окинутых и раздавленных дервишей, из племени хадендоа.
Остальные всадники, прорвавшись сквозь плотные ряды пехоты, стреляя и рубя противников саблями, выскочили на противоположный берег русла. Развернувшись, они открыли огонь из карабинов, расстреливая дервишей, осознавая, что времена сабельных атак безвозвратно ушли в прошлое.
Всю эту картину я наблюдал с противоположного берега реки, устроившись на вершине большого травянистого холма, откуда открывался прекрасный вид на Омдурман, правда, только через бинокль. Но, на зрение и бинокль я не жаловался, и потому видел, хоть и не всё, но очень отчётливо.
Сражение было в самом разгаре, и предвещало скорое поражение халифа Абдуллы, когда ведомое Осман Шейхом эд-Дином двадцатитысячное войско, совершившее глубокий обходной манёвр на правом фланге, ударило в походные колонны англичан и египтян.
Под удар попали три батальона суданских стрелков и один батальон египетских, под командованием полковника Гектора МакДональда. Завязалась перестрелка. Быстро развернувшись в боевые порядки, батальоны союзников встретили страшный удар пехоты дервишей.
Крики ярости взвились в воздух, но их, тут же, заглушила ружейная трескотня частых выстрелов и быстрое стаккато трёх пулемётов, раздавшихся из боевых порядков батальонов.
Передние ряды дервишей стали валиться, как спелые колосья, под ударами серпа. С ходу, вступив в бой, они, вскоре, были вынуждены отступить, в сторону своей столицы, оставив на поле боя убитых и раненых, нанеся незначительные потери атакуемым противникам. Разгром был полным.
Через полчаса, походные колонны, снова, начали своё неумолимое движение, в направлении Омдурмана, нанося потери окопавшимися там резервам халифа Абдаллы. Сам город, в это время, расстреливался с реки тремя канонерками.
Эх, предупреждал же их, проиграете вы без меня, а я, ведь, был готов к разумному диалогу. Да и ничего удивительного в этом не было. По моим подсчетам, махдисты потеряли не меньше половины своего войска убитыми и ранеными, да ещё какое-то количество пленными, остальные разбежались в разные стороны, бросив Омдурман на растерзание врагу.
Англичане же, разрушив мавзолей и выкинув останки махди в Нил, начали хозяйничать в городе. Что ж, пора теперь и мне вступать в дело. На этом холме я находился с небольшим передовым отрядом, остальное же войско было, примерно, в недельном переходе отсюда.
Ничего, мне, как раз, и нужна была пара недель, чтобы сосредоточить войска, подготовить планеры, дать отдохнуть людям, и только потом атаковать.
Правило трёх дней действовало всегда, и сейчас англичане и их союзники самозабвенно грабили город, насиловали женщин и добивали раненых. Мне это было только на руку. Дисциплина упадёт, эйфория от победы – возрастёт. Добыча отяготит, подтянутся тылы, со снабжением, боеприпасами и людьми, и чем больше их тут соберётся, тем мне же лучше, а может быть, хуже. Но на войне, как на войне.
Уинстон Черчиль, располагаясь в разграбленном караван-сарае, вдвоём с Редъярдом Киплингом, обсуждал детали прошедшего боя, детально расписывая своё непосредственное участие в атаке улан. Оживлённо беседуя, они обменивались впечатлениями о сражении, закончившимся разгромом дервишей и бегством халифа Абдуллы.
– Как вам, уважаемый Редъярд, прошедший бой?
– Избиение, – кратко охарактеризовал произошедшее сражение Киплинг, – я обязательно напишу об этом небольшую поэму. Первые наброски будущего произведения я уже сделал, так что, думаю, в течение пары месяцев я его закончу, и вы будете первым читателем, я обещаю вам это, Уинстон.
– Неплохо. Буду рад стать вашим первым читателем, мне это глубоко импонирует, – ответил Черчиль, закуривая припасённую для такого случая сигару, стряхивая, при этом, пепел прямо на пол.
– Я восхищён действиями вашего эскадрона и вашими лично, в бою у сухой реки. Вы показали образец мужества и подали прекрасный пример храбрости вашим подчинённым, – продолжал Киплинг.
– Это был мой долг, сэр! – и Черчиль дёрнул штанину форменных брюк рукой, стараясь отчистить их от чужой крови.
– Несомненно, действия генерала Китченера войдут в историю Британской империи и всего мира, – снова продолжил Киплинг, – с минимальными потерями победить огромные силы дервишей, это дорогого стоит!
– Да, но и Верблюжий корпус, с канонерками, не дал возможности развить наступление халифу. У него был шанс победить, но он упустил его.
– О каком шансе вы говорите, Уинстон?
– О ночной атаке. Если бы халиф Абдалла ат-Таюша решился на неё. Боюсь, мы с вами не сидели бы здесь, выкуривая сигары, а лежали, по-прежнему, за зерибой, на берегу Нила, и отбивали бесконечные атаки воодушевлённых победой дикарей.
– Не могу с вами согласиться, это слишком спорное утверждение. Единственное, могу добавить, что потери бы были намного больше и Омдурман, так просто, не сдался бы. Но нас спасли бы канонерки, – ответил на это Киплинг.
