Ричард Вествуд не совсем понял, о чём говорил вождь, но догадывался, что тот имел в виду. Но откуда он мог знать, что некоторые неписаные правила шефства старших над младшими, в закрытых аристократических интернатах, часто имели некрасивую и тошнотворную подоплёку. Таким образом, в детях уничтожалось всё хорошее, что было заложено от природы, и насаждались извращения и гадкое отношение ко всем окружающим.
Нездоровый карьеризм, манипулирование другими, лицемерие, тонкие издевательства и скрытые надругательства, неоднократно имели там место. Это было не со всеми, и не всегда. Но это было, и все выпускники закрытых интернатов об этом знали. Откуда об этом знал вождь, было непонятно.
Но, также, было непонятно, откуда он знал русский язык, огнестрельное оружие, технически сложные механизмы, историю разных стран. Легко обучался иностранным языкам, умел обращаться с картой и на равных общался с людьми, стоящими гораздо выше его, как по культурному и духовному развитию, так и по уровню образованности.
– Что ты хочешь от меня… вождь?
– Правды, и ничего, кроме правды. А потом, ты умрёшь, – равнодушно ответил тот.
– Я могу заплатить за себя выкуп.
– Деньги тлен. Мне нужно оружие. Ты можешь дать мне батарею артиллерийских орудий, с запасом снарядов на каждое?
Вествуд погрустнел и ничего не ответил, лихорадочно обдумывая свою участь, ища пути выхода из сложившегося положения.
– Вот и я про то же. Грустно и смешно. Кто ты, англичанин, ты майор? Полковник?
Вествуд не сдержался и в его глазах мелькнул огонек.
– Гм, значит, полковник. Хорошо…, но мало. Ты – тёртый калач, раз дослужился до такого звания, и тебе поручили меня убить. Но у тебя ничего не получилось, к счастью, для меня.
– Двойного агента из тебя не сделать – обманешь и предашь. А предателей я не люблю. Придётся тебя отравить. Заодно, испытаю действие нового парализующего яда. Я назвал его «Новичок». Как тебе название? Да ты не поймёшь, в чём прикол, к сожалению. Ну, да ладно.
– Есть что мне сказать? Нет? Кто тебя послал? Королева? Парламент? Да всё и так ясно. И Парламент, и королева. Ладно, подумаю, что с тобой делать! Может, на британский флаг порву и выставлю на стену, в назидание, так сказать, другим, – и резко оборвав бесполезный разговор, я вышел, не прощаясь.
Глава 5Послы
Пора было отправляться в Фашоду, которая была, пока, под контролем дервишей. Но мне пришлось немного задержаться, так как прибыл посол от Менелика II. Его сопровождал Аксис Мехрис, который, уже во второй, приехал ко мне с подготовленным пактом о ненападении. Тема, как оказалось, была очень скользкая. Менелик требовал гарантии того, что я не буду нападать на него, сговорившись с дервишами или англичанами.
Его опасения были небезосновательными. Я, действительно, подумывал об этом, вспоминая информацию, рассказанную штабс-капитаном Мещерским и рассматривая очень подробные карты, купленные у него же, а также, у торговцев. Эти карты были перерисованы, в свою очередь, с английских, и были весьма подробны. По ним я и ориентировался.
Внимательно всё обдумав, я решил принять послов. У Менелика я покупал оружие, у него же служили, в качестве инструкторов, русские офицеры и, даже, был организован полевой госпиталь. Чего мне крайне не хватало. Наконец, все коптские священники происходили из его страны, всё это вместе не давало мне повода игнорировать его.
А тут ещё, предложение руки и сердца, а по сути, династического брака, с малолетней Хайдди Селассие, от которого нельзя было отказываться. Покопавшись в своей многострадальной памяти, я вспомнил, как мой школьный товарищ собирал монеты.
Точнее сказать, нумизматом был его престарелый дедушка, а он перенял у него эту страсть, сделавшись постоянным посетителем всевозможных сборищ и тусовок, устраиваемых собирателями царских и иностранных монет. Обо всех предлагаемых образцах, он докладывал своему дедушке и, по его поручению, продавал или покупал новые монеты, либо, обменивал их на другие. Мой друг собирал монеты Африки, были у него в коллекции и Эфиопские бырры.
Последняя монета была датирована 1902 годом, значит, правлению МенеликаII скоро должен был прийти конец. Последующие правители не остались у меня в памяти, и я нигде не слышал о них, из чего следовало, что ничего хорошего Абиссинию, а в последующем, Эфиопию, не ожидало.
Только очередная война с итальянцами, и чудом сохранённая независимость. Исходя из этого, я понимал, что не надо торопить события, а подождать, когда чёрный цвет будущей смерти императора Абиссинии облетит и созреет плод его гибели, после которого и стоило уже предпринимать активные действия. И если не захватывать власть самому, то, по крайней мере, подталкивать к этому внебрачного сына Иоханныса IV, с последующим протекторатом, в свою пользу, либо к созданию конфедерации, со мною во главе. Я не люблю власть, я к ней стремлюсь! Но, исключительно, вынужденно. Мне ещё родину спасать, если сам не погибну, к этому времени.
