— А причём тут смертная казнь? Все погибшие в перестрелке не являются казнёнными. Они сопротивлялись новой власти, которая дала им самое дорогое, что у них было помимо жизни. А именно — свободу! А они… Так что можете не волноваться, все ваши действия будут иметь под собой самую, что ни на есть, правовую поддержку. А, кроме того, помимо УГРО будут созданы ещё и другие отряды милиции, но пока у меня нет для этого ни времени, ни людей, ни командования. Начнём, для начала, с вас.
Одно могу сказать, господин коллежский асессор. Я увеличу вам и вашим подчинённым денежное довольствие. Я добьюсь этого от министра финансов. Временное правительство окажет вам посильную финансовую помощь для поиска и набора в ваши ряды новых членов.
Но настоятельно вам советую не брать к себе всякую шваль. Необходимо полностью исключить наличие мутных типов или людей с уголовным прошлым, пусть даже они были и политическими заключёнными. УГРО должно быть чистым от политики. Такое же распоряжение о создании губернских и волостных УГРО я направлю во все населённые пункты империи. А теперь давайте обсудим морфинистов.
Алекс взял докладную записку и стал её изучать. Через несколько минут он невольно воскликнул:
— Это что же получается? У нас в России свободно продаётся и кокаин, и морфий, и гашиш? К нам тоннами ввозится опиум?
— Да, — пожал плечами вновь назначенный начальник УГРО, — В каждой аптеке грамм наиболее доступного кокаина стоит один рубль десять копеек, его назначают даже детям. Нет, — поправил он сам себя, — Детям опиум, чтобы лучше спали, а мамашам морфий от нервов, чтобы не ругали и не били детей.
— Да, это же чёрт знает что такое! — Алекс был в шоке и несколько секунд просто расхаживал по кабинету, — Понятно, откуда и чем подогревалась звериная жестокость в ходе революции. Да, он был циником, он жаждал власти. Но это не значит, что пришелец из двадцать первого века был жестоким и бесчеловечным.
— Откуда к нам идут наркотики?
— Кокаин из САСШ, а опиум из Персии и Туркестана.
— Ясно. Где ещё продаётся морфий и кокаин, кроме аптек?
— На каждом углу стоят марафетчики, особенно много их в Кронштадте.
— И сколько там матросов и офицеров употребляют наркотики?
— Сложно сказать, — отозвался Кирпичников, — Среди матросов это очень распространено. Возможно, что процентов двадцать-тридцать. Среди офицеров меньше — процентов десять, вряд ли больше. Трудно вести статистику. Там не осталось полицейских. Кто смог, тот сбежал, а остальные легли во рву, куда стекает вода из дока Петра Великого.
— Но ведь морфинисты — законченные люди!
— Не знаю. Пока нет закона о запрете распространения и употребления наркотиков, они официально не представляют угрозы для общества и, следовательно, не опасны, — уже с откровенным ехидством ответил Кирпичников.
— Ваш сарказм мне понятен, но давайте не перебарщивать. А сколько употребляют их в других слоях?
— Многие их пробовали хотя бы один раз. Среди проституток употребляют кокаин и морфий до восьмидесяти процентов. Городская чернь, у кого есть деньги, практически поголовно. Многие господа балуются или подкрепляют свои силы для напряжённой работы.
— Ваша правда, — тяжело вздохнул Керенский и, пошурудив в ящике стола, выудил оттуда флакон с говорящей надписью «морфий». Резко размахнувшись, он метнул его в пол. Флакон разбился, оставив мокрое пятно и горсть разнокалиберных осколков, осуждающе поблёскивавших снизу.
— Эк вы, господин министр, — удивлённо проговорил Кирпичников.
— Надо изымать наркотики отовсюду.
— И каким образом, они же не запрещены?
— Правительство выделит вам деньги для скупки морфия и кокаина из аптек. По возможности, надо скупить и у «марафетчиков». Всё это провести под марку необходимости помощи раненым, для облегчения им боли. В действительности, изыскивать любую возможность для их захвата, покупки и последующего уничтожения. Оставить можно только небольшое количество для госпиталей и всё. У вас есть те, кого можно привлечь на это дело? Разумеется, важно не допустить прибытия новых партий. Нам нужен хлеб, а не наркотики!
Кирпичников задумался.
— Придётся привлекать к этому стариков, которые вышли в отставку.
— Привлекайте! Поставьте их на довольствие, придумайте им должности и действуйте. Привлеките, наконец, уголовников. За спасение своих шкур они могут уничтожать и совершать нападения на «марафетчиков» и других распространителей. Они должны отбирать товар и передавать его вам. А вы — уничтожать его. Надеюсь, я всё вам обрисовал максимально ясно?
— Да, довольно ясно.
— Прекрасно. Вашим куратором я назначу товарища Скарятина, пока не найду главу общей милиции, куда войдёте и вы со своим подразделением. Спасибо за вашу работу, надеюсь, мы сможем подавить преступность общими усилиями.
— Да, я тоже хочу надеяться на это, — кивнул Кирпичников своим мыслям.
— Скажите… — уже уходя, проговорил начальник УГРО, пряча взгляд. — Это ваша партия и лично вы натравливали народ на полицейских? Давали команду на распространения слухов о полицейских пулемётчиках?