– А вы видели эти примитивные котлы с порохом, которыми они хотели нас взорвать, это просто смешно? Дикари! Ха – ха – ха!
– Да. Но сейчас, здесь всё залито кровью, трупы валяются везде, их не успевают хоронить. Много раненых, им никто не оказывает помощь. Я лично видел, как их пристреливают египетские солдаты!
– Это издержки войны, уважаемый Редъярд. Они хотели войны, они её получили. В этом нет нашей вины, мы выполняем свой долг перед Британской Империей. Она должна процветать, несмотря ни на что! И она будет процветать, уж поверьте мне. Я… герцог Мальборо, всё сделаю для этого… Всё!
После этого пассажа, разговор перешёл в более спокойное русло. Киплинг, задумавшись, достал свой походный блокнот и стал что-то быстро в нём записывать, временами зачёркивая и переписывая заново, весь погрузившись в свои мысли.
Замолчал и молодой герцог Мальборо, оказавшись в плену своих мечтаний и видений будущей славы, которую он, несомненно, завоюет для себя. Эти мысли настолько захватили его, что он, даже, на время, потерял связь с реальностью, очнувшись только от вопроса Киплинга, спрашивавшего, не пора ли им отдохнуть от прошедших событий.
– Да, несомненно, вы правы, – ответил Черчиль, и они разошлись по своим комнатам.
Через две недели, генерал Китченер, с удивлением, узнал, что следующий враг уже стоит на пороге Омдурмана, и, по всей видимости, нагло и беспринципно, собирается напасть на него. Возмутительно!
Видимо, в роду у этого негра было много сумасшедших. Впрочем, это было и не удивительно, в свете того, что о нём говорилось, а также, того, что какой-то сумасбродный дикарь объявил себя королём.
Всё бы ничего, но Горацио Герберт Китченер был осторожным военачальником и не руководствовался эмоциями, а слава чёрного вождя говорила сама за себя. Чей был сейчас Габон? Американским, а кто был этому виной? – Иоанн Тёмный.
Повторять судьбу генерала Джона Гордона англичанин не собирался, и поэтому серьёзно отнёсся к своему новому врагу. А ещё, эти слухи о возникновении эпидемии вокруг Момбасы, а также, позорный разгром в битве за Буганду. Всё это были звенья одной цепи, и их звон он уже услышал.
Прошло больше двух недель с момента битвы за Омдурман, а ситуация вновь повторялась. Судя по предыдущей встрече, англичан ждала очередная победа.
Их войска пополнились новыми полками, в основном, из числа египетских и суданских союзников, а также, увеличилось количество всадников Верблюжьего корпуса и иррегулярной кавалерии, привлечённых слухами о походе в Южный Судан и возможной добыче.
Сейчас силы генерала Китченера насчитывали, без малого, тридцать тысяч человек, и все они были готовы идти в бой. Запасы продовольствия и боеприпасов были пополнены. А в Омдурман тянули линии телеграфа и прокладывали железнодорожную ветку. Работы уже начались.
Скоро эта страна будет полностью оккупирована, и только вопрос времени, когда государство Иоанна Тёмного полностью будет лежать под пыльным сапогом солдата ЕЁ Величества. А сам он будет брошен в Нил. И только крокодилы вспомнят о нём, и тут же забудут, как забудут своего вождя все его поданные, через пять лет, а то и раньше.
Я начал опять обозревать в бинокль боевые порядки англо-египетских войск. Грёбаные дервиши, не могли нанести больше потерь этим чудакам. Что за… глупая уверенность в своей победе? Причём, с кем, с англичанами?! Да они никогда не воюют своими руками, а только сталкивают лбами других. Либо воюют, с огромным, для себя, преимуществом. Одно пиратство чего стоит.
Единственный шанс заставить считаться с собой, это нанести им огромные потери, а для этого, их нужно удивить. Ё-моё, задачка не простая, и не для меня.
Я – то что?! Я же негр, обычный негр. А теперь, включаем режим попаданца… Вот где «рояль» – то зарыт!
Откапываем его, оттираем от грязи и накопившейся пыли. Энергично бренчим клавишами, пытаясь выудить из него нужную мелодию. Вот, вот уже что-то нужное и пробилось, сквозь поток глупости и бездарности. Ага-ага, подумаем. Тут прикинем, тут отрежем, и дальше пойдём зашивать, по живому. Примерный план будущего сражения отчетливо сформировался в моей голове.
Главное, как завещал Суворов, это быстрота и натиск. Ну, думаю, ещё неожиданность, упорство, связь, и полный контроль над полем боя.
С собой я привёл около двадцати тысяч бойцов. Десять тысяч своих, три тысячи мобилизованных, и около семи тысяч присоединившихся ко мне бывших махдистов, и они все еще продолжали вливаться в мои ряды, стекаясь со всех сторон. Возглавлял их некто Осман Дигна, тот ещё товарищ, но он поклялся мне в верности.
С ним я провёл психологическую процедуру – дал выпить неизвестный эликсир и сказал, что это яд. Если он предаст меня, то ему конец, сдохнет в ужасных муках, и его душа достанется мне.
Каким образом это произойдёт, я ему не объяснил, пусть строит различные догадки, мне всё равно. Даже, если он и не поверил, всё равно, этот процесс сыграет свою воспитательную роль. Ну, а спасти его смогу только я.