— Это плата за свободу, Александр Фёдорович!
— Я понимаю. Свобода прежде всего! И мы выпустим всех из тюрем, как и обещали, но будем ловить каждого, кто попадётся на грабеже и насилии. Наши тюрьмы опустеют, однако, вскоре начнут снова заполняться теми, кто не осознал всю ответственность перед народом и свободой, которую ему подарила Февральская революция. Мы будем нещадно бороться с ними и преследовать согласно новым, свободным от самодержавного идиотизма законами. Надо привлечь старые кадры и заставить их работать на революцию, обучать молодых милиционеров и помогать им ловить преступников. Я готов, я смогу, я знаю, как этого достичь.
Алекс распалился и несколько раз пристукнул своим маленьким кулаком по столу.
«Фантомас разбушевался», — смеясь сам над собой, подумал он, поймав себя на действии, раньше ему не свойственном. Всегда и везде он старался руководствоваться разумом, а не эмоциями. Чувства — это лишнее на работе. Но сейчас это было необходимо, для вящей правдивости.
Всё это время, пока Александр в очередной раз двигал свою пылкую речь, князь Львов внимательно, не отрываясь, смотрел на него. Керенский замолчал, после чего возникла долгая непонятная пауза. Наконец, князь Львов тяжело вздохнул и сказал:
— Признаться, Александр Фёдорович, я сомневался в своём решении сложить с себя бремя министра внутренних дел. Но сейчас, увидев и услышав вас, убедился, что вы точно знаете, что надо делать, а значит, вам и карты в руки, я не против. Сегодня подготовят указ о снятии с меня полномочий министра МВД и передачи вам всей ответственности. Дерзайте, уважаемый Александр Фёдорович, я надеюсь на вас!
— Спасибо, Георгий Евгеньевич, я оправдаю ваше доверие.
— Я очень на это надеюсь, Александр Фёдорович. Мы все ждём законности и правопорядка, надеюсь, вам удастся его добиться. Прошу вас приступить к своим новым обязанностям, я отдам секретарю все необходимые распоряжения, — и он протянул Керенскому свою широкую и мягкую ладонь.
Алекс Кей пожал её, склонил голову в уважительном жесте и вышел из кабинета, направившись к себе на этаж. Оставшись наедине, он довольно потер руки, поддавшись эмоциям. Первое, самое тонкое место в плане прошло неожиданно успешно. Успех надо развивать, а потому теперь стоит еще больше работать головой. Заметив сидящего за столом перед его кабинетом Сомова, что-то кропотливо писавшего, Алекс обратился к нему.
— Владимир, опять ты прохлаждаешься?
— Как…, как вы могли подумать?! — с трудом прокашлявшись от возмущённого удивления, ответил тот.
Алекс невозмутимо продолжил песочить секретаря просто для развлечения:
— Ладно, на первый раз я тебя прощаю, однако потом, пожалуй, отправлю тебя в милицию. Там как раз людей не хватает, а ты самый грамотный среди них будешь. А то собрались, понимаешь, одни профессора архитектуры, да студенты. Скарятин, например, говорит, что там есть вообще непонятно откуда взявшиеся элементы, очень похожие на уголовников.
— Нет-нет, господин министр, я работаю.
— Ясно. А теперь к делу: нужно, чтобы мне подготовили список арестованных царских министров и чиновников. И вообще, всех арестованных после революции. По форме: фио, занимаемая должность до ареста, когда и за что арестован, где содержится. По идее, всё. Если что-то еще вспомню, скажу тебе после. Да, и передай Зарудину, чтобы подготовил распоряжение о всеобщей амнистии в связи с победой революции. Мы сразу убьём двух зайцев: и тюрьмы освободим, и авторитет среди народа завоюем.
— Но там же остались одни осуждённые за тяжкие преступления?
— Да? В любом случае, обещания надо выполнять. Выпустим этот сброд, а потом опять всех переловим. Зато будем чисты перед народом. Нужно ещё подготовить приказ, чтобы отменить кандалы, телесные наказания, ссылки и арестантскую одежду. К тому же… неужели ты думаешь, Владимир, что до этого были выпущены одни только политические? Я вот лично сомневаюсь. Судя по сводкам, тюрьмы уже избавились почти от всех уголовных элементов, за исключением самых оголтелых.
— Но, вот же.
— Да, но свобода прежде всего! Скажешь Зарудину, пусть готовит приказ тюремному управлению. Будем выпускать, и не забудь про список. Это срочно!
И с чувством полностью выполненного долга Алекс дождался вызванной из правительственного парка машины и уехал домой. На следующий день в министерстве уже ожидал его заместитель Александр Яковлевич Гальперн.
— О, вы не меня ли ждёте, Александр Яковлевич?
— Именно вас, Александр Фёдорович.
— Тогда прошу ко мне, — и Керенский радушно махнул рукой в сторону своего кабинета.
— Я вас внимательно слушаю, — сказал Алекс, когда они расположились в кабинете.
— Александр Фёдорович, у меня к вам два предложения, и одно из них весьма деликатного свойства.
— Слушаю очень внимательно, — насторожился он.
— Вчера мы все забыли про один весьма важный вопрос.
— Ммм, и какой?
