— Ишь какая ненасытная.
Миа в доказательство с силой притянула его голову, запечатлев жадный поцелуй.
Член скользил взад-вперед, а Гейб опускался все ниже, пока их бедра не встретились.
— Твою мать, что ты делаешь со мной? — измученно прошептал Гейб.
Миа обвила его ногами, упершись лодыжками в ягодицы. Она приподнялась, она хотела большего. Черт, он и сам хотел большего. Ему никогда не будет достаточно.
Гейб уперся ладонями в кровать по обе стороны от головы Миа и стал отчаянно вторгаться, извлекая член почти целиком. Он доходил до предела, на секунду замирал, отступал, чтобы в следующий миг повторить. Это был пыточный, эротичный ритм.
— Скажи, чего ты хочешь? — ухитрился спросить он. — Ты скоро кончишь, Миа? Что тебе нужно?
— Тебя, — просто ответила она, одним словом пронзив ему сердце. — Только тебя.
Гейбу не понадобилось напоминать ей, куда смотреть. Ее взгляд был прикован к нему — нежный, всепонимающий, полный тепла.
Гейб ускорил толчки, извиваясь с ней в унисон. Он ощутил ее близкий оргазм. Ее рука обхватила член и с силой сжала, подхлестнув и его.
Гейба словно вывернуло наизнанку. Такого натиска он не знал. Мощнейший выброс адреналина.
Первое извержение спермы оказалось болезненным и до того сладостным, что Гейб забыл обо всем, кроме своего члена, извергавшего семя в ее влагалище. Миа обмякла. Она кончила, не сводя с него глаз. Ее грудь быстро поднималась и опадала. Гейб, даже разрядившись, продолжал двигаться, не желая расстаться с испытанным ощущением.
Ее руки соскользнули с его плеч. Прошлись по спине, взметнулись и замерли. Ее ногти вонзились ему в кожу. Гейб застонал и содрогнулся всем телом. Сделав последний толчок, он без сил опустился на нее.
Он взял Миа под ягодицы и приподнял, не желая разъединяться. Будь такое возможно, он бы остался в ней навсегда, стал ее частью. На свете не было чувства слаще и прекраснее.
— Падение в пропасть, — сонно пробормотала Миа. Голос у нее был сонный. Голос полностью удовлетворенной женщины.
Гейб молчал, ибо не находил слов, способных передать его сокрушенное состояние. Ему не хотелось показывать ни ей, ни кому-то еще, насколько он сейчас уязвим.
Он поцеловал Миа в висок — осторожно, чтобы остаться в ней. Он не собирался выходить из нее. Это было очередным безумием, но ему нравилось, что Миа была столь же одержима им, как и он ею.
Она крепко прижалась к нему. Их тела переплелись. Гейб подумал, что теперь она уснет, но Миа тихо произнесла его имя.
Гейб приподнял голову ровно настолько, чтобы видеть ее, и большим пальцем отвел прядь волос с ее лба.
— О чем ты думаешь? — спросил он.
Гейб не привык к разговорам в постели, но по глазам Миа понял, что дело серьезно.
— О контракте, — прошептала она.
Гейб напрягся и приподнялся еще, чтобы видеть лицо. Эрекция не проходила, он оставался внутри, был ее неотъемлемой частью, и ему хотелось, чтобы ничего не менялось: Миа, лежащая под ним, придавленная им, принадлежащая ему. Особенно если они собрались обсуждать этот чертов контракт.
— Что с ним не так?
— Я вспоминала пункт о «других мужчинах», — вздохнула она. — Это что, обязательное условие? Или на всякий случай?
Посторонний мужик, дотрагивающийся до Миа, был последним, о чем хотелось думать и говорить Гейбу сейчас, когда он был в ней по самые яйца, а она лежала в его объятиях голая и удовлетворенная. Но во взгляде Миа он уловил любопытство. Не страх. Искренний вопрос, как будто она всерьез обдумывала такую возможность…
— А ты сама как считаешь? — без обиняков спросил Гейб. — Тебя это заводит? Мысль, что кто-то трогает тебя, а я наблюдаю?
