Эта идея и погубила 35-летнего барона, которого ни сабля, ни пуля не брали. Его подчиненным, включая ветеранов и самых преданных монголов, никак не хотелось в такой беспримерный лишениями путь, причем теперь уже без возврата назад. Офицеры дивизии сговариваются убить Унгерна, а командование частями предложить командиру бригады генералу Резухину, чтобы тот повел на восток, а не в Тибет.
Старый друг барона Романа Резухин не предает его, узнав о заговоре. Перед строем генерал приказывает арестовать изменников, но из рядов стреляют, он ранен в ногу. Резухина добивает в голову из нагана оренбургский казак. В лагерь другой бригады, где стоит штаб Унгерна, отправляют гонца с новостями тамошним заговорщикам.
Гонца из резухинской бригады перехватывают часовые буряты и к ночи приводят к барону, которому ничего не удается от того добиться, и он откладывает дознание с пытками до утра.
Заговорщики бивуака Унгерна решают действовать незамедлительно и бросаются к его палатке. Кто-то выглядывает оттуда, в него стреляют, присматриваются — это не барон, а штабной полковник. Заглядывают внутрь и выясняют, что Унгерн внезапно поменялся своими палатками со штабом!
Барон выдает себя, выглянув из соседней палатки. Теперь по нему бьют залпом из нескольких револьверов… Но Унгерн даже не ранен, мгновенно падает, перекатывается и исчезает в кустах.
Мятежные офицеры — в ужасе от происшедшего, тем не менее они поднимают людей и ведут части к Джар-галантуйскому дацану, чтобы оторваться с этого несчастного места. Они боятся, что барон, соединившись с расквартированным в другом месте монгольским дивизионом, жестоко им отомстит. Дивизия движется в кромешной темноте между сопок по узкой дороге, в оцеплении — сотня казаков и пулеметная команда, чтобы отразить очень возможный унгерновский налет…
Восемь верст проехали, как вдруг по каменистой дороге слышен стук копыт одинокого всадника!
Унгерн, незаметно объехав линию оцепления, как призрак, на своей любимой белой кобыле возникает перед предавшим его войском. Он смотрит на замершие перед ним в страшном оцепенении сотни и спрашивает командира Бурятского полка Очирова:
— Очиров, куда ты идешь?
Тот молчит, с трудом переводя сдавленное дыхание.
— Приказываю тебе вернуть полк в лагерь! — чеканит барон. Очиров отчаянно выкрикивает:
— Мы хотим идти на восток и защищать наши кочевья. Нам нечего делать в Тибете!
Сотни недвижно стояли перед Унгерном, барон кричал и ругался, приказывая поворачивать. Однако никто не двигался с места. Заговорщики сжимали в руках оружие, но не могли его разрядить в разъезжающего перед ними Унгерна, которого азиаты давно звали «Богом Войны».
Первым выстрелил есаул Макеев со страху, когда барон случайно толкнул его грудью лошади. Макеевский выстрел взорвал мистический гипноз, и по Унгерну ударили со всех сторон, даже пулеметная команда!
В шквале свинца Унгерн филином метнулся прочь опять невредимым. Белая лошадь внесла «Бога Войны» на вершину холма, с которой барон канул в долину.
Генерал Унгерн фон Штернберг без единой царапины поскакал к монгольскому дивизиону, которым командовал князь Сундуй-гун, тоже решивший барона и новоиспеченного монгольского князя предать. На рассвете джигиты в лагере увидели Унгерна, летящего прямо на них. Монголы, приготовившиеся к его появлению, ударили по генералу слаженными выстрелами, но не одна пуля не попала в него.
Барон подскакал, и они пали ниц перед этим высшим существом, моля о прощении. Измученный Роман Федорович махнул рукой, выпил пересохшими губами жбан воды и пошел соснуть в княжескую палатку.
Монголы видели, что пули действительно не берут «Бога Войны», они уверились, что не смогут сами его убить. Тогда княжеские воины бесшумно вползли в палатку и накинули Унгерну на голову тарлык, скрутили, связали ему руки и ноги. Отдавая низкие поклоны, пятясь, монголы с ужасом и благоговением покинули палатку. Они вскочили на коней и поскакали куда глаза глядят.
Роман Федорович ни за что не хотел попасть в плен живым, он боялся этого больше всего, потому что лучшие воины из восемнадцати поколений его предков за тысячу лет всегда погибали в бою. На крайний случай всегда у барона в боковом кармане халата имелся яд. В тот миг, когда крутили его тарлыком монголы, он успел сунуть руку за пазуху, но яда там не было… Потом Унгерн вспомнит, что за несколько дней перед этим его денщик пришивал пуговицы к халату и, видно, яд по небрежности вытряхнул. Лежа скрученным, барон все же попытался уйти с этого света, где даже вернейшие богов предают.
Барон приподнялся и потянулся к свисавшему над головой конскому поводу, постарался впиться в него шеей, чтобы она захлестнулась удавкой поводьев. Опять ничего не вышло — повод был слишком широким…
Роман Унгерн лежал в палатке до тех пор, пока на нее не натолкнулся разъезд красных партизан Щетинкина. Те сунулись в палатку, выволокли связанного белокурого человека с генеральскими погонами. Старшой конников злобно спросил:
— Кто ты?