У меня, по-прежнему, были только жалкие зачатки примитивной медицины, несмотря на огромную работу, проделанную фельдшером Самусеевым и его огромной супругой Сивиллой. Всё, что они смогли сделать, это создать курсы медсестёр и медбратанов, для тех, кто был наполовину знахарями, а наполовину, практикующими хирургами.
«Кому что отрезать, сюда пожалуйтца!»
Также, их большим достижением были акушерские курсы, организованные в каждом городе. Курсы имели форму тайного общества, в которое допускали только проверенных и специально отобранных женщин, рекомендованных старшинами селений.
После этого, хоть рождаемость и осталась прежней, но послеродовая выживаемость матери и ребёнка резко возросла. Особыми льготами пользовались женщины, беременные от белых, им выдавали подарки и, на первое время, после благополучных родов, снабжали продуктами, по моему личному распоряжению.
Местные повитухи активно делились своим опытом, который обобщался женой Самусеева Сивиллой, в свою очередь, обогащаясь умениями, которые добавил он. Знание действий местных лекарственных трав, плодов, корнеплодов, отваров и эликсиров, произведённых из них, а также, мои знания фармакокинетики и фармакодинамики, в общем, и дали такой предсказуемый эффект.
Время моего нахождения в городе Бартер тоже не прошло даром. Я, наконец, разобрался с переписью населения, обязав каждого сельского старшину отчитываться в количестве людей, проживающих на территории деревни, и собирать с каждого дома ракушки каори, в виде отчётности. Одна ракушка – один человек.
Десяток ракушек преобразовывался в дощечку, на которой было изображение человека. Каждый десяток помечался одним изображением. Заканчивалась табличка, делалась следующая, и так далее. На первое время, этого должно было хватить, а потом я планировал провести более сложный учёт населения.
Там же, стали внедрять и принудительную татуировку. Первая буква на русском алфавите обозначала название племени, например, «Б» – банда, год рождения, тоже буквой, как на монетах времён Петра 1. Например, «А»- 1850 год, ну и третья буква, обозначала страну, в которой он родился на тот момент, например, Буганда – буква «Б». Примитивно, конечно, но хоть что-то.
Налоги собирались натурой, и каждый вождь обязан был отчитываться перед моей налоговой службой, в которой главным был Емельян Муравей. Это была ещё та шарашкина контора, в которой служили все подряд, причём, иногда, такие проходимцы, на которых и клеймо ставить было некуда. Набирались туда, главным образом, русские, но были и армяне, и евреи, и бог весть кто ещё, вплоть до финнов.
Самое смешное, в этой, так сказать, налоговой службе, никто никому не доверял, и каждый считал своим долгом подставить товарища, которого воспринимал как конкурента, и слить начальнику, рассказав о его манипуляциях с налогами. Это приветствовалось и поощрялось.
Налоги платились, и склады уже распухали от собранного имущества, которое надо было продавать дальше, но каналы поставок были разрушены, а в свете самоизоляции и дозированного расхода имеющихся ресурсов, я не собирался форсировать и массово искать новые пути сбыта накопленной слоновой кости и всего остального.
Налоги брались натурой, но, пока, небольшие. Из-за, полностью прекращённой мною, торговли рабами, возник частичный коллапс торговых отношений. Главный товар, интересующий арабских купцов, исчез, как исчезли и прибыли, которые они получали от этого. Но их ряды я основательно проредил, задавив в зародыше все протесты. На кол, правда, не сажал, больше виселицами баловался.
Оставшиеся в живых, приняли новые правила игры и занялись торговлей другими товарами. На очереди были местные крупные вожди и землевладельцы, но их на моей территории было очень мало. Все они находились, в основном, на тех территориях, где процветало государство махдистов, и где они создали жёсткую феодальную структуру, постепенно выросшую из рабовладельческого строя.
Сейчас у них были тяжёлые времена, они отражали нападение двадцатитысячной англо-египетской армии генерала Китченера, постепенно проигрывая ему. Уже был взят город Донгол и Абу-Амад. Дело шло к развязке.
Но дервиши собрали пятидесятитысячную армию, и были уверены, что отстоят своё государство. Очередной гонец, с моей почтовой станции, «обрадовал» известием, что ко мне направляется их посол, с дарами. Мне предстояли тяжёлые переговоры с представителем Менелика II.
Я находился в большом глиняном доме, конфискованным у казнённого арабского купца, когда мне доложили, что послы прибыли. Оглянувшись вокруг, и поудобнее усевшись на походном, вырезанном из ценных пород древесины, троне, я поправил свою кожаную жилетку, со свинцовыми пластинами, под арабской хламидой, и велел:
– Пускайте, – приготовившись к интересному разговору. Рядом со мной сидел Емельян Муравей, с запасом бумаги и чернилами, рас Алула Куби, отец Кирилл и ещё некоторые из приближённых. Не было только моего единственного друга, Луиша Амоша, но он был уже в пути. До меня дошла весточка от него, но об этом позже. Дверь отворилась, и ожидаемые послы вошли.