Миа начала отводить взор.
— Смотри в глаза! — скомандовал Гейб. — Коли возник такой разговор, смотри мне в глаза.
Она подчинилась, залилась краской и облизнула губы. Гейб уловил ее нервную нерешительность.
— Ладно, признаюсь. В общем… да, мне действительно интересно. То есть… я не могу сказать точно, хочу ли этого, но мне любопытно. Я знаю, что Джейс и Эш…
— Не хочу ничего слышать про Джейса и Эша, — скривился Гейб. — Даже не желаю думать о них голых.
Миа засмеялась. Ее глаза сверкнули. Напряжение покинуло ее, и Гейб это сразу почувствовал.
— Я просто хотела сказать, что знаю про их тройки. Мне было интересно, как это. Да не с ними же, господи. — Ее передернуло. — Вообще. Когда одна женщина и двое мужчин. Когда я впервые прочла об этом в контракте, то пришла в ужас. Хотела завопить: «Ни за что!» Но потом стала раздумывать, на что это похоже. — Последние слова Миа прошептала, с беспокойством поглядывая на Гейба. — Тебя это злит? — помолчав, спросила она.
— Раз я сам обозначил подобную возможность, мне не на что сердиться, — вздохнул Гейб. — В твоем любопытстве нет ничего плохого, и я рад, что ты не боишься. Тебя это возбуждает? Когда тебя трогает другой мужчина, а я наблюдаю и командую?
Она медленно кивнула. Ее соски тотчас отвердели, а влагалище сжалось, плотно обхватив его член и породив в паху приятное волнение. Да, секс втроем возбуждал Миа, но Гейб сомневался, что он способен доставить ей такое удовольствие. Он не был уверен, что в силах стоять и смотреть, как кто-то лапает его достояние.
Гейб нагнулся и поцеловал ее, не желая делиться своими соображениями.
Он начинал ненавидеть этот гребаный контракт.
Глава восемнадцатая
Сработал интерком, и Гейб разозлился. Еще одна помеха! Мало того что он постоянно отвлекался на сидевшую напротив Миа, так еще этот звонок в самый неподходящий момент. Гейб пытался свести воедино источники финансирования на строительство островного курорта. Он четко и ясно велел Элинор ни с кем его не соединять.
— Что там еще? — рявкнул он в трубку.
— Мистер Хэмилтон, — нервно ответила Элинор, — я помню ваше распоряжение, но пришел ваш отец. Он говорит, что у него к вам важное дело. Я подумала, что должна вам об этом сказать.
Гейб стал мрачнее тучи. Миа встревоженно подняла голову.
— Сейчас выйду, — после секундного колебания бросил в трубку Гейб.
Он не знал, что заставило отца явиться к нему на работу, и не хотел, чтобы Миа слышала их разговор.
— Гейб, я могу выйти, — робко предложила она, видя, что он встает.
Гейб покачал головой. Нет, пусть лучше останется в кабинете, подальше от сплетен и пересудов. Он уже нашел любительницу открывать замки и шастать по чужим кабинетам. Ему не пришлось слишком долго убеждать ее коллег. Они быстро назвали имя взломщицы. Он немедленно ее уволил без каких-либо объяснений. После всего случившегося Гейбу хотелось оградить Миа от этого гадюшника.
Выйдя в приемную, Гейб увидел отца, стоявшего возле стола Элинор. Вид у Хэмилтона-старшего был задумчивый и какой-то понурый. Гейб никогда не видел его таким, особенно на людях.
— Привет, папа, — поздоровался Гейб. — Чем могу быть полезен?
Отец помрачнел еще больше, в его глазах читалось сожаление.
— Было время, когда я приходил сюда и ты не спрашивал зачем. Ты был мне рад.
