Принцу хотелось крикнуть Чарлзу:
– Ты думаешь, я не понимаю, что в твоих словах есть доля истины? Разумеется, понимаю! Но какой в этом прок? Мы должны сочетаться браком, и я сделаю все, чтобы это случилось. Я пообещал Марии. Ради этого она вернулась в Англию. Так что следующим шагом будет брачный обряд – это неизбежно.
Ну, зачем Чарлз докучает ему? На Чарлза это совсем непохоже. Общение с ним всегда было интересным и поучительным; они так весело и приятно проводили время вместе… и вдруг в самый решительный момент Чарлз выступил против него!
Что ж, если Чарлз намерен высказываться против этой женитьбы, то его не нужно посвящать в тайные замыслы. Он не должен знать, что происходит. И вообще о содеянном будет знать лишь несколько человек. Марии письмо Фокса показывать, разумеется, не следует. Его никому не следует показывать! Он попробует умаслить Фокса, отвести подозрения, а сам тем временем будет готовиться к женитьбе на Марии. Однако Чарлз слишком проницателен, и успокоить его может лишь решительный отказ.
Принц присел к столу и написал:
«Его Королевское Высочество принц Уэльский почтенному мистеру Чарлзу Джеймсу Фоксу, члену парламента. Дражайший Чарлз!
Ваше письмо, которое я получил прошлой ночью, принесло мне столь огромное удовлетворение, что я не в состоянии описать его словами; для меня это лишнее доказательство (в коих, уверяю Вас, я не нуждаюсь) Вашей искренней заботы и привязанности ко мне, которые я не только желаю, но и обязан оценить по достоинству. Не волнуйтесь, мой милый друг. Поверьте, свет вскоре убедится, что слухи, которые в последнее время коварно распространяют мои недоброжелатели, абсолютно беспочвенны…»
Принц приостановился. Он отдавал себе отчет в том, что написал заведомую ложь.
Но что я могу поделать? Как можно признаться Чарлзу в том, что я намерен обвенчаться с Марией, поскольку только такое развитие событий ее устраивает? Мария будет верить, что мы женаты… и я тоже буду верить… а если понадобится, то я отрекусь от престола!
Принц взялся за перо и продолжил письмо своему политическому соратнику – бывшему, потому что принц, совсем недавно поддерживавший вигов, теперь перешел на сторону тори.
«Если бы Ваши слова действовали на всех наших друзей так же, как они подействовали на меня! Я хочу сказать, что они еще больше сблизили нас с Вами; надеюсь, Вы, будучи хорошо знакомы с моим образом мыслей, не сомневаетесь в искренности моих чувств… Говоря о моем образе мыслей, я лучше вспомню мой старый девиз, которому я всегда стараюсь следовать. Он гласит: «И резвиться в воде, и ко дну идти – все одно, лишь бы вместе с друзьями!» Мне пора заканчивать мое послание, и я успею только добавить, что надеюсь встретить Вас во вторник на обеде у Буше. Мой дорогой Чарлз, верьте всему, что я написал!
Любящий Вас Георг П. Карлтон-хаус, воскресенье, 2 часа ночи.
11 декабря 1785 года».
Когда принц запечатывал письмо, ему было не по себе. Но потом он взглянул на свое отражение в зеркале, висевшем на стене, и воскликнул:
– Но что еще я могу сделать?
ЦЕРЕМОНИЯ НА ПАРК-СТРИТ
Как принц ни старался позабыть про письмо Фокса, ему это не удавалось. Настоящий брак заключить невозможно! Ему никуда не деться от этого противного закона о браке! Отец, должно быть, издал такой закон специально, чтобы досадить ему! Правда, дядья принца, герцог Камберлендский и Глочестерский, не подпали под действие этого закона, хотя он был введен в действие именно из-за них… Ну почему человеку нельзя жениться, на ком ему хочется?!
Но одно принц решил твердо: ничто не помешает ему соединиться с Марией.
Когда принц видел Марию, он испытывал такое блаженство, что все земные дела и заботы вылетали у него из головы. Он мог думать только о том, как бы так поскорее сделать, чтобы Мария могла считать себя его супругой. Мария вернулась из дальних странствий еще более очаровательной – если такое вообще возможно! – чем она была, когда покидала Англию. Теперь она со свойственной ей серьезностью принимала ухаживания принца.
– Я этого не заслуживаю! Я не заслуживаю любви такой чистой, хорошей женщины, как вы, Мария! – восклицал принц.
Оглядываясь на прошлое, он видел себя таким, каким он когда-то был, вспоминал свои пошлые любовные романы… Он раскаивался в былых связях с женщинами и со слезами на глазах рассказывал о них Марии. Он был недостоин… Однако она обнимала его и говорила, что на самом деле весь мир будет считать недостойной ее, а она никогда не забудет, сколь многим он был готов пