ствующий класс стар как цивилизация, это — бюрократия или, шире, этакратия (от слова «государство»), в которую входит и консервативная бюрократия, и динамичная технократия. Но при социализме господствующего класса не должно быть по определению. Иначе это не социализм. Большевики строили не социализм, а этакратическое индустриальное общество, тотальное господство класса бюрократии над обществом и природой.
Ленинские планы грандиозней царских, даже петровских. Из аграрной страны он надеется создать индустриальную державу, да еще управляемую по единому плану. Уже создан планирующий орган — Госплан. Он состоит из чиновников и экспертов — спецов. Троцкий предлагал придать Госплану законодательные функции, чтобы разработанные им планы имели силу закона. Ленин категорически возражал. Дело в том, что «подавляющее большинство ученых, из которых, естественно, составляется Госплан, по неизбежности заражено буржуазными взглядами и буржуазными предрассудками».[36] Почему? Потому что ученые в большинстве своем не разделяют большевистской идеологии, видят ее многочисленные недостатки. С таким объяснением Ленин, конечно, не был согласен. Буржуазия «подкупала» интеллигенцию. А сейчас ее «подкупает» рабочий класс, но сознание меняется медленно. Многие спецы состояли в антибольшевистских партиях кадетов, эсеров и меньшевиков (две последние — социалистические, то есть не буржуазные, а, как считали большевики — мелкобуржуазные). Они выступали за демократический социализм. Партии эти организационно разгромлены, но интеллигенция не торопится менять свои взгляды, в том числе и политические. Спецы оказывают давление на большевистских чиновников, пользуясь перевесом в знаниях. Троцкий надеялся, что если во главе Госплана встанет авторитетный большевик, то под его руководством спецы будут принимать правильные, большевистские решения. Ленин не хотел отдавать Троцкому такую важную позицию, да еще и с законодательными полномочиями. Но и положение, когда не очень грамотные руководители советских законодательных органов отвергали предложения Госплана просто по непониманию, Ленина тоже не устраивали. Он предлагает ввести специальную процедуру рассмотрения предложений Госплана, которая позволит достигать компромисса между ним и законодательным органом ВЦИКом. Во главе Госплана должен встать большевистский технократ и несколько убежденных коммунистов, которые будут перевоспитывать спецов.
Спецов перевоспитать, в общем, не удастся, но вот план станет законом Страны Советов. Орудием господствующего класса, доставшегося в наследство от тысячелетней истории России.
Проблема некомпетентности коммунистического аппарата (при обидной компетентности «буржуазных» специалистов) была для Ленина частью другой мучительной проблемы. Когда Ленин вернулся в Россию из эмиграции в апреле 1917 г., он удивил марксистский мир лозунгом перерастания буржуазной революции в социалистическую. Из видных марксистов до этого только Л. Троцкий считал, что буржуазная революция, которая приводит к переходу от феодализма к капитализму, может, непрерывно («перманентно») развиваясь, сразу привести к пролетарской, то есть социалистической революции. Большинство марксистов в это время считали это невероятным. Ведь только что родившееся капиталистическое общество еще не развило экономику и культуру страны до того уровня, который является предпосылкой социализма. Без высокого уровня культуры нельзя обеспечить необходимый для социализма уровень гражданской и хозяйственной активности трудящихся, качественный и высокопроизводительный труд, а следовательно — качественное удовлетворение потребностей тех же трудящихся.
Фактический переход Ленина на позиции «перманентной революции» позволил Троцкому, до этого враждовавшему с большевиками, вступить в их партию в качестве одного из ее лидеров. У социал — демократов — меньшевиков ленинская идея вызвала насмешки. Плеханов считал, что Ленин «бредит», потому что забыл об обстоятельствах времени и места. До социалистической революции еще далеко — целая капиталистическая эпоха в России. При всей условности марксистских схем проблема была налицо — для создания более совершенного, чем капитализм, общества нужна более развитая экономика и высокий уровень культуры. Большевики отмахнулись от этой проблемы в 1917 г., так как рассчитывали, что революция в России спровоцирует мировую пролетарскую революцию, и на сторону коммунистов перейдет развитый пролетариат Германии и других стран Запада. Социализм можно будет строить с опорой на немецкую культуру и экономику. Подобный вариант развития предусматривал и Маркс, который писал о непрерывной революции[37].
Но германские рабочие не поддержали коммунистов. Мировая революция захлебывалась. Что делать, если она не произойдет в ближайшие годы? Имеет ли Россия достаточный экономический и культурный потенциал, чтобы не только строить, но и построить социализм самостоятельно?
Если грамотных кадров не хватает даже для государственного аппарата, то где найти их для совершенствования промышленности и культурного ведения сельского хозяйства? Ознакомившись со статистикой образования, Ленин печально констатирует: «даже с буржуазной культурой дела у нас обстоят очень слабо»[38]. В качестве лекарства Ленин предлагает лучше оплачивать учителей, оказывать шефскую помощь селу со стороны горожан (хотя уровень культуры рабочих также был крайне низок, и крестьяне часто могли дать рабочим фору).
