Воинов в свои войска халиф смог собрать немного, всего пять тысяч, но и этого оказалось достаточно, чтобы захватить Омдурман, а затем Хартум. По случаю возвращения Омдурмана халиф приказал организовать пир. «Пир во время чумы», по-другому и не назвать, вот что это было. Впоследствии его назвали «Омдурманский пир».
В самом большом здании, которое осталось неразрушенным, были выставлены столы, наполненные яствами. Специально, по такому случаю, его вассалами были присланы продукты и новые рабыни, прислуживавшие за столом, а также предназначенные для ублажения халифа и его ближайших сподвижников.
Азель с фырканьем отмела предложение стать прислужницей, она хотела играть роль только наложницы, впрочем, до этого дело так и не дошло. Закутанные по сами брови, девушки и женщины разносили яства и питьё, пока им не подали знак удалиться.
Халиф Абдулла ат-Таюши кивнул распорядителю и тот провозгласил.
– Да дарует Аллах нам победу. Да уничтожит он коварных англичан и не менее коварного Мамбу, дерзко объявившего себя королём всех негров. Да уничтожат они друг друга. Да сбудется это всё нашими молитвами!
Отовсюду послышались одобрительные возгласы, затем все присутствующие отдали дань приготовленной еде и напиткам. Пили разное, воду и лёгкое красное вино, пиво, сделанное из сорго и прочие напитки.
Напившись, они бахвалились своими подвигами, забывая, что здесь остались лишь те, кто сбежал с поля боя, а самые храбрые и фанатичные давно были закопаны в песках. Уже стемнело и Аллах «не видел», что творится за плотно притворёнными дверями, не пропускавшими и лучик света. А там…
К утру, постепенно, разошлись, и никто из присутствовавших на пиру не подозревал, что его дни будут сочтены, уж об этом позаботились женщины, готовившие еду и разливавшие напитки. Лично халифу достался яд, который при ускоренном сердцебиении провоцировал паралич и остановку сердца.
Азель, войдя в комнату халифа, медленно распустила пояс, удерживающий халат, в который она закуталась, и, сделав шаг вперёд, сбросила его с себя, позволив груди волнующе заколыхаться в тусклом свете большой свечи, поставленной у изголовья ложа.
Увидев нагую наложницу, играющую своими прелестями, халиф был очарован ею, его дыхание участилось, сердце застучало в три раза быстрее, разгоняя кровь по венам и артериям. Яд, медленно всасывающийся в клетки, получил толчок и сразу же начал своё необратимое действие.
Сердечная мышца, при очередном сокращении, была остановлена и не смогла продолжать перекачивать кровь в том же темпе. Сердечный спазм спровоцировал удушье. Схватившись одной рукой за сердце, а другой – за лицо, халиф страшно захрипел. «Испугавшаяся» Азель дико заверещала, призывая на помощь.
Дверь в покои халифа распахнулась, в комнату вбежали дюжие охранники и, оттолкнув полунагую девушку, бросились к халифу, который страшно хрипя, валялся на полу, раскинув в разные стороны мягкие подушки.
Поднялась суматоха, по всему зданию металась охрана, не понимая, что происходит. Под этой шумок, Азель и пара других женщин, выскочив из помещения, скрылись в предрассветной тьме, для чего пришлось убить одного из самых бдительных телохранителей кинжалом в шею.
Пара всадников, прячущихся в тени разрушенного мавзолея махди, завидев бегущие фигуры закутанных в одежды женщин, вышли из тени, подхватили девушек и, усадив их на запасных коней, исчезли в пустыне, направившись к одной им известной цели.
В течение недели умерли все, кто присутствовал на пиру, в результате чего вся верхушка махдисткого восстания и самые крупные феодалы всех окрестных племён были уничтожены. Собранные воины разбежались, объявив Омдурман проклятым городом.
И действительно, Омдурман опустел. Никто больше не ходил по его разрушенным улицам, никто больше не пировал ночью в его глиняных дворцах, и только пустынные совы, да злые духи шлялись внутри мавзолея и во дворца халифа, играя камнями разрушенных стен.
Ветер свободно гулял на улицах покинутого людьми города, занося внутрь песок, отчего город казался ещё более древним, запустелым и страшным, особенно для тех, кто знал, сколько крови было пролито под его стенами и сколько братских неглубоких могил находилось недалеко от него.
Сбежав из Омдурмана, часть воинов, приведённых халифом, отправилась к своим стоянкам, часть осела в Хартуме, а часть – решила перейти на службу к Мамбе, а точнее, к Осману Дигне, чтобы поучаствовать в его походе на Египет. Клич об этом широко разносился в разные стороны, дошёл он и до их ушей.
Отовсюду к Дигне потянулись люди, желая участвовать в походе и отомстить англичанам. Присоединились и те, кто просто хотел повоевать и пограбить и не был махдистом, и те, кто пришёл из сопредельных территорий.
Неожиданно для всех, обойдя Омдурман, в Хартум прибыл Мамба. Он привёл с собой пленных египтян. Узнав о том, что произошло в Омдурмане, Мамба приказал снести с лица земли этот город, разрушив его до основания. Пленные египтяне принялись за работу, и многие из них делали это с большим удовольствием.