— Никто не сказал, что нам делать со старыми законами, а ведь среди них есть и законы, закрепляющие в России самодержавие и монархию. Как нам жить сейчас? Нам нужно ориентироваться на старые законы или отменять их и создавать новые?
— Александр Яковлевич, что вы право так. Этот вопрос очень ясный и понятный. Сколько времени нам надо, чтобы придумать и утвердить новые законы, особенно по налогообложению?
Теперь уже пришла очередь Гальперна мычать.
— Ммм, боюсь даже подумать. Наверное, не меньше, чем полгода, в лучшем случае.
— Вот и ответ, Александр Яковлевич. Не можем мы сейчас жить по новым законам, коли их ещё не придумали, а ломать — не строить. Уберём старые законы, и всё рухнет. Революция — это, конечно же, хорошо, но есть в ней и неприятные нюансы: свобода провоцирует смерть законов, соответственно, вызывая тем самым беззаконие. Беззаконие рождает хаос, а хаос — деградацию общества и уничтожение государства. Мы ведь не хотим, чтобы наше государство погибло, как Рим и Византийская империя? Или хотим, — прищурив свои орехового цвета глаза, спросил Алекс, внимательно отслеживая мимику лица Гальперна.
У того на мгновение промелькнула небольшая гримаса, но он быстро овладел собою и переключил разговор на другую тему, проигнорировав заданный вопрос.
— Да, вот и суть моего предложения, вслед за вопросом. Мне, как секретарю ложи, поступил сигнал от сами знаете кого. Вот этот сигнал, — Гальперн положил на стол перед Керенским обрывок бумажки с нарисованным на нём геральдическим знаком, на котором была изображена девушка и надпись на латыни Regnum. Девушка напоминала символ свободы, точнее, одну из её интерпретаций.
— Так, и что? — спросил Алекс.
— Ты не понимаешь? — недоуменно спросил его Гальперн. Он взял обрывок и сжег его с помощью спички, а потом тщательно размял пепел в пальцах.
— Догадываюсь. Я не всё помню, Александр, после того, как меня сбила лошадь. Вся атрибутика и ритуалы, а также многие события и лица испарились из моей головы после одного сотрясения. Боюсь, я не смогу больше использовать влияние нашей ложи в полной мере из-за этого. Но, по мере сил, буду всячески помогать тем лицам, которые знают и умеют больше меня. В том числе и потому, что сам я на это сейчас пока не способен.
Гальперн настороженно смотрел на Керенского, не веря, и в то же самое время веря. Не мог человек так сильно измениться за одну неделю просто так. Не было никаких предпосылок к этому. Предательство бессмысленно, власть уже получена и будет увеличена благодаря поддержке членов ложи. Тогда зачем отрицать саму ложу и её приказы?
— С царским семейством надо что-то решать.
— Безусловно, но не сейчас и не мне. Они арестованы и находятся под охраной. Все монархисты либо убиты, либо затаились, либо дезорганизованы и не посмеют прийти на помощь царю. Кроме того, их должен кто-то объединить и снова захватить власть военным путём. Но кто это сделает? Кучка офицеров и монархистов? Этих сил явно не хватит, а солдаты за ними не пойдут, так же, как и рабочие. Царь обречён, и должен это понимать, как умный и политически грамотный человек. Его судьба решится в течение года, но сейчас, в самом начале революции, это не нужно делать. Слишком мало времени прошло, могут начаться волнения и ноты протеста от союзников. Проигнорировать такое они не смогут, как бы ни хотели сами такого поворота дел. Пусть пока отдыхает от государственного управления, а там посмотрим.
— Хорошо, я так и передам. Главное дело уже сделано, и теперь все братья будут нам помогать в открытую. Это и к лучшему. Наша организация целиком выполнила взятую на себя роль. Дальнейшие события покажут, куда нам идти дальше.
— Согласен. А, и насчёт законов. Нужно подготовить приказ по министерству и указ по всей России: всем ведомствам и службам руководствоваться старыми законами Российской империи, кроме законов о самодержавии. Данные законы упразднить, вплоть до созыва Учредительного собрания. Все законы, поддерживающие и регламентирующие монархию, отменить волею Временного правительства. Надеюсь, что все остальные министры и Председатель правительства со мною согласятся и подпишут этот указ.
— Согласятся, Александр Фёдорович, не сомневайся! Ещё бы они не согласились! А Петросовет тебя полностью поддержит в этом. Ну-с, тогда я пошёл.
— Дерзай, Александр Яковлевич, а я всё подпишу.
На том, собственно, они и расстались. Через несколько минут после этой беседы в дверь раздался очередной стук. После разрешения в неё просунулась голова секретаря и порученца Сомова.
— А, Владимир, никак ты список мне принёс.
— Точно так, господин министр.
— Ну, тогда клади его быстрее мне на стол, а то время не ждёт. Приказ о всеобщей амнистии подготовлен?
— Сию минуту!
Сомов исчез, чтобы снова появится через пару минут с отпечатанными на печатной машинке листами.
— Вот, пожалуйте, Александр Фёдорович.
— Угу, что же тут у нас получается?
Пробежав по тексту глазами, Алекс Кей зачеркнул одну непонравившуюся ему фразу, добавил другую и передал листки Сомову.