Так что будь добр, приходи к Салливану. Инструменты я захвачу с собой.
В понедельник вечером, вскоре после того как Джимми написал и отправил это письмо, сыщик Бен Прайс, никем не узнанный, прикатил в Элмор в наемном экипаже. Он без особой спешки прогулялся по городу и разузнал все, что ему требовалось. Из окна аптеки, расположенной напротив обувной лавки, Прайс как следует рассмотрел Ральфа Д. Спенсера и, соответственно, опознал в нем старого знакомца.
– Нацелился жениться на дочке банкира, Джимми? – пробормотал про себя сыщик. – Не знаю, право, не знаю, что из этого выйдет!
Во вторник утром Джимми завтракал у Адамсов. В этот день он собирался съездить в Литтл-Рок, чтобы заказать свадебный костюм и купить подарок невесте. Впервые он покидал Элмор с тех пор, как поселился здесь. В самом деле – прошло больше года с тех пор, как он полностью отошел от дел, и ему казалось, что уж теперь-то никакого риска нет.
После завтрака все семейство отправилось в центр города – мистер Адамс, Аннабел, Джимми и сестра Аннабел с двумя дочерьми – пяти и девяти лет. Когда они проходили мимо гостиницы, где по-прежнему жил Джимми, он поднялся к себе в номер и прихватил оттуда небольшой кожаный саквояж. У здания банка уже дожидался запряженный парой экипаж, который должен был доставить Джимми на железнодорожную станцию. Семейство шумно вошло в операционный зал, а затем проследовало за высокие дубовые перила в офис банкира.
Клерки приветствовали Джимми наравне с остальным членами семьи банкира, а он отвечал учтивыми поклонами. В офисе он поставил саквояж на пол, а тем временем Аннабел, чье сердце было переполнено счастьем и взбалмошным весельем, нахлобучила на себя шляпу Джимми и схватилась за ручку саквояжа.
– Ну как, выйдет из меня коммивояжер? – смеясь, воскликнула она. – Господи, Ральф, какой он тяжелый! Что у тебя там – золотые слитки?
– Никелированные рожки для обуви, – невозмутимо ответил Джимми, – триста штук. Я собираюсь их вернуть поставщику. А чтобы не было накладных расходов, думаю сделать это сам. Я что-то становлюсь кошмарно экономным.
В Первом городском банке только что закончили оборудовать новое сейфовое хранилище. Мистер Адамс отчаянно гордился новшеством и заставлял всех знакомых осматривать его. Само помещение было небольшим, но с патентованной стальной дверью, которая запиралась одним поворотом рукоятки сразу на три мощных стальных засова и отпирались при помощи часового механизма. Мистер Адамс, сияя, объяснил действие механизма мистеру Спенсеру, который слушал вежливо, но не особенно вникая в суть дела. Обе девочки, Мэй и Агата, были в восторге от сверкающего металла, новенького часового циферблата и никелированных кнопок. Пока продолжалась экскурсия в хранилище, в банк вошел Бен Прайс и остановился, небрежно облокотившись на дубовое ограждение и якобы случайно заглядывая в офис. Кассиру он сообщил, что ему ничего не требуется, просто ему нужно дождаться одного знакомого.
Внезапно кто-то из женщин отчаянно вскрикнул, и в офисе поднялась суета. Девятилетняя Мэй, расшалившись, заперла пятилетнюю Агату в хранилище. Она задвинула засовы и повернула ручку сейфового замка в точности так, как только что проделал это мистер Адамс.
Престарелый банкир бросился к двери и принялся ее дергать – без всякого результата.
– Ее невозможно открыть, – в ужасе простонал он. – Часы не были заведены, и управляющий замками механизм еще не отрегулирован.
Мать Агаты была на грани истерики.
– Попрошу тишины! – произнес мистер Адамс, вскинув дрожащую руку. – Помолчите хотя бы минуту… Агата! – крикнул он изо всех сил. – Ты слышишь меня?
Из-за толстого слоя металла едва слышно донеслись рыдания ребенка, обезумевшего от страха в полной темноте.
– Дитя мое! – заголосила мать. – Она же умрет там! Откройте! Взломайте эту дверь! Неужели вы, взрослые и сильные мужчины, ничего не можете?
– Человек, который знает секрет этого замка, живет в Литтл-Роке. Больше никому не под силу это сделать, – дрожащим голосом произнес мистер Адамс. – Боже ты мой! Спенсер, что же теперь делать? Малышка… Там не хватит воздуха, и у нее могут начаться судороги от страха…
Мать Агаты в отчаянии заколотила в дверь кулаками. Кто-то предложил пустить в ход динамит. Аннабел повернулась к Джимми, в ее чудесных глазах светилась тревога, но отчаяния в них не было. Так уж заведено: женщине, которая боготворит мужчину, всегда кажется, что для него нет ничего невозможного.
– Не могли бы вы что-нибудь сделать, Ральф? Может быть, стоит попробовать?
Джимми Валентайн взглянул на возлюбленную, и грустная улыбка тронула его губы.
– Аннабел, – сказал он, – подарите мне эту розу.
Удивленная девушка отколола розовый бутон со своего корсажа и протянула ему.
Джимми воткнул бутон в жилетный карман, сбросил пиджак и засучил рукава. Временно Ральф Д. Спенсер перестал существовать, а его место занял Джимми Валентайн, сами знаете кто.