«Солью на раны» для Ленина стала книга меньшевика Н. Суханова «Записки о революции». Суханов напомнил, что меньшевики с самого начала предупреждали: в России еще не вызрели предпосылки для создания социализма — передового экономически, демократического, самоуправляемого бесклассового строя. Уровень цивилизованности пока не тот. В статье «О нашей революции (по поводу записок Суханова)» Ленин возражает: «Ну, а почему мы не могли сначала создать такие предпосылки цивилизованности у себя, как изгнание помещиков и изгнание российских капиталистов, а потом уже начать движение к социализму?»[39]. Потому что изгнание старой элиты не является предпосылками цивилизованности — ведь эти люди являются носителем накопленного потенциала культуры. Вместе с помещиками и капиталистами уехали и были сознательно высланы из страны тысячи ведущих деятелей культуры. Ленин надеется, что, завоевав власть, можно затем форсировать культурное развитие с помощью государственных рычагов. Он объявляет культурную работу приоритетом внутренней политики.
Социально — экономическое содержание этой проблемы рассматривается Лениным в статье «О кооперации». Основой ленинской стратегии движения к социализму является НЭП — сочетание рыночных отношений с государственным регулированием при огосударствлении промышленности. Но рыночная стихия в крестьянской среде приводит к постоянному выделению и усилению сельской буржуазии, которая смыкается с городским частником и спецами, составляя конкуренцию неповоротливой, «никуда не годной» советской бюрократии. Ленин не на шутку опасался хозяйственных успехов крестьянства, и даже после спасительного урожая 1922 г. говорил своим соратникам (по воспоминаниям Каменева): «ох, смотрите, от того, что люди будут временно сытей, нам, как партии, товарищи, будет временно труднее»[40]. Сытость затрудняет движение к большевистским идеалам, голод — ставит режим на грань крушения. Как сочетать обеспеченность народа и социализм? Об этом немало размышляли противник большевизма — народники и меньшевики. Теперь Ленин начинает заимствовать их идейный багаж.
Нужно, чтобы крестьянин не превращался в сельского буржуа, а шел к социализму, причем сам, снизу, без принуждения со стороны коммунистов. Чтобы решить эту задачу, Ленин возвращается к народнической идее сочетания частного и общественного интереса в самоуправляющемся коллективе кооперативе. Но кооператор должен быть цивилизованным, культурным, иначе кооперация опять превратится в формальную бюрократическую структуру. Поэтому Ленин увязывает воедино две задачи: «задачу переделки нашего аппарата, который ровно никуда не годится» и задачу «культурной работы для крестьянства. А эта культурная работа для крестьянства как экономическую цель преследует именно кооперирование»[41]. Культурно хозяйствовать, качественно обслуживать потребности, крестьяне научатся именно в кооперации. Этот процесс должен быть добровольным и органичным — хозяйственную цивилизованность нельзя насадить. На это уйдет целая эпоха.
Поворот к культуре и кооперативному самоуправлению означал отказ от прежнего большевизма, игнорирующего культурный уровень страны и социалистический характер крестьянского самоуправления. Ленин признал «коренную перемену всей точки зрения нашей на социализм»[42]. Он даже дал новое определение социализма: «строй цивилизованных кооператоров при общественной собственности на средства производства, при классовой победе пролетариата над буржуазией»[43].
Теперь, без мировой революции, движение к социализму приобретало эволюционный характер, что сближало большевизм с проклинаемым им социал — демократическим оппортунизмом. «Не будьте поэтом, говоря о социализме! — говорил Ленин М. Владимирову. — Время Смольного и первых лет революции далеко позади. Если к самым важным вопросам мы, после пяти лет революции не научимся подходить трезво, по — деловому, по — настоящему, значит, мы или идиоты, или безнадежные болтуны. Вследствие въевшейся в нас привычки, мы слишком часто вместо дела занимаемся революционной поэзией. Например, нам ничего не стоит выпалить, что через 5–6 лет у нас будет полный социализм, полный коммунизм, полное равенство и уничтожение классов. Услышав такую болтовню, не стесняйтесь, Лева, вопить и кричать: „Друг мой, Аркадий Николаевич, не говори бессмыслицы!“ Вы можете поймать меня: врач исцелился сам! Сознаюсь, все партийные недостатки присущи и мне. Давая волю языку, я тоже могу ляпнуть, что самом непродолжительном времени, даже меньше десяти лет, мы войдем в царство коммунизма. Не стесняйтесь и в этом случае, хватайте меня за фалды, из всей силы кричите: „О, друг мой Аркадий, об одном прошу, не говори так красиво“»