Интерлюдия.
Луиш Амош рьяно взялся за поручение друга. Женитьба – дело не простое, а такого плана женитьба, вообще, поистине эпохальное событие. Наскоро собравшись и оставив жену в Бараке, он, во главе пятисот американских негров, убыл в Абиссинию, ко двору Менелика II, в качестве свата.
О выигранной битве он узнал, когда уже направился в путь, и это только укрепило его решимость, а благая весть создала благоприятную конъюнктуру для экстренной женитьбы.
Аддис-Абеба встретила его пышностью императорского двора, настороженными взглядами сановников, а также заинтересованными взглядами русских военных советников и дипломатов.
Его встретил и разместил Аксис Мехрис. Пятисотенный отряд пришлось отправить обратно, а себе оставить лишь пятьдесят воинов, ни слова не понимавших на местных языках.
Менелик II принял посла благосклонно, но при этом не высказал никакой приветливости. Выйдя на середину парадного зала дворца Менелика II, Луиш стоял прямо, чувствуя на себе перекрёстные взгляды придворных, и любопытные, европейских дипломатов, находившихся при дворе.
Его представил Аксис Мехрис. Низко склонившись, он произнёс.
– О, могучий негус, повелитель многих земель, простирающихся от Красного моря до Великого Нила. К тебе прибыл посланник от Иоанна Тёмного, короля страны, лежащей в центральной части нашего огромного континента. Прибыл он с единственной целью, попросить руку и сердце одной из достойных невест, которых у нас несчётное число.
– Он вдов, его сердце свободно и, одновременно, одиноко. Он скорбит по своей безвременно ушедшей, в результате подлого нападения, жене. Но время лечит всё, а у него есть долг перед дочерями и перед своим народом. Прошу тебя принять его просьбу и помочь в столь ответственном деле.
Негус склонил свою голову в удовлетворении от озвученной ему просьбы и ответил.
– Я рад, что ещё один чернокожий правитель обратился к свету коптской церкви и готов связать свою судьбу с одной из прекрасных представительниц нашего народа. Хайдди Селассие достойная кандидатура, хоть и юна. Её приведут, и посланник сможет лично убедиться в этом.
Луишу не было предоставлено даже слова, и это его огорчало. Не так он представлял себе сватовство, совсем не так. Но здесь ему дали понять, что Иоанна Тёмного ещё не воспринимают как короля, о чём и сказали, правда, не прямым текстом. Пришлось «утереться».
Развернувшись, он молча ушёл, сопровождаемый кинжальными взглядами в спину, которые, казалось, пронзали его насквозь своими остриями, не видимыми человеческому глазу.
На следующий день, Аксис Мехрис, действительно, привёл к нему двенадцатилетнюю девочку, сопровождаемую двумя придворными. Девочка была худой и ещё не оформившейся как женщина. Никакой ценности в качестве жены она не представляла, быть может, её родословная намекала на гипотетическую возможность иметь претензии на трон Абиссинии, или, на крайний случай, она вела своё происхождении от царя Соломона?
Но, увы, изучив её родословную, с помощью вездесущего Аксиса Мехриса, Луиш понял, что девочка происходила из рода, только совсем недавно ставшего знатным, и её семья не имела никакого существенного влияния ни при дворе Менелика II, ни при дворах правителей провинций Абиссинии, а значит, она была «пустышкой».
Ознакомившись со всем этим, Луиш, в исключительно вежливых выражениях, выразил своё несогласие, от имени короля Иоанна Тёмного, с такой кандидатурой, предъявив подписанную Мамбой бумагу. В бумаге было указано, что Луиш Амош является главным визирем и уполномочен решить все вопросы, связанные со сватовством, и вправе был изъявлять его желание своими устами.
Ни Аксису Мехрису, ни придворным Менелика II, нечего было на это возразить, и девочку увели. Сватовство не состоялось, и свадьба была под большой угрозой.
Но Луиш Амош не спешил уезжать из дворца, понимая, что не все новости ещё дошли до Менелика II, и он, возможно, заблуждается, находясь в плену своей гордости, ослеплённый как военными успехами, так и многочисленной армией, которая, между тем, потерпела сокрушительное поражение в своё время от махдистов, правда, при другом негусе.
Вскоре так и оказалось. До Менелика II, всё-таки, дошли вести о разгроме англо-египетских войск, а потом, как снег на голову в июльскую жару, одна за другой, обрушились ошеломляющие своей необычностью новости. Сведения, действительно, были неожиданными. Первое было о том, что халиф Абдулла ат-Таюши умер необычной смертью, а вместе с ним погибли и все его соратники, выжившие в бою с англичанами.
Среди придворных Менелика II поползли слухи, один страшнее другого, о том, что они были отравлены неизвестно кем, и то, что Мамба, он же король Иоанн Тёмный, проклял их, что было очень похоже на правду, с учётом всего того, что о нём знали. Кто-то даже поговаривал, что Мамба – Великий унган, продал свою душу чёрным богам Африки, в обмен на удачу в бою. В общем, слухи бродили самые разные.