Пленник небрежно взглянул на него вылинявшими васильками глаз и произнес:
— Начальник Азиатской конной дивизии генерал-лейтенант барон Унгерн фон Штернберг.
Было это в конце августа 1921 года, допрашивали Унгерна в Троицкосавске дознаватели советского экспедиционного корпуса. Он не хитрил, сразу заявив:
— Раз войско мне изменило, могу теперь отвечать вполне откровенно.
Потом перевезли барона в город Новониколаевск, теперь называющийся Новосибирском, в тюрьме которого он просидел около недели. Судили Унгерна 15 сентября 1921 года в открытом заседании в здании театра в загородном саду «Сосновка».
Стенограмма процесса и репортажи с него были опубликованы в газете «Советская Сибирь», где можно прочитать, что помещение суда «залито темным, сдержанно-взволнованным морем людей. Скамьи набиты битком, стоят в проходах, в ложах и за ложами». Сообщалось, что говорит Унгерн «тихо и кратко», держится спокойно, но «руки все время засовывает в длинные рукава халата, точно ему холодно и неуютно». «Моментами, когда он подымает лицо, нет-нет да и сверкнет такой взгляд, что как-то жутко становится… Получается впечатление, что перед вами костер, слегка прикрытый пеплом…»
Суд шел пять часов и закончился смертным приговором в 17 часов 15 минут.
Наутро барон Р. Ф. Унгерн фон Штернберг со своей обычной невозмутимостью в эти дни встал перед стрелковым взводом. Белый генерал был спокоен и потому, что в эту последнюю ночь своей жизни изгрыз зубами белый эмалевый крест Святого Георгия, который никогда не снимал со своей груди, чтобы он прежним никому не достался.
Когда о расстреле барона Унгерна узнал в Урге Богдо-гэген, он повелел служить панихиды о «родственнике Белого царя» во всех монастырях и храмах Монголии. А, так сказать, поимщик Унгерна красный партизан Щетинкин здесь же в Урге, ставшей Улан-Батором, был «расстрелян» в пьяной драке в 1927 году.
Барон Унгерн, хорошо зная своего старого однополчанина Г. М. Семенова, небезосновательно ждал его в Забайкалье, когда налетал туда в 1921 году со своей одинокой белой дивизией. В это время Григорий Михайлович всеми помыслами стремился туда, разрываясь между точками, где дислоцировались его отступившие войска. Не было возможности поднять их на новый дальний белый поход в Забайкалье, но в Приморском крае остатки частей, подчинявшихся главкому Семенову, еще послужили Белому делу.
12 мая 1921 года завершилось формирование правительства ДВР в Чите, а 26 мая во Владивостоке произошел очередной переворот. Горстка каппелевцев с двенадцатью винтовками и несколькими револьверами подняла восстание, разогнав две тысячи красных милиционеров, охранявших местный пробольшевистский режим ДВР. В результате образовалось Временное Приамурское правительство, его возглавили промышленники братья Меркуловы.
Меркуловы провели переговоры с командирами белых частей в Приморье и за границей. Из них много забайкальских казаков осело в Маньчжурии, а в Приморье в Гродекском районе находились оставшиеся бойцы 1-го Семеновского корпуса, конный дивизион личного конвоя атамана Семенова. Эти добровольцы отправились на службу Приамурскому правительству, где общее командование казачьими формированиями принял генерал Глебов. Костяком же армии нового владивостокского правительства стали каппелевцы, собравшиеся из Харбина, зоны КВЖД. Их возглавил генерал Молчанов.
Белое войско приамурцев обороняло от красных партизан Приморье, а разрозненные белые отряды действовали вплоть до Якутии, где под Якутском бойцы корнета В. Коробейникова в марте 1922 года уничтожили посланный из Иркутска мощный отряд вместе с его знаменитым командиром, командующим советскими войсками Якутской области и Северного края Каландарашвили.
Летом 1922 года с конца июля по начало августа во Владивостоке прошел Приамурский Земской Собор, доклад на котором председателя Временного Приамурского правительства С. Д. Меркулова едва ли не начался со слов:
— Наследие от павшей власти досталось очень тяжелое. С первых дней работы новой власти таковая была нарушена приездом во Владивосток атамана Семенова…
На Соборе Правителем Приамурского края и Воеводой Земской рати был выбран генерал-лейтенант М. К. Дитерихс, бывший начальник штаба Верховного правителя А. В. Колчака. Г. М. Семенов, пытающийся принять участие и в этой реорганизации дальневосточной власти в православно-монархическую, снова остается не у дел на русской земле. Покинув Приморье осенью 1922 года, атаман окончательно эмигрировал из России.
В это время 17 октября 1922 года свой последний указ № 68 издал Правитель Земского Приамурского края, последний вождь Белой армии в России генерал М. К. Дитерихс:
«Силы Земской Приамурской Рати сломлены. Двенадцать тяжелых дней борьбы одними кадрами бессмертных героев Сибири и Ледяного Похода (каппелевского Сибирского. — В. Ч.-Г.) без пополнения, без патронов решили участь Земского Приамурского Края. Скоро его уже не станет.