Девушка не знала, что сказать. А Керенскому эти слова были и не нужны, он чувствовал в своей груди то, что возможно никогда и не чувствовал в своей жизни.
«Вот это да! Неужели я влюбился?» — спросил он сам себя. Такого не может быть после всего того, что я видел в своей прежней жизни и вижу сейчас. Любовь поистине зла: полюбишь не только козла, но и сам козёл способен полюбить. Как же это всё не вовремя! Чужая жена, чужие дети, эта милая девушка, а вокруг кровь, хаос, жесточайшая борьба за власть. Впрочем, а когда было легко?
В школе? Возможно, но вряд ли. В университете? Смотря с чем сравнивать. На работе? Нет, только не там. А дальше виток цинизма только нарастал и ширился. Круглосуточно крутишься, как белка в колесе. А вокруг только проблемы, интриги, рост над собой, повышение квалификации, умение предугадывать действия и так далее. Суета, суета, суета. Лучшая тёлка, лучшая машина, лучшая квартира. И всё мимо, мимо, мимо. Да, вот как-то так.
С трудом он смог очнуться от пришедших в голову тягостных мыслей.
— Владимир! — окрикнул Керенский своего секретаря. Как только в дверь просунулась голова Сомова, Алекс сказал ему:
— Вызови моего второго адъютанта и автомобиль. Надо отвезти княжну домой, пока совсем не потемнело. Справишься?
— Так что тут сложного? — удивлённо спросил Володя. — Вестимо, барышня красивая, а ночью опасно одну-то её отпускать. Не ровен час, нападут.
Оболенская, услышав слова признания её красоты, зарделась как маковый цвет и потупила глазки. Сердце Алекса кольнула ещё большая заноза. Все его знакомые девушки и молодые женщины и не думали краснеть в куда более пикантных ситуациях. Ни мат, ни восхищение отдельными частями их тела не способны были вызвать никакой реакции, кроме мнимого возмущения или набивания себе ещё больше цены. А тут…
Сомов в это время уже скрылся с полученным поручением, и Керенскому представилась редкая возможность пообщаться с юной особой княжеских кровей наедине. Те полчаса, что достались ему пока не приехала машина, показались самыми лучшими в его, казалось бы, хорошей жизни. Но они быстро пролетели.
— Ну, вам пора! — сказал Керенский, когда Сомов доложил о прибытии машины.
— Да, благодарю вас, Александр Федорович, приезжайте к нам. Мама угостит вас чаем и грузинскими сладостями, она у нас грузинская княжна из рода Дадиани.
— Всенепременно. Как только выдастся на то возможность, я обязательно заеду к вам. Возможно, что дня через два-три. И, кстати, вам очень идёт это пальто, и ваши гла…. Эээ, да, вам пора, княжна! До свидания, — оборвал он сам себя. Эта девушка делала его совершенно беспомощным, он даже начал ловить себя на желании делать ей комплименты. Хотелось ухаживать за ней так, как это и было раньше, в классической манере. С цветами, вкусными конфетами. Тортами на знаменательные даты. Целовать ручки, щёчки и только уже совсем перед свадьбой в губки.
Уже провожая княжну, он всё же удостоился чести прикоснуться губами к нежной и тёплой коже на запястье. Выпустив её руку из своей, он смотрел, как она садится в автомобиль и уезжает, увозя с собой его сердце, как бы это пафосно не звучало.
Вечер уже давно наступил, а ехать домой совершенно расхотелось. Работы хватало, и Керенский принялся разбирать завал бумаг, состоящий из докладных записок, отчётов, уведомлений и прочей рутины. Провозившись с ними до позднего вечера, он снова вызвал автомобиль и уехал на нём домой, вместе с первым адъютантом Кованько.
Приехав на квартиру, Алекс по настоянию жены посмотрел на «своих» сыновей, чмокнул в щёчку супругу, на секунду представив, что это щёчка княжны, и завалился спать. Ольга Львовна попыталась сделать слабый намёк на супружеский долг, но он отмёл все её вялые попытки.
— Дорогая, у меня очень много дел, не до любовных утех сейчас, когда революция только набрала ход, — эту фразу он пробормотал уже полусонным голосом и через пару минут заснул крепким сном без сновидений.
В это время, рассказывая матушке о результатах своего визита к министру юстиции, княжна Оболенская думала о нём. Её мама и сестра с неприкрытым интересом слушали подробный рассказ, восхищаясь настойчивостью сестры и дочери.
Вскоре явились люди из милиции, а потом и из созданного УГРО и пообещали, что их больше никто не будет беспокоить. А Ниночка надеялась снова увидеть министра Керенского, ведь он ей обещал и смотрел на неё ТАКИМИ глазами, что каждая уважающая себя незамужняя девушка должна понимать, что так не должны смотреть женатые мужчины. Но ей это внимание нравилось и льстило. Оттого она и хотела вновь увидеть революционного министра. И пускай смотрит на неё также, это ведь не запрещено…
Глава 19. Петропавловская крепость
"Война не на жизнь, а на смерть богатым и прихлебателям, буржуазным интеллигентам… с ними надо расправляться, при малейшем нарушении… В одном месте посадят в тюрьму… В другом — поставят их чистить сортиры. В третьем — снабдят их, по отбытии карцера, желтыми билетами… В четвертом — расстреляют на месте… Чем разнообразнее, тем лучше, тем богаче будет общий опыт…" В.И. Ленин
Сегодня, двадцать девятого марта тысяча девятьсот семнадцатого года, Алексу Керенскому всё же удалось вырваться не только из цепких лап жены (дочка полковника Генерального штаба, между прочим), но и из министерства.
Ему весьма кстати вспомнился анекдот о Ленине, где тот всем говорил, что он занят. Жене сказал, что идёт на работу, любовнице — что к жене, а на работе, что к любовнице. А сам на чердак, и учиться, учиться, учиться. Этот анекдот он в детстве слышал от своего деда и случайно запомнил его.
Усевшись в автомобиль с двумя вооружёнными до зубов адъютантами, Алекс выехал в сторону Петропавловской крепости. Ехать было недалеко, и автомобиль вскоре прибыл на место.
Коменданта крепости заранее предупредили о приезде высокого гостя телефонным звонком, поэтому Керенского уже с нетерпением ждали у главного входа. Это был подполковник Лисунов Сергей Михайлович. Вытянувшись во фрунт, он приветствовал министра юстиции, приложив руку к зимней папахе.
— Господин министр…, - начал было доклад комендант.
— Товарищ. Обращайтесь ко мне: «товарищ министр юстиции», — оборвал офицера Керенский.
— Есть, товарищ министр. Вверенная мне крепость находится в боеготовом состоянии и выполняет все свои функции по прямому назначению в полном объёме.
— Так, значит, у вас всё хорошо? — заложив правую руку за отворот пальто на груди, спросил его Алекс, не понимая всех этих военных слов.
— Так точно!
— Прекрасно! — Алекс продолжил осматриваться по сторонам, с любопытством разглядывая внутренний двор и здания, расположенные на территории Петропавловской крепости.
— У вас находятся арестованные царедворцы?
— Так точно! Арестованные министры царского правительства, а также жандармские и полицейские чины находятся в тюрьме Трубецкого бастиона.
— Прекрасно. Значит нам туда. Соблаговолите проводить меня лично или дайте пару сопровождающих, я хочу тет-а-тет побеседовать с каждым из заключённых. Естественно, по мере возможности и своих сил.
— Там много заключённых.
— Ничего, предоставьте мне, пожалуйста, их список и комнату, где возможно с ними спокойно переговорить без ненужных свидетелей и лишних ушей. Мне предстоит, помимо специально назначенной для этого комиссии, определить степень их вины. Это нелегкое, но весьма нужное дело.
— Как вам будет угодно.
— Да, чувствую, что здесь я проведу весь день, но это того стоит.
— Тогда прошу вас, товарищ министр.
Вместе с комендантом Петропавловки они бодро зашагали по территории, пока не прибыли к входу в Трубецкой бастион. Войдя в него и перемещаясь по подземным казематам, Алекс невольно насыщался мрачностью помещений политической тюрьмы. Сумрачные тюремные коридоры, ряды многочисленных камер с железными дверями и закрытые глазки навевали очень нехорошие мысли.
Он невольно поёжился. Страшно хотелось сбежать отсюда, лишь бы не видеть тусклого света электрических лампочек, холодной темноты стен, покрытых вечной плесенью, каменного пола, на который стекали капли тёмной воды, не чувствовать во рту затхлый привкус безысходности и отчаяния.
Было очень холодно, на полу отсвечивали потусторонним блеском лужи воды. Из маленьких окошек, расположенных под потолком камер, едва пробивался тусклый солнечный цвет. Обстановка в тюрьме была удручающая, пахло смертью.
Разместившись в комнате для следователей, Керенский стал изучать предоставленный список арестованных, содержащихся в Петропавловской крепости. Перечень был весьма обширным. Здесь были многие царские министры, а также лица из числа аристократии, тем или иным образом связанные с Распутиным. Были и женщины, в частности, фрейлина императрицы графиня Вырубова.
Но его интересовали лишь некоторые из этих узников. Остальные шли постольку поскольку. Судьба заключённых не сильно заботила Керенского, однако и оставлять этих людей в тюрьме для него не было никакого смысла. В конечном итоге он собирался выпустить их всех, но условия освобождения должны были быть для каждого свои.
Ещё раз внимательно просмотрев список, он остановил свой выбор на генерал-майоре Секретёве Павле Ивановиче, бывшем начальнике автомобильных частей императорской армии. Вскоре узника доставили к Керенскому.
Это был крепко сбитый человек, носивший усы вразлёт по последней моде. Вообще, большинство мужчин дореволюционной России имели усы и очень многие бороды. Особенно, если были уже в преклонном или зрелом возрасте. Весь остальной облик генерала не сильно отличался от других представителей военной элиты.
— Присаживайтесь, Павел Иванович, — поприветствовал генерала Алекс Кей.
— Спасибо, я уже и так сижу, — скаламбурил тот.
— Гм, — Александр Федорович не стал поддерживать мрачную шутку, а сразу перешёл к делу.
— Читаю вот ваше личное дело и не совсем понимаю, почему вас арестовали и сопроводили в тюрьму? Вы отказались передавать генералу Хабалову броневики для подавления Февральской революции, что весьма похвально и является неоценимым вкладом в дело революции. Но уже шестнадцатого марта вас арестовали и сопроводили в тюрьму, как же так?