«Волнуется! — хмыкнул про себя Алекс, — а может быть, и боится. Сейчас попробуем его разговорить».
— Ну, что же, теперь давайте с вами побеседуем. Как революционер с реакционером.
Беляев молчал. Этого Алекс Керенский не ожидал.
— Вы понимаете, что я вас сюда вызвал не просто так, на кону стоит ваша жизнь, а вы игнорируете меня.
После этих слов Беляев закончил протирать очки, водрузил их на переносицу и сказал.
— Какое правильное слово вы произнесли. Мне проще вас игнорировать, чем слушать. Вы негодяй, я вас ненавижу, из-за таких, как вы, армия разваливается! — и генерал сделал движение рук, как будто ощущал их на горле Керенского, которого с удовольствием бы задушил.
— Да если бы только армия. Всё государство идёт под откос. Вы предатель. Предатель! Предатель!
Генерал привстал, словно бы действительно захотел броситься и придушить Керенского.
Алекс вскочил и испуганно отшатнулся от Беляева, он не ожидал такого поворота. Его и самого затрясло от пережитых эмоций, и он теперь догадывался, отчего дрожали пальцы у генерала. Засунув руку в потайной карман френча, Алекс выудил оттуда револьвер и выставил его перед собой.
Беляев, уже выпрямившийся в полный рост, увидев револьвер в руках Керенского, лишь усмехнулся.
— Надо же, даже в тюрьме я ещё способен внушать страх. Приятно, что ни говори, но это самообман. А вы лишний раз доказали свою трусливую сущность, господин министр юстиции, — и он брезгливо поморщился.
Керенского передёрнуло от этих слов, но он не собирался отступать.
— Возможно, но я бы не был на вашем месте столь категоричным, господин генерал. Это вредно для здоровья.
— Вы уже изрядно позаботились о моём здоровье, господин министр, спасибо.
— Не за что, я и ещё могу, но боюсь, мне тогда не с кем будет разговаривать. Вы не хотите узнать, зачем вас привели сюда?
— Нет! Мне это неинтересно.
— Ммм, я надеялся на другой ответ, — и Керенский снова уселся за стол, спрятав обратно револьвер. Руки у него ещё подрагивали от остатков резко выброшенного адреналина, а Беляев, наоборот, уже успокоился.
— Зря, мне нужна информация.
— Я в этом и не сомневался.
— Вы уничтожили все секретные документы в Генеральном штабе. Зачем?
— Чтобы они не достались таким, как вы.
— Что же, это логично, но зачем нам эти сведения об армии?
— Вам? Вам незачем. Они нужны вашим кураторам, господин марионетка. Вы же должны отрабатывать полученную помощь, да и деньги нужны всем. А уж вы и вам подобные никогда не отказывались от иностранных инвестиций, собственно, в себя.
— Откуда вы знаете, какие у меня есть связи? Впрочем, это мне не интересно, я уже понял, что вы меня не то что недолюбливаете, вы меня ненавидите. Это изрядно осложняет успех моего дела.
— Какого дела? Быстрейшего развала России? Не переживайте, у вас и у этого предателя Гучкова все происходит, как нельзя лучше. Ваши хозяева должны быть довольны вами.
Алекс Керенский чувствовал, что гормоны тела прежнего Керенского, замешенные уже на его характере, пытаются вырваться из-под контроля, и их всё сложнее было обуздывать.
— Господин генерал, прекратите!
Дальше он замолчал, сверля взглядом генерала, который спокойно смотрел ему в глаза. Про себя Керенский думал, что его затея сейчас проваливается с сухим треском, прямо под лёд завышенных ожиданий. Но этот генерал был ему очень нужен. Он работал в Генштабе, он знал, кто продался за обещания, кто скрытый масон, кто агент иностранных разведок, а кто просто дурак! И он знал очень много тайных сведений.
А если и не знал, то уж догадывался наверняка, особенно после своего ареста. Сейчас у него было много времени, чтобы проанализировать поступки того или иного старшего офицера, либо генерала. Керенский понимал, что с приходом к власти он будет вынужден устроить чистки в Генеральном штабе, чтобы уволить тех, кто способен поднять и организовать мятеж. Убивать этих людей, за редким исключением, необходимости не было. Достаточно было их уволить или отправить в действующую армию. А уж потом действовать по обстоятельствам.
Генерал Беляев снова замолчал и погрузился в свои размышления. Нужно было как-то его расшевелить, но с какой стороны зайти Керенский не знал. То, что Беляев был однозначно прав, говоря про кураторов, Алекс Керенский понимал. Его ещё не приглашали в английское посольство, но то, что его предшественник там неоднократно бывал, он знал от Коновалова и из истории.
— Хорошо. Значит, вы не хотите освободиться досрочно?
Беляев поднял голову и без удивления спросил.
— Что вы сказали?
— Я хотел бы с вами обсудить вашу дальнейшую судьбу. В моих силах освободить вас.
— Зачем вам это нужно?
— Нужно, но тюрьма не то место, где об этом можно открыто поговорить. Кроме того, надо мною довлеют разные силы, и я не могу самостоятельно вырваться из-под их контроля. В этом вы можете мне помочь.
— Зачем мне это?
