— Кто это, поп? — только что и смог выговорить бандит.
— Это Пресвятая. Икона, что ты держишь в руках, в наших местах когда-то почиталась чудотворной. В годы гонений её долго скрывали в разных местах, образ пострадал, и сейчас я везу икону в монастырь на реставрацию.
Бандитский эскорт на большой скорости за несколько минут домчал до развилки, после которой дороги попутчиков должны были разойтись, но Марат велел сворачивать и ехать к монастырю.
— Марат, — возмутился кто-то из его ближайшего окружения, — мы так на стрелку опоздаем.
— Плевать, подождут, — ответил тот, с видимым сожалением возвращая икону священнику, — да здесь и недалеко.
Батюшка вздрогнул:
— На «стрелку» едете? Вы что же, разбойники?
— Разбойники? — рассмеялся Марат, — так меня никто ещё не называл. Нет, я не разбойник, скорее пастух, которых пасёт жирных овец, и иногда их стрижёт.
Прошло время. После той мимолётной встречи со священником в душе Марата что-то как будто бы сдвинулось с давно устоявшегося фундамента. Он всё чаще и чаще вспоминал образ Пресвятой, Её глаза, такие пронзительные и всепрощающие. Татарин, человек другой культуры, укоренённой в иной вере, никогда раньше не задумывающийся о Боге, вдруг ощутил, что душа действительно существует и даже способна болеть. И эта боль может быть нестерпимой.
Однажды ночью он не выдержал, сел в машину и помчался туда, где однажды уже пересекался с человеком в чёрном. Оттуда по инерции проехал в монастырь искать реставратора. Поднял человека ни свет ни заря, а тот уже указал ему место, где служил знакомый Марату священник.
Рано утром Марат, наконец, подъехал к каким-то развалинам. Оказалось, когда-то, очень давно, здесь стоял величественный красавец храм, но сейчас от него сохранились только стены. Рядом с храмом крестный отец и отыскал избушку, в которой жил священник. Он подошёл к запертой двери и принялся стучать.
Батюшка испуганно выскочил из-под одеяла и поспешил открывать.
Марат вошёл, и, даже не поздоровавшись, сразу потребовал:
— Поп, где Она? Покажи мне Её немедленно.
Священник не удивился и повёл того в храм. Он вёл себя так, будто с минуты на минуту ожидал появления бандита в своём доме.
— Вот она, уже поновлённая. Если хочешь, помолись, не стану тебе мешать.
— Я не умею молиться, и вообще я из мусульман, хоть и неверующий.
— Тогда просто постой возле Пресвятой и помолчи.
Марат долго стоял и смотрел на лик Пречистой. Потом оторвал взгляд от иконы и огляделся вокруг.
— Нет, в развалинах ей не место. Вечером привезу деньги, и начнём восстанавливать твой храм.
И на самом деле, уже вечером бандиты привезли деньги, и Марат высыпал на стол перед изумлённым батюшкой целую гору зелёных долларов.
— Здесь много, должно хватить. Нужно будет, ещё привезу.
Послушник, рассказывавший мне историю про Марата, дойдя до слов «целую гору зелёных долларов» картинно расставил руки и закатил глаза. Глядя на него, легко представлялась сценка в лицах: батюшка-подвижник сидит за столом, и перед ним целая гора денег.
В тот момент я подумал, да, на такую сумму чего только ни сделаешь, и храм можно до ума довести, и часовню отстроить, да ещё, пожалуй, и на духовный центр останется. Только тот священник, к которому приехал Марат, был одним из первых «буиих Христа ради», «безумцев», оставляющих спокойную сытую жизнь в столице и забирающихся в глухие спившиеся деревни, чтобы без всякой изначальной поддержки, уповая только на Господа, поднимать из руин осквернённые храмы и строить храмы собственной души.
— Откуда такие деньги, Марат? Это что же, шерсть, которую ты состриг с твоих жирных овечек? Думаешь, Она, — он кивнул головой в сторону храма, где хранилась икона, — согласится принять такие деньги? Сомневаюсь, брат, Ей нужна чистая жертва.
Марат ожидал какой угодно реакции со стороны священника, представлял, как тот обрадуется такой куче долларов, станет кланяться и благодарить. Он привык к тому, что власть денег в этом мире непререкаема, и представить, что найдётся человек, способный отказаться от такого сверхщедрого дара, не мог. Ладно, если бы им оказался кто-то состоятельный, но этот-то, нищета, голь перекатная, у него даже зонтика своего нет, он-то куда? И всё-таки отказывается.
Батюшка, видя, как Марат огорчился, предложил ему:
— Ладно, давай поступим так. Посчитаем, сколько за свою жизнь ты заработал честных денег, их и оставим.
После тщательного подсчёта с карандашом в руке, учитывая даже то, что было заработано Маратом в студенческих стройотрядах, и обмена бывших советских рублей по курсу один к одному, на столе осталась маленькая кучка долларов.
— Вот эти и возьмём, а остальные забирай назад. И впредь, если надумаешь жертвовать, прежде заработай.
Все знавшие Марата стали замечать, с ним что-то происходит, а что, он и сам бы не смог объяснить. Среди пацанов пошли слухи, что их шеф по ночам разгружает на станции вагоны. Причём разгружает сам, а охрана в это время привычно наблюдает по сторонам и прикрывает его от возможного нападения.
