Не знаю, слышал ли этот запах кто-нибудь, кроме нас, мы-то шли рядом с владыками. Может именно поэтому те люди, что с самого начала никуда не хотели уходить, до конца и пытались идти рядом с нами?
В самом монастыре нас встречали квасом с мягкими булками, вот где мы попили. Потом я бегал среди встречающих, собирая отцов, что поедут вместе со мной назад в одной машине. И всякий раз, пробегая по узкой дорожке, задевал подрясником бабушку схимницу, уж больно неудобно она расположилась. Останавливался, из вежливости просил у неё прощения и бежал дальше. И всякий раз она пыталась что-то сказать мне в ответ, но не успевала.
Наконец раз на десятый при моём появлении она привстала со стульчика и поймала мои руки своими старенькими ладошками. — Батюшка, дорогой, не переживай ты так, я вовсе не обижаюсь, а ты всё извиняешься и извиняешься. Это вы меня простите, что всем мешаю. И так добро она на меня посмотрела.
Поздно вечером я возвращался в одиночестве домой, а сам в мыслях всё продолжал тот наш разговор с маленькой девочкой, стоящей на балконе родительского дома.
— Ты знаешь, маленькая, а я ведь неправильно тебе сказал, что время неумолимо приближает нас к смерти. Нет, не к смерти оно приближает нас, а к Небу. Там исчезает власть астрономического времени, минут и секунд, и там никто не умирает. Мы несовершенны, а потому некое подобие времени существует для нас и в вечности, но только меряется оно там чем-то совсем другим. Чем? Да вот, может этими сменяющими один другого запахами мёда и корицы с горчинкой, и должно быть чем-то ещё, очень и очень важным. Веду машину, а передо мной всплывает лицо только что встреченной мною старенькой бабушки-схимницы. И я, обрадовавшись внезапному открытию, восторженно кричу:
— Знаю, знаю, малышка! Ещё светом добрых и бесконечно любящих глаз!
Геркулесова болезнь
Я был тогда ещё совсем ребёнком, лет, может, восьми — девяти. У нас в Гродно, в гастрономе, что на улице Лизы Чайкиной, там, где сейчас находится обменный пункт, стоял чудо-аппарат. Опускаешь в него копейку, он сперва шумит, а потом наливает тебе почти полный стакан газированной воды, а за три копейки, вообще, газировки с сиропом. Ещё в этом гастрономе рядом с хлебным отделом продавались такие прессованные кубики растворимого кофе с сахаром, как сейчас помню, по семь копеек. Так что, если хочешь погрызть такой кубик и потом запить его газировкой, готовь гривенник. На такие деньги в школьной столовке можно было купить два пирожка с повидлом.
Мама каждый день давала мне двадцать копеек на завтрак, которые я и расходовал соответствующим образом, а именно, в школе съедал пару пирожков, или пончиков в сахарной пудре, а после учёбы, если оставались деньги, иногда покупал кофейный кубик и заправлялся стаканчиком сладкой газировки. Возле аппарата всегда собиралась небольшая очередь в два — три человека. В тот раз передо мной стоял мужчина, наверно в возрасте, хотя в те годы, все, кто был выше меня хотя бы на голову, казались мне взрослыми и старыми.
Дяденька бросил в аппарат монетку, взял в руку стакан с водой и уже, было поднёс его к губам, как в ту же секунду стакан выскользнул у него из руки, полетел вниз и с шумом разбился. А сам он, издав какой-то нечеловеческий стон, стал опрокидываться на спину. Если бы я был такого же роста, как он, то наверняка бы сумел подхватить бедолагу, но тогда, будучи совсем ещё маленьким мальчиком, только и успел, что отскочить в сторону. Человек упал на цементный пол, и, изгибаясь всем телом, начал биться затылком. Это было так неожиданно и так страшно, что не понимаю, как это я сам не закричал, а спрятавшись за взрослых, с ужасом наблюдал за несчастным. А он, разбив голову в кровь, уже лежал на боку, и я видел, как у него вокруг рта собиралась пена со слюной.
Придя домой, я рассказал маме о том, что случилось в гастрономе, и тогда же впервые услышал от неё такое красивое и одновременно зловещее слово — «эпилепсия».
— Не приведи Бог, — добавила мама, — мучиться такой болезнью.
И рассказала, что после войны было очень много эпилептиков, особенно из числа тех, кто перенёс ранения в голову, или был контужен при бомбёжках. — Так что, если тот человек в возрасте, то, скорее всего, это ещё отголоски войны, — заключила мама.
Потом за всю свою жизнь, помню два случая, когда я становился свидетелем эпилептических припадков. Один раз через окно в магазине увидел внезапно упавшего на тротуаре молодого человека, а другой раз на рынке областного центра — бомжа, но не в момент падения, а уже после, когда несчастный перестаёт биться и лежит на земле с натекающей изо рта пеной. Но те детские впечатления остались самыми яркими.
Насколько помню, меня всегда интересовало от чего люди болеют такой, на самом деле, тяжёлой и мучительной болезнью. Я даже немного читал специальную литературу, и узнал, что припадками на подобие эпилептических могут страдать даже животные. Наверняка это такое же жуткое зрелище, что и с людьми. Один знакомый рассказывал, как у его соседа собака ротвейлер попала под колёса автомобиля. Пёс выжил, но после травмы стал, подобно людям, испытывать подобного рода припадки.
