Лондон не принимал пароходы из Восточной Африки, объявив их чумными, также поступили САСШ, Франция, Италия, Германия, Россия и Португалия. Поставки сырья из Африки резко уменьшились, а цены на каучук, гумми-арабик, хлопок и сахар резко возросли.
Вслед за этим, взлетели цены на остальные продукты и промышленные товары, а оплата труда, наоборот, уменьшилась. Это не могло «не радовать» правительства всех ведущих стран. Маркиз Солсбери громко стучал кулаком по столу и требовал от дипломатического работника, ответственного за проведение тайных операций, голову Иоанна Тёмного.
– Когда вы принесёте мне известие о его смерти? Мне надоел этот наглый и вонючий негр! – орал он на своего подчинённого. Ответом ему было многозначительное молчание. Не мог же ответственный работник открытым текстом сказать, что их лучший агент давно работает в этом направлении, но тщетно.
Палач, тем временем, докладывал Мамбе об уничтожении группы наёмников, ночевавших на одной из почтовых станций и прикрывавшихся легендой о желании наняться к известному чёрному королю.
Внимание на себя они обратили очень хорошим вооружением, профессиональными навыками и постоянными расспросами о жизни короля. Когда не было рядом никого из случайно попавших в Африку европейцев, они обсуждали между собой планы, даже не скрываясь, с презрением относясь к дикарям.
Но Палач, после всего произошедшего, развил бурную деятельность и внедрил на станциях наспех собранных агентов. Были там и бывшие афроамериканцы, владевшие английским языком, а точнее, афроамериканки, главной деятельностью которых было слушать и запоминать, а потом, докладывать всё услышанное и увиденное.
Были на станциях люди, владевшие и русским, и арабским, и французским, и португальским, но появились они не сразу, а постепенно, и дело своё делали хорошо.
Рано утром, заночевавший на одной из почтовых станций, отряд убийц был захвачен врасплох и уничтожен воинами Палача. Допросив одного из них, Мамба отказался от голов этих убийц. Они были ему не нужны. Всё равно, тот кто его заказал и так был ясен, а цепочка посредников не вызвала никакого интереса.
Головами несостоявшихся убийц украсил ограду своей хижины Палач, как напоминание о том, что враг не дремлет и враг многолик. В центре импровизированного «сборища» красовалась засмоленная и высушенная голова его личного врага, Раббиха-аз-Зубейра, отданная Мамбой. Враг не дремлет, враг не спит, враг везде, враг – всегда, не думай о нём хорошо никогда.
Есаул Пётр Миронов, с небольшим отрядом из тысячи бойцов, имея на вооружении четыре орудия и четыре пулемёта, продвигался сквозь джунгли. Вся пулемётная и орудийная прислуга, за исключением подносчиков снарядов, состояла из оставшихся в Африке казаков, остальные же, были неграми. Орудиями командовал Семён Кнут, уже имевший немалый опыт пушкаря.
Сплавившись по реке, насколько это было возможно, они обогнули Леопольдвиль и направились к порту Матади, у пирса которого мирно дремали на речной воде обе канонерки, не ожидающие ничего плохого.
Тиха африканская ночь, но канонерки треба было убрать. Ранним утром, когда полоска на горизонте только-только начала сереть, предвещая скорый рассвет и яркий солнечный день, ночную тишину реки, нарушаемую только всплесками сонной рыбы, вознёй крокодилов и шуршанием прибрежной растительности, сквозь которую пробирались представители ночной фауны, разорвал грохот горных пушек, высунувших жала своих стволов с противоположного берега.
Пристрелочные выстрелы подняли фонтаны воды, переполошив как охрану, так и обитателей реки. Панические крики людей и животных всколыхнули предрассветный воздух.
Пристрелявшись, горные пушки стали ввинчивать снаряды в корпуса канонерских лодок, пользуясь внезапностью. Мелкие щепки градом полетели в реку и на берег. Сквозь пробитые снарядами борта, ниже ватерлинии, стала поступать вода, постепенно затапливая небольшие боевые корабли. Начались пожары. Боцманы, изо всех, сил били в корабельный колокол, объявляя боевую тревогу.
Мечущиеся по берегу солдаты, а на кораблях – матросы, никак не могли сообразить, кто же на них, всё-таки, напал. В то, что это были негры Мамбы, никто не верил, особенно, после того, как по скопившимся на деревянном пирсе людям хлестнули длинными очередями пулемёты.
Люди гибли, расстреливаемые с расстояния пятисот метров, ведь 7, 62 мм пуля с лёгкостью преодолевала этот путь, не уменьшая своей убойной силы. Разобравшись, откуда идёт нападение, капитаны кораблей стали командовать матросами на канонерках и попытались быстро развернуть на врага кормовые и носовые орудия.
Внезапно, один из снарядов, пробив ничем не защищённый борт французской канонерской лодки, попал в пороховой погреб и подорвал его. Мощный взрыв разметал корпус корабля и выбросил на берег вторую канонерку, перевернув её набок.
Дальнейший огонь окончательно довершил разгром морского отряда и обратил в бегство немногих, оставшихся в живых. Есаул, наскоро осмотрев в бинокль поле битвы, решился на переправу.
