В стену что-то стукнуло. Рут вздрогнула.
— Что это? — спросила она в полусне.
— Ничего, ничего, спи спокойно, Рут.
— Ты здесь, да?
— Я все время здесь… И я люблю тебя.
— Да, да, люби… — В следующее мгновение она снова уснула.
— Ты со мной, а я рядом с тобой, и вся эта грязь, вся эта грязь, по которой они гоняют нас, не сможет к нам прилипнуть, — прошептал Керн. — Мы — одни, мы молоды, и сон наш чист. Спи спокойно, Рут, моя любимая…
Керн вышел из комитета помощи беженцам. Другого ответа он и не ожидал там услышать. О том, чтобы получить вид на жительство, нечего было и думать. На материальную поддержку можно было надеяться только в крайнем случае. Работать вообще было запрещено, даже если у тебя и был вид на жительство. Тем не менее Керн не особенно огорчился. Такая картина — во всех странах, однако тысячи эмигрантов, которые по всем законам должны были умереть с голода, продолжали существовать.
Какое-то время Керн постоял в вестибюле. В помещении было очень много людей. Керн внимательно рассматривал их, всех по очереди. А потом подошел к мужчине, который сидел немного в сторонке и производил впечатление человека спокойного и рассудительного.
— Извините, — сказал Керн. — Но мне хотелось бы у вас спросить кое о чем. Вы не можете мне сказать, где я бы мог ночевать нелегальным путем? Я только вчера приехал в Париж.
— У вас есть деньги? — спросил человек, нисколько не удивившись вопросу Керна.
— Немного.
— Вы можете платить за комнату шесть франков в день?
— Сейчас — да.
— В таком случае отправляйтесь в отель «Верден», что на улице Тюренн. Хозяйке скажете, что вас прислал я. Моя фамилия Классман. Доктор Классман, — добавил мужчина с угрюмой усмешкой.
— А «Верден» надежен в отношении полиции?
— Надежного нет ничего. Там заполняют формуляр, не проставляя даты; эти формуляры должны сдаваться в полицию. Если нагрянет полиция, надо сказать, что вы прибыли только сегодня, поскольку хозяйка должна сдавать формуляры на следующий день, понимаете? Самое главное — не попасться им прямо в лапы. А для этого там имеется чудесный подземный ход. Вы его увидите. «Верден» — это не отель, а нечто, будто бы предназначенное для эмигрантов и созданное полвека назад по мудрому предвидению бога. Вы уже прочли газету?
— Да.
— Тогда отдайте ее мне, и мы будем квиты.
— Пожалуйста. И большое спасибо за совет.
Керн зашел за Рут, которая ждала его в кафе на ближайшем углу. Перед ней на столе лежали план города и грамматика французского языка.
— Вот, — сказала она. — Пока ты бегал, я купила это в книжном магазине. Дешево. У букиниста. Я думаю, что только эти две вещи нам и нужны для того, чтобы завоевать Париж.
— Согласен! Сейчас мы их и используем. Давай посмотрим по карте, где находится улица Тюренн.
Отель «Верден» оказался старым, полуразрушившимся домом с выщербленной штукатуркой. За маленькой входной дверью находилось бюро, в котором сидела хозяйка — худощавая женщина, одетая в черное. Керн, запинаясь, изложил ей по-французски свою просьбу. Хозяйка смерила обоих сверху донизу своими блестящими черными птичьими глазками.
— С питанием или без питания? — спросила она.
— А сколько будет стоить с питанием?
— Двадцать франков с человека. Питание трехразовое. Завтрак — у себя в комнате, остальное — в столовой.
— Я думаю, что на первый день мы возьмем с питанием, — сказал Керн по-немецки, обращаясь к Рут. — Потом мы всегда сможем переиграть. Сейчас самое важное для нас — найти где-нибудь прибежище.
Рут кивнула.
— Пока с питанием, — сказал Керн хозяйке. — А разница в оплате будет, если мы возьмем одну комнату?
Та покачала головой.
— Остались смежные комнаты. У вас будут номера 141 и 142. — Она бросила на стол два ключа. — Платить за день вперед.
— Хорошо. — Керн заполнил формуляр, не проставив в нем даты. Затем заплатил, взял ключи с привешенными к ним деревянными бирками, на которых были выжжены номера комнат.
Комнаты находились рядом — маленькие узкие клетушки с окнами, выходящими во двор. В каждой из них стояло только по одной кровати. Комнаты в отеле «Гавана» казались настоящими хоромами по сравнению с этими.
Керн огляделся.
— Настоящие клоповники для эмигрантов, — наконец сказал он. — Печальные, но уютные. Но они на большее и не претендуют, не так ли?
— А я нахожу их великолепными, — ответила Рут. — У каждого из нас будет комната и кровать. Вспомни, как было в Праге! Там в каждой комнате жили по три-четыре человека.
— Да, ты права. Я совсем забыл об этом. Зато я вспомнил квартиру семьи Нойман в Цюрихе.
Рут рассмеялась.
— А я — о сарае, где мы спали, промокшие до нитки.
— Твои мысли умнее моих. Но ты, наверное, понимаешь, почему я об этом вспомнил?
— Да, — ответила Рут, — понимаю. Но это все не так, и ты оскорбляешь меня этим. Мы купим немного шелковистой бумаги и сделаем из нее прекрасные абажуры. Вот за этим столом мы будем заниматься французским языком и любоваться кусочком неба над крышами. Мы будем спать и встречать рассветы на этих кроватях, лучших в мире. Мы будем стоять у окна и любоваться этим грязным двором, полным романтики, так как двор этот — парижский двор!