Чувство вины несколько приглушило раздражение Гейба.
— Обычно ты сначала звонил. Я тебя сегодня не ждал. Испугался — не случилось ли чего.
Отец помедлил, затем сунул руки в карманы своих дорогих брюк и произнес:
— Случилось. Мы можем где-нибудь посидеть? Ты уже обедал? Я надеялся, ты выкроишь для меня время.
— Для тебя у меня всегда найдется время, — уже мягче ответил Гейб, вспомнив слова, недавно сказанные матери.
Он привык видеть их вдвоем, а не порознь.
В тревожных отцовских глазах появилось некоторое облегчение.
— Сейчас вызову машину, — сказал Гейб. Он повернулся к Элинор: — Машину к подъезду. И проследите, чтобы Миа не пропустила ланч. Передайте ей, что я не знаю, когда вернусь. Если меня не будет до четырех, пусть идет домой.
— Да, сэр, — ответила Элинор.
— Ну что, идем? — обратился Гейб к отцу. — Когда спустимся, машина будет уже ждать.
Они вошли в лифт и молча поехали вниз. Повисла неловкая пауза, но Гейб не пытался исправить дело. Он сомневался, что ему удастся залатать брешь, возникшую между ним и отцом. На приеме он вел себя как последняя сволочь. Наверное, отца шокировало, что его блондинка так быстро переметнулась к сыну. Гейб этого не хотел. Он злился на отца за уход из семьи и до сих пор не понимал, как такое могло случиться, однако любил его и вовсе не думал причинить ему боль. Гейб лишь стремился показать, с кем тот связался.
Машина подъехала почти сразу, как только они вышли из здания. Гейб велел водителю ехать в «Ле Бернарден» — один из любимых отцовских ресторанов.
Всю дорогу отец молчал. То же было и в ресторане, пока официант не принес заказанные блюда. Только тогда отец заговорил, и Гейбу почудилось, что помолчи он еще немного — и слова хлынут сами. Лицо Хэмилтона-старшего превратилось в маску печали и раскаяния.
— Я совершил чудовищную ошибку, — признался отец.
Гейб замер. Положил на стол салфетку, которую так и не развернул, — лишь бы сделать что-то.
— Я тебя слушаю.
Отец поскреб щеку. Только теперь Гейб увидел, как он измучен, как будто состарился за одну ночь. Под глазами залегли тени, морщины сделались глубже.
Хэмилтон-старший поерзал на стуле, затем сделал глубокий вдох. Все его лицо исказилось гримасой. К ужасу Гейба, в отцовских глазах блестели слезы.
— Дурак я был, что ушел от твоей матери. Это грубейшая ошибка моей жизни. Не знаю, о чем я тогда думал. Я ощущал себя таким несчастным, мне казалось, что я в ловушке, а потому решился на этот безумный шаг. Думал, сделаю то, сделаю это. И если попытаюсь начать все заново, дела наладятся и стану счастливее.
Гейб шумно выдохнул.
— Черт возьми! — вырвалось у него. Он был готов к чему угодно, но не к этому.
— Твоя мать ни в чем не виновата. Она просто святая, если столько лет терпела меня. Наверное, все началось в тот день, когда я проснулся и подумал: «Я стар». Следом явилась мысль, что мне не так уж много осталось. Я запаниковал, а потом… свихнулся. Иначе это не назовешь, потому что я начал винить ее. Представляешь? Твою мать! Женщину, которая все эти годы преданно шла со мной рука об руку, подарила мне замечательного сына. Но я винил ее, потому что видел в зеркале старика. Тот воображал, что достаточно перевести стрелки назад, и годы повернут вспять. Мне хотелось снова почувствовать себя молодым. Но вместо этого я оказался мерзавцем, который обосрал жену, семью… тебя, сынок. Да, я обосрал вас обоих, и мне не выразить словами, как я теперь раскаиваюсь.