Оставив на своём берегу пулемёты и орудия, пять сотен негров, вооружённых винтовками, переправились на плотах на противоположный берег, немного ниже по течению. Быстро преодолев джунгли, по пути от места переправы до Матади, они обрушились на деморализованных врагов. Мелькая между деревьями и убогими тукулями, непрерывно ведя огонь, воины есаула бросились в атаку, взяв на штыки всех, кто не успел разбежаться.
Пара пулемётов бельгийцев, на время, ослабила атаку, но их обошли с других сторон и, прикрываясь деревьями и зданиями, уничтожили. Речной порт Матади, в который раз, перешёл в новые руки, став очередным трофеем в карьере старого есаула.
Пётр Миронов, придерживая рукою, бесполезную сейчас, саблю, орал во всю силу лёгких на суахили, размахивая револьвером. «Вперёд», «Вашу мать» – (это по-русски). Вперёд, эбеновые чурки, взять их в штыки. Аааа.
Впереди него бежал высокий худой воин, с блестящей от пота кожей. Приостановившись и прицелившись, он выстрелил. Впереди раздался вскрик. Передёрнув винтовочным затвором, негр дослал очередной патрон в патронник, но, из-за плохой чистки, патрон не желал входить, застряв в ржавчине и пороховой копоти, и это почти стоило жизни воину.
Из-за полуразрушенного тукуля, состоявшего из навеса и столбов, неожиданно выскочил бельгийский унтер-офицер и, размахивая саблей, ринулся на негра, пытаясь отрубить ему что-нибудь ненужное.
Вытянув руку с револьвером, Миронов нажал на спуск. Щёлкнул курок и боёк, наколов капсюль патрона, воспламенил порох. Разогнавшаяся от пороховых газов, пуля покинула короткий револьверный ствол и, ударив в грудь атакующего бельгийца, отшвырнула его прочь.
Подчинённый есаула, даже не обернувшись, засунул свой заскорузлый указательный палец в отверстие патронника и, поковырявшись там, извлёк из него комок жирной пороховой копоти, смешанной с ржавчиной и грязью, попавшей туда, когда он уронил винтовку на землю.
Выкинув грязный катышек, он сразу же сунул туда мизинец, желая окончательно очистить винтовку от грязи. Вытащив из патронника мизинец, с глубокомысленным видом оттерев свой чёрный палец, с невидимой на нём копотью, о своё потное тело, он засунул в патронник многострадальный патрон и задвинул затвор, приготовив винтовку к очередному выстрелу. И побежал с нею дальше, как ни в чём не бывало.
Миронов, в очередной раз, подивившись такому отношению, как к огнестрельному оружию, так и к собственной жизни в бою, в частности, принялся дальше командовать своими полудикими воинами, выкрикивая приказы на смеси русского, суахили, диалекте банда и ещё бог весть каких языков.
Собрав трофеи и сняв с канонерок весь металл, боеприпасы и любое полезное имущество, они переправились на свой берег и отправились обратно, в сторону Леопольдвилля, который начали тревожить партизанскими вылазками.
Ещё раз переправляться на тот берег есаул не стал, заняв оборону напротив Леопольдвилля, в безвестной деревушке, которая в наше время выросла в Браззавиль, а сейчас была разрушенным французским постом.
С этого поста, от которого мало что осталось, он, время от времени, постреливал в сторону Леопольдвилля из орудий, нервируя окопавшиеся там роты бельгийцев. В это время, небольшие группы воинов есаула, переправившись в разных местах, досаждали партизанскими наскоками, расквартированным по окрестностям города, другим их пехотным частям.
Изрядно потрепав противника, ожидающего помощи, которой не было, и быть не могло, он отправил назад пушки, снаряды к которым уже все израсходовал, оставив себе только пулемёты.
У пехотного батальона на вооружении тоже были пулемёты, которыми он ожесточённо огрызался, в ответ на огонь с противоположного берега. Завязалась перестрелка. Есаул с пренебрежением относился к паре снайперских винтовок, выданных ему Мамбой, но, со временем, приноровившись к громоздкому оптическому прицелу, он оценил их эффективность.
Сухо щёлкали редкие винтовочные выстрелы. Негритянские солдаты, научившись стрелять, обладая очень зорким зрением, с лёгкостью прицеливались по мишеням в белой маркой форме, на противоположном берегу, и выбивали их, как в тире. То же самое делал и есаул, вместе с одним из своих товарищей, по имени Елисей.
Не давая покоя врагу ни ночью, ни днём, постоянными вылазками и внезапными нападениями, он довёл бельгийских солдат до деморализации. Быстро разлагающиеся в жарком климате трупы, антисанитария, тучи мух и других паразитов, бесконечные выстрелы и атаки со всех сторон, вынудили командование пехотного батальона бросить город и отступить вдоль реки, в сторону Атлантического побережья.
Дальнейшее их отступление превратилось в банальное бегство. Теряя людей и оружие, они откатывались назад, с трудом продвигаясь сквозь джунгли. Увиденное в Матади, окончательно подорвало боевой дух бельгийцев, и они не разбежались только потому, что понимали, что поодиночке не смогут выжить в экстремальных условиях экваториальных джунглей.