор для поноса, или остановки сердца, ну или может хорошее рвотное, и это несмотря на то, что она была действительно девственницей.
В общем, не верьте рекламе, она двигатель не прогресса, а пылесоса, что непрерывно сосёт из ваших карманов деньги, похлеще опытной и разбитной проститутки. Так что да. Реклама – это проститутка торговли. Все знают, что она падшая женщина, но никто при этом не отказывается от её услуг.
Оказав хирургическую помощь, я пошёл отдыхать, вымотанный за день. Португалец Луиш, был, что называется последним на снаряде и больше никому помощь оказывать было не надо, и я зашёл в свой город под названием Бирао.
Глава 15. Город "мечты"
О, как ты красив! Как шумят над тобой могучими кронами древние баобабы, как скачут по их ветвям, не менее могучие негры. О, простите! Я сказал – негры? Нет, нет! Я оговорился. Конечно нет, это были не африканцы, а много, много диких обезьян, с вызывающе красными задницами и торчащими из них, как недоумение, длинными хвостами.
Да, кажется, я выпал из реальности. Что ж, иногда, это со мной бывает. Хочется знаете иногда, помечтать. В действительности же, мне предстала огромная куча лачуг, крытая всем, чем угодно, кроме того, что действительно было нужно.
Если бы человеческое дерьмо могло бы засохнуть, и укладываться пластами, то без сомнения, оно было бы здесь, главным строительным материалом!
Оглядев, кое-где разрушенные хижины, лачуги, убогие мазанки и, огромный шалаш, игравшей в этом убожестве роль дворца, я только, с грустью усмехнулся жестокой действительности и разразился проклятиями в адрес отца моей бывшей подруги, что без всякого сомнения приложил к моим несчастьям свою подлую руку.