Пишут, что эпилепсией болеют даже мыши. Не знаю, могут ли мыши вызвать сочувствие у человека, хотя ещё в школьном юннатском кружке, помню, мне и моему товарищу поручили ухаживать за белыми мышами. Мыши жили в клетке, а мы должны были их кормить и убирать за ними. Однажды, понадеявшись друг на друга, мы с приятелем несколько дней не заглядывали к нашим питомцам. Наконец, когда я собрался их покормить, то обнаружил, что весь пол в клетке мокрый, и сами мыши мокрые, да так, словно их кто-то обильно окатил сверху водою. Тогда я вспомнил сравнение «мокрый как мышь» и понял что это я виновник страданий этих маленьких беззащитных существ. Честное слово, я очень жалел малышек, чувствовал себя виноватым, и, убираясь в тот день в клетке, искренне просил у них прощения.
Не так давно одна знакомая, участковый психиатр из Москвы, рассказывая мне о психических заболеваниях, сказала: — Батюшка, эпилепсия — это всё больше от водки.
Вот взять хотя бы район, где я проработала всю свою жизнь. Мои пациенты в основном простые рабочие люди. Когда-то здесь АЗЛК строил жильё для своих сотрудников. От тех, кто непосредственно трудился на этом заводе уже практически никого не осталось. Жёны доживают, а мужиков нет. До такого возраста, как мы с тобой, батюшка, мало кто дотягивает, а виною всему водка. Насмотрелась я за свою практику на припадочных алкоголиков, невесёлые это картинки. А сколько от таких поражённых родителей рождается детей-эпилептиков.
Сейчас на пачках из-под сигарет пишут, что, мол, «курение убивает». Вот и на водочных этикетках обязали бы печатать фотографию какого-нибудь девятимесячного младенца в припадке, с тельцем, вывернувшемся из суставов. Никто никого не жалеет, себя губят и детей калечат.
Но не только водка может стать причиной болезни. Когда я служил в армии, у нас на узле связи дежурил один прапорщик. Человек трезвый, очень мирный и добрый. Про него тоже поговаривали, что де с Колей случаются эпилептические припадки, а эпилептикам оружие не положено, и вообще, человек с такого рода заболеванием не должен служить в армии. Но никто конкретно не видел, что бы Коля падал в людных местах, а те, кто видел, видимо, старались держать язык за зубами.
Периодически наши прапорщики заступали на дежурство и должны были получать пистолеты Макарова. В тот вечер дежурил прапорщик Коля. Потом уже телефонистки рассказывали, что видели как прапорщик упал в конвульсиях, но пришёл в себя и просил девчонок скорую не вызывать и начальству не докладывать. Его напоили сладким чаем и уложили на диван. Он, вроде как задремал, потом вдруг достаёт из кобуры пистолет и идёт в телефонный зал. Пришёл и выстрелил в потолок. Дежурные телефонистки в ужасе попадали на пол.
Но не зря Колю считали добрым, не стал он ни в кого стрелять, или брать в заложники, а просто прогнал всех на улицу и забаррикадировался изнутри. Набрал номер командира роты связи и стал выдвигать условия сдачи.
Прибыли спецназовцы, тогда, а это ещё было советское время, все эти захваты заложников и прочие штучки с оружием были в новинку, потому наверно и штурмовать узел связи никто не спешил. Часа через два выходит Коля на порог и давай пистолет на пальце крутить, приблизительно так, как это делают ковбои в фильмах про дикий Запад. Никто на него не бросается, все ждут, чем всё это кончится. А кончилось тем, что Коля пистолет крутил-крутил, а потом, случайно нажав курок, выстрелил себе в бок.
Ранение так себе, по касательной, зато стрелок испугался и оружие бросил. Так что отвезли нашего товарища сперва в больничку, перевязали, а потом отправили в психушку. Тамошние врачи пришли к выводу, что эпилептические припадки стали мостиком, в результате которого у Коли развилась тяжёлая форма шизофрении. Причиной всему стало то, что лет за пять до описываемого инцидента прапорщика кто-то, видать, по пьяному делу ударил палкой по голове. Это он сам уже нам рассказывал, когда после лечения приезжал оформлять документы на увольнение.
В случае с несчастным Колей есть отправная точка — сильный удар по голове, но уже став священником, я столкнулся со случаями заболевания эпилепсией без всяких, казалось бы, внешних физических повреждений. О некоторых из них и хочу с вами поделиться.
Однажды разговорились с одинокой молодой женщиной. Оказалось, что она страдает эпилептическими припадками уже лет пятнадцать. А началось всё это после одной детской проказы. К ним в дом из деревни перевезли старенькую бабушку. Больной беззащитный человек почему-то немедленно вызвал у девочки-подростка резкое неприятие. Ребёнку не нравилось как бабушка молится, впрочем, не нравился и сам факт того, что она молится. Раздражало и то, как старушка говорила, и как ходила. Всё, абсолютно всё в ней не нравилось. Когда родители уходили на работу, девочка с бабушкой оставались одни. И тут уж она не стеснялась ни в формах обращения с ненавистным старым человеком, ни в выражениях в её адрес. А та, будто и не слышит, как внучка с ней обращается, всё «Лизок да Лизок» называет и улыбается так, словно «Лизок» не оскорбляет, а расточает ей комплименты.