Время шло, Марат принял крещение в храме, который они теперь восстанавливали вместе с тем батюшкой.
Невозможно описать привычными словами, как меняется человек под влиянием благодати, и что должно было в нём произойти, чтобы то, что ещё вчера казалось ему смыслом жизни, перестало вообще что-либо значить и превращалось в ничто. Бывший бандит уже откровенно тяготился тем, чем занимался со своими братками, но из этой среды, тем более, если ты в авторитете, просто так не уйдёшь.
И Марат стал готовиться к побегу. Для начала он надёжно спрятал сына. Потом постепенно, отходя от дел, передал деньги и бразды правления своим помощникам. Он не хотел уходить от бывших друзей так, чтобы те потом плевали ему в спину, да и повода к мести тоже давать не хотелось.
А потом он исчез, чтобы объявиться в одном из северных монастырей. Может, на Валааме, может, на Соловках, или Конь-острове. Да это и неважно, где.
Послушник рассказывал о каких-то забавных ситуациях, при которых Марату приходилось вспоминать своё бандитское прошлое и выручать монашествующих. Я запомнил историю, как на остров, где подвизались монахи, нагрянула толпа пьяных молодцов. Они приехали отдохнуть, немного расслабиться на природе, водочки попить, а тут монахи.
А что им монахи, куда этим святошам против таких качков? Тогда к братве и подошёл Марат, скромный послушник в потёртом подрясничке со скудной растительностью на лице. Что он им сказал? Не знаю, только ребята, извиняясь, мгновенно убрались с острова.
Зато известие, что лидер одной из могущественных бандитских группировок скрывается в таком-то монастыре, докатилось до Москвы. И бывшие друзья Марата засобирались в путь.
В это время сам Марат, внезапно тяжело заболевший, лежал и умирал в своей келье. Понимая, что жить ему осталось совсем немного, игумен монастыря предложил умирающему принять постриг. До этого отец игумен сомневался, стоит ли ему вообще принимать разбойника в число братии. Насколько искренен человек в своём покаянии, мало ли, что у него на уме… Может, поблажит несколько месяцев, а потом к старому вернётся. Но тяжёлая болезнь заставила поторопить события.
И чуть ли не в тот же день в монастырь нагрянули бандиты. Что ожидало Марата в случае этой встречи? Не думаю, что хорошее, у тех людей свои законы и своё понятие о чести. Но когда они увидели бывшего товарища умирающим, то, сменив гнев на милость, в свою очередь, стали уговаривать его немедленно лететь в Германию лечиться.
— Марат, у тебя ещё есть шанс выжить, соглашайся и возвращайся в Москву.
— Нет, обратно я уже не вернусь. Если мне суждено умереть, то лучше здесь и умру монахом.
Он принял постриг в честь преподобного Агапита, врача безмездного, а ещё спустя месяц чудесным образом поднялся с постели.
— Правда, теперь, — рассказывал послушник, — у него часто кружится голова, и ему тяжело нагибаться, но он благодарит Бога и говорит, что это совсем малое наказание за те дела, что в своё время успел натворить. По благословению отца игумена пришлось ему вспоминать то, чему когда-то учился в медицинском институте. Теперь к нему за помощью идут и монахи, и местные жители.
— Да, — задумчиво протянул Андрюха, выслушав уже от меня историю покаявшегося разбойника Марата, — ну и дела. Чтобы отказаться от такой кучи бабок, что-то не верится. Вот ты бы отказался?
В ответ я только пожал плечами.
— То-то и оно, — философски заключил мой собеседник и закурил.
Ночь, мы сидим у меня на работе в будке обогрева среди многочисленных путей и вагонов. Андрюха — профессиональный вор, у него несколько ходок в зону, и последнее время он «работает» на железке.
— Нет, Шура, ты не подумай чего, сам-то я человек верующий, — он вынул из-под свитера алюминиевый крестик на простой верёвочке, истово на него перекрестился и поцеловал. — Вот он, — указывая на крестик, говорит Андрюха, — Никола Угодничек, без него я ни на одно дело не пойду. Вера верой, а кушать тоже что-то надо. Скажи мне, разве не ради денег мы живём? Пойди, попробуй заработать у нас честным трудом, ничего у тебя не получится. Кругом все воруют, вот и самому по-волчьи выть приходится. Ты чего улыбаешься, я разве не прав?
— Андрей, у тебя получается прямо как в том анекдоте.
И я рассказал ему один из многочисленных вариантов известного шуточного диалога:
— Хвала Богу, какая встреча! Как поживаете?
— Бог милует, без куска хлеба не сидим, воруем понемногу.
— Помилуй Бог, а что же понемногу?
— Бог милостив, бывает и грабим. Только, прости Господи, случаются и накладочки. Бабушку, вон, на большой дороге вчера убили. Жалко бабушку.
— Что значит «жалко»?! Не гневите Бога. Вы что же, не доверяете Промыслу Божию относительно этой бабушки? Стыдитесь сомневаться, вы же верующие люди.
Я ожидал, что мой собеседник сейчас рассмеётся, но он и не улыбнулся, даже просто из вежливости. Видать, не понял.