— Хорошо, — согласился Керн. — Ну, а сейчас пойдем в столовую. Там нас накормят французским обедом. Он тоже наверняка лучший в мире.
Столовая отеля «Верден» размещалась в подвальном помещении, и постояльцы называли ее «катакомбой». Чтобы добраться до нее, нужно было пройти длинный и извилистый путь: по каким-то лестницам, переходам и странным, уже десятилетиями пустующим комнатам, в которых воздух был неподвижен, как вода в заросшем пруду.
Столовая оказалась довольно большой: она одновременно была и столовой отеля «Интернасьональ», который принадлежал сестре хозяйки отеля «Верден».
Эта общая столовая стала магнитом обоих полуразвалившихся отелей. Для эмигрантов она означала то же самое, что и катакомбы древнего Рима для христиан. Если полиция появлялась в отеле «Интернасьональ», все убегали через столовую в отель «Верден», и наоборот. Такая общая столовая была спасением для всех.
На мгновение Керн и Рут остановились перед дверью в нерешительности. Дело было днем, но столовая, не имеющая окон, была освещена. Электрический свет в этот час казался тусклым и каким-то неуместным — казалось, что здесь еще господствует вчерашний вечер.
— Да ведь это же Марилл! — внезапно воскликнул Керн.
— Где?
— Вон на той стороне, неподалеку от лампы! Чудесно! Теперь мы не будем чувствовать себя такими одинокими в Париже.
Марилл в свою очередь тоже их увидел. Минуту он недоверчиво поправлял свои очки, потом поднялся, подошел к ним и пожал им руки.
— Что я вижу! Ребятки — в Париже! Как же вы обнаружили этот старый «Верден»?
— Нам о нем рассказал доктор Классман.
— Ах, Классман! Ну, хорошо, что вы здесь. «Верден» отличный отель. Вы — с содержанием?
— Да. Но только на один день.
— Правильно. Завтра измените условия. Платите только за комнату, а остальное покупайте. Будет намного дешевле. Изредка питайтесь и здесь, чтобы не обижать хозяйку… И вы правильно сделали, что смылись из Вены. Там сейчас происходит что-то непонятное…
— Ну, а здесь?
— Здесь, мой мальчик?.. Австрия, Чехословакия, Швейцария были для эмигрантов полем для маневренной войны, а в Париже — война позиционная. Передний край. Каждая волна эмигрантов докатывается сюда. Видите на той стороне мужчину с густыми черными волосами? Это итальянец. А рядом с ним, с бородой? Это русский. Через два места от них — испанец. Еще через два — поляк и двое армян. Рядом с ними — четыре немца. Париж для всех — последняя надежда и спасение. — Он взглянул на часы. — Пойдемте, ребятки! Сейчас около двух. Если хотите пообедать, сейчас как раз время. Французы — пунктуальный народ в отношении еды. После двух вы ничего не получите.
Они сели за столик Марилла.
— Если вы будете столоваться здесь, то порекомендую вам вон ту полную официантку, — сказал он. — Ее зовут Ивонна, она родом из Эльзаса. Не знаю, как ей удается, но у нее порции всегда больше.
Ивонна поставила перед ними по тарелке супа и улыбнулась.
— У вас есть деньги, ребятки? — спросил Марилл.
— Недели на две хватит, — ответил Керн.
Марилл кивнул.
— Это хорошо. Вы уже обдумали, чем будете заниматься?
— Пока нет. Мы только вчера приехали. А на что вообще здесь люди живут?
— Дельный вопрос, Керн. Начнем с меня. Я живу на статьи, которые пишу для нескольких эмигрантских листков. Люди их покупают, поскольку я когда-то был депутатом рейхстага. У всех русских имеются нансеновские паспорта и разрешение на работу. Они были первым потоком эмигрантов. С тех пор прошло двадцать лет. Они работают официантами, поварами, массажистами, портье, сапожниками, шоферами и так далее. Итальянцы тоже большей частью устроились — они были вторым потоком. У нас, немцев, кое у кого есть паспорта, срок которых еще не истек, но разрешение на работу — только у очень немногих. Кое у кого еще есть деньги, которые расходуются с большой осторожностью. Но у большинства денег уже нет. Они нелегально работают за одно лишь питание и несколько франков и продают все, что еще могут продать. Вон тот адвокат делает переводы и печатает на машинке. Молодой человек, что рядом с ним, ловит немцев с деньгами и отводит их в ночной клуб. За это получает комиссионные от клуба. Актриса напротив него гадает и занимается астрологией. Некоторые преподают язык. Другие стали учителями физкультуры. Несколько человек ходят по утрам на рынок и перетаскивают там корзины. Часть людей живет только на помощь комитета. Одни торгуют, другие просят милостыню… А некоторые вообще уходят и не возвращаются. Вы уже были в комитете?
— Был, — ответил Керн. — Сегодня утром.
— Ничего не получили?
— Ничего.
— Не огорчайтесь. Вам нужно будет пойти еще раз. Рут должна сходить в еврейский отдел, вы — в смешанный. Я отношусь к арийскому. — Марилл рассмеялся. — Как видите, у нищеты тоже существует своя бюрократия. Вы встали на учет?