— Гм, если этот факт и имел место, то я к этому не причастен. Можете считать, что это был другой Керенский, если вы не верите мне. Я тот Керенский, который любыми способами добьётся торжества закона и власти. Да, закона и ВЛАСТИ!
Кирпичников поднял голову, посмотрел прямо в глаза Керенскому и, что-то для себя окончательно решив, сказал.
— Я всё понял, я согласен. Я могу идти?
— Пожалуйста, можете идти работать.
— Слушаюсь! — и дверь за вновь назначенным и получившим повышение в чине начальником УГРО закрылась. От этого разговора у обоих его участников осталось горькое послевкусие недосказанности и не до конца осознанной вины.
Глава 14. Зарплаты
"Безумием революции было желание водворить добродетель на земле. Когда хотят сделать людей добрыми, мудрыми, свободными, воздержанными, великодушными, то неизбежно приходят к желанию перебить их всех." Анатоль Франс
Встряхнувшись от невеселых дум, Керенский поднял телефон и попросил девушку-телефонистку соединить его с Коноваловым. Тот почти сразу же схватил трубку и ответил.
— Алло, Александр?
— Да, Саша!
— Ты узнал о зарплатах?
— Да, да, я хотел тебе об этом сообщить чуть позже.
— Да? Тогда у тебя появилась прекрасная возможность сообщить мне об этом сейчас.
— Хорошо. Мне прислали телеграммы из многих губерний, в том числе из Орловской и Пермской.
— И?
— В Орловской губернии усреднённая зарплата разнорабочего тридцать четыре рубля и двадцать одна копейка. А в Пермской губернии — тридцать семь рублей и семьдесят три копейки.
— А в Петрограде?
— В Петрограде — двадцать два рубля и пятьдесят три копейки.
— Дебилы, …ять! — только и смог проговорить Алекс Керенский и с размаху бросил трубку на рычаги. Обиженно звякнул телефон, не виноватый в людской глупости и близорукости.
— Идиоттто, дебило, имбицилло, олигофрено! Ослы, бараны, тупые животные! Убогие, недалёкие, блаженные, редкостные придурки, циничные провокаторы, бестолковые вокзальные проститутки, — оскорбления сыпались из Керенского, как из рога изобилия.
После безобидных ругательств, пользуясь тем, что в кабинете никого не было, он перешёл к площадной брани, от души матерясь и отводя душу. Такого откровенного подталкивания к голодным, а, следовательно, и революционным восстаниям, он не понимал. Теперь у него в голове окончательно сложился пазл под названием «Февральская революция».
Денег мало, продукты и вещи дорожают в условиях ведения затяжной войны. Всё это обеспечивает плодородную почву для идей социализма. Высший генералитет готовит отречение императора в ставке, блокируя его от преданных пока ещё офицеров и совета министров.
А в Думе уже кипит котёл из меньшевиков, кадетов, октябристов и прочих мелких партийных и беспартийных шавок, подготавливающих поддержку народом государственного переворота, задуманного буржуазной элитой. К этому можно ещё прибавить отсутствие ограничительных мер на поднятие стоимости хлеба со стороны царского правительства. Да и откровенное головотяпство, и специально продуманные диверсии, и подстрекательство тоже имели место. Се ля ви! Монархия повержена…
Прекратив метаться по кабинету, Керенский остановился и невидящим взглядом уставился в стену.
А потом снова бросился к телефону.
— Аллё! Девушка?! Соедините меня с Коноваловым. Аллё! Александр, а скажи мне, ты знаешь, сколько получает в среднем рабочий в Германии? Знаешь?! И сколько? А в рублях? Узнай, пожалуйста. Пусть мне принесёт твой человек бумагу с этими данными, да таблицу составьте с ценами у них, и у нас на жильё, одежду и питание. И ещё узнай зарплаты городового, офицера и учителя. Да, надо… Очень надо, Александр Иванович! — Керенский поморщился, продолжая говорить при этом в трубку. — Да, эти сведения мне важны, будь любезен. Какая разница, зачем. Для мировой революции! Да, серьёзно! Абсолютно! Победим немцев и захватим их территорию. Будешь мэром Кенигсберга и владельцем всех заводов в нём. Да, шучу. Ладно. Спасибо!
В этот момент в дверь постучали, и в кабинет попытался войти заместитель Керенского Зарудный.
— Я не говорил — «ДА», — со злостью бросил Алекс.
В ответ Зарудный, который отличался мягким, но очень обидчивым характером, мгновенно вспыхнул.
— Извините, господин министр, я больше никогда не войду в ваш кабинет.
Керенский быстро одумался и взял себя в руки.
— Простите, Сергей Иванович, заработался. Столько неприятных событий происходит, всё на нервах и на нервах.
— Да-да, — остыл и вошедший, видя искреннее раскаяние Керенского, — Я всё понимаю.
— Вы с чем пришли?
— Да я, собственно, доложить, что все ваши распоряжения выполнены, и юристы под моим руководством готовы дальше работать. Все функции волостных начальников переданы мировым судьям. Я лично проверил все камеры, где работают мировые судьи. Процесс идёт и его не остановить.