– Отойдите от дверей, все прочь! – коротко распорядился он.
Поставив свой саквояж на офисный стол, Джимми раскрыл его. С этой секунды все окружающее перестало для него существовать. Быстро и аккуратно разложив странные сверкающие инструменты неизвестного назначения и едва слышно насвистывая, как обычно за работой, Джимми сосредоточился и несколько секунд размышлял. Присутствующие смотрели на него в полном молчании, словно зачарованные. А уже в следующее мгновение любимое сверло Джимми мягко врезалось в патентованную сталь.
Через десять минут, побив все собственные рекорды, он отодвинул засовы и распахнул тяжелую бронированную дверь. Маленькую Агату, напуганную до полусмерти, но живую и невредимую, схватила в объятия мать.
Джимми Валентайн надел пиджак и, выйдя из-за перил операционного зала, направился к дверям. На ходу ему почудилось, что его негромко окликнул отдаленно знакомый голос, но он не остановился.
В дверях банка навстречу ему попался какой-то рослый мужчина.
– Здорово, Бен! – произнес Джимми все с той же странной улыбкой. – Выкопал-таки меня! Ну что ж, идем. Теперь-то уж все равно.
И тут Бен Прайс повел себя совершенно неожиданно.
– Вы, должно быть, ошиблись, мистер Спенсер, – сказал он. – По-моему, мы с вами незнакомы. Кстати, вас там до сих пор дожидается экипаж.
После чего Бен Прайс отвернулся и зашагал по улице.
Русские соболя
Когда синие, как небо в сумерках, глаза Молли Мак-Кивер раз и навсегда покорили Малыша Брэди, ему пришлось выйти из состава банды «Дымовая труба». Такова власть женщин.
Свое название «Дымовая труба» получила от небольшого квартала, который служит естественным продолжением района Нью-Йорка, пользующегося особенно дурной славой, – Адской кухни. Протянувшаяся вдоль берега реки параллельно Одиннадцатой и Двенадцатой авеню, «Дымовая труба» охватывает своим пропахшим угольной гарью коленом небольшой и чрезвычайно унылый Клинтон-парк. Чтобы читатель разобрался в обстановке, напомним, что мастеров заваривать кашу в Адской кухне всегда водилось немало, но шеф-поварами в этом деле неизменно оказывались гангстеры «Дымовой трубы».
Члены этого широко известного братства, расфранченные по последней моде, торчат день и ночь на углах улиц, посвящая все свое время уходу за ногтями с помощью пилочек и перочинных ножей. Это безобидное занятие позволяет им вести продолжительные и непринужденные беседы, которые могут показаться случайному прохожему абсолютно невинными и малосодержательными.
Однако люди «Дымовой трубы» не просто украшают собой перекрестки, подобно оранжерейным цветам. У них имеются занятия посерьезнее – например, освобождать обывателей от их бумажников и прочих ценных предметов. В тех случаях, когда осчастливленный вниманием гангстеров обыватель не выражает готовности облегчить карманы самостоятельно, в ход идут кулаки и ножи. После чего жертва получает возможность излить свое разочарование в человечестве в окружном полицейском участке или в больничном приемном покое.
В конце концов «Дымовая труба» вынудила полицию относиться к себе с уважением и всегда быть начеку.
Но вернемся к Малышу Брэди, который только что поклялся своей Молли стать законопослушным гражданином. Брэди был самым физически сильным, самым сообразительным и вдобавок самым удачливым из всех членов банды. Из этого следует, что «Дымовой трубе» было жаль потерять его окончательно и бесповоротно.
Однако, пристально наблюдая за его восхождением к сияющим вершинам добродетели, парни из «Дымовой трубы» не выражали особого негодования. Уж так повелось в Адской кухне: если кто-то следует желаниям своей подружки, про него никогда не скажут, что он поступает не по-мужски.
– Закрой кран, – потребовал Малыш как-то вечером, когда Молли, заливаясь слезами, молила его вернуться на стезю праведности. – И знай: я решил порвать с бандой. Кроме тебя, мне ничего не нужно. Я устроюсь на работу, через год мы поженимся. Снимем квартирку, заведем кота, купим швейную машинку и пальму в кадке и попробуем жить как люди. Я готов на все ради тебя.
– О Малыш! – воскликнула Молли. – За одни эти слова я готова отдать Нью-Йорк со всеми его потрохами! И подумай сам – много ли нам с тобой надо, чтобы быть счастливыми?
Малыш сокрушенно взглянул на свои ослепительно белые крахмальные манжеты и сверкающие лакированные туфли.
– Хуже всего придется по части тряпья, – проворчал он. – Ты знаешь, Молли, как я ненавижу всякую дешевую дрянь. Все должно быть высшего сорта, иначе это не по мне. А начни я работать – и прости-прощай портной с большими ножницами!
– Это мелочи, дорогой! В синем свитере ты мне куда милее, чем в красном лимузине, лишь бы за этот свитер было заплачено честно заработанными деньгами.
Давным-давно, еще в ранней юности, Малыш, пока у него еще не хватало сил, чтобы в драке одолеть папашу, был вынужден обучиться слесарному и паяльному делу. К этой почтенной профессии он и вернулся, став помощником владельца мастерской. Но, как известно, только владельцы мастерских позволяют себе носить запонки с бриллиантами размером с горошину и свысока поглядывать на особняки на Пятой авеню, а их помощники лишены этой привилегии.