— Ну, хотя бы затем, чтобы спасти свою жизнь и жизнь императора и его семьи.
— Вы что, хотите их убить? — вскричал генерал и снова вскочил со своего места.
— Спокойнее, Михаил Алексеевич!
Ствол револьвера очень быстро оказался в руках у Керенского и уже смотрел на генерала.
— Не надо заставлять меня убивать вас. Мне это сойдёт с рук, а вам будет больно. Вы же практически не участвовали в боевых действиях, а значит, не знаете, как это бывает.
— А вы знаете?
— А мне хватило и одного посещения госпиталя с ранеными солдатами. Очень, скажу я вам, жуткое и запоминающееся зрелище. Кроме того, вы должны понимать, что я — это я, но есть и другие. Да, до революции я только бы радовался убийству императора. Но времена изменились, и для меня нет никакой выгоды в его убийстве: ни моральной, ни физической. Борьба за власть склонна принимать разные формы, и я бы на вашем месте задумался о своей семье или родственниках, ведь их могут взять в заложники, и много чего ещё можно сделать, при желании.
— Вы не посмеете!
— Я — нет! Но если я уйду, уйдут рано или поздно и другие, а им на смену придут ещё более оголтелые революционеры, для которых кровь людская, что водица. Вы же образованный человек, неужели вы не читали о Великой Французской революции? То же можно сказать и о Парижской коммуне. Сколько людей сложили там головы в борьбе за свои идеалы, а скольких убили потом? Соглашайтесь, я предлагаю вам встать снова у руля власти, но чуть позже.
— Кем вы хотите меня видеть? — глухо произнёс Беляев.
— Начальником Генерального штаба! На этом посту вы сможете организовать охрану и выезд императора за границу. В ваших силах сохранить ему жизнь. В противном случае, его ничто не спасёт. Я слишком слаб, чтобы переломить ход ситуации в свою пользу, а вы вообще ничего не сможете сделать, лишившись всех постов.
— Как вы меня сможете поставить на эту должность?
Керенский нагнулся к Беляеву.
— Не знаю! У меня будет очень много неприятностей, когда узнают, что я вас освободил, а уж если я предложу вашу кандидатуру на пост начальника Генерального штаба, то дни моей власти тут же будут сочтены. Но, в то же время, пока вы в тюрьме, вы бесполезны. А потому, приходится идти на риск.
— Вы согласны рисковать своей шкурой ради меня?
— Ради вас? Нет, если рисковать, то сразу ради определённой кучки людей. Возмущение будет одинаковым, а результат абсолютно разным. Вы дадите мне подписку о невыезде, а дальше я приставлю к вам охрану. А вы будете организовывать штаб на дому и привлекать к этому делу наиболее способных, с вашей точки зрения, офицеров, оказавшихся в отставке или не у дел. Ваше финансирование я обеспечу, по мере своих сил и возможностей. Денег будет немного, но они будут, не сомневайтесь. Соглашайтесь, пока не вернулись в Россию видные эсеры во главе с Черновым и Савинковым. Тогда я буду уже бессилен.
— Они уже едут?
— Да, через неделю они будут в Петрограде.
Генерал задумался. У него, очевидно от нахлынувших чувств, поднялась температура, лоб покраснел, очки запотели. Он снял их рывком, судорожно протирая полой своего мундира, и снова надел.
— Да, тогда я согласен.
— Прекрасно. Пока большего и не надо. Мне предстоит ещё многое сделать. Прошу о нашем разговоре не распространяться. Это в ваших же интересах. Я же всегда смогу сказать, что это ваши досужие выдумки, навеянные мрачной действительностью знаменитой тюрьмы.
— Да, вы правы, но и без этого предупреждения мне нет никакого смысла сдавать вас вашим подельникам. Вы правильно сказали, лучше из «товарищей» никого не будет. Это правда.
— Слово офицера я с вас брать не буду.
— А я и не собирался вам его давать.
— Да. Потому вам и будет назначен домашний арест, а пока, всего хорошего, господин генерал.
— В ваших устах, господин Керенский, как министра юстиции, это звучит издевательством. А из уст тюремного надзирателя — всего лишь насмешкой, — проговорил Беляев и вышел из комнаты в сопровождении охранника.
Керенский в ответ лишь только хмыкнул, облегчённо откинувшись на спинку стула.
Глава 24. Кресты
"В нашем черносотенстве есть одна чрезвычайно оригинальная и чрезвычайно важная черта, на которую обращено недостаточно внимания. Это — темный мужицкий демократизм, самый грубый, но и самый глубокий." В.И. Ленин
После небольшого перерыва Керенский вызвал к себе дежурного старшего надзирателя.
— Любезный, а в какой камере сидит у нас некто Александр Иванович Дубровин.
— Эээ, а у нас его в списках нет!
— Как так?! — Керенский опешил и снова заглянул в свой список, — А где же он?
— Ммм, не могу знать, но если он не у нас, то тогда в Петропавловке.
Алекс снова внимательно стал изучать свои списки и внезапно заметил вкравшуюся туда ошибку. Действительно, доктор Дубровин, лидер «Союза русского народа», находился именно там, куда и указал надзиратель, то есть в Трубецком бастионе. Ругнувшись про себя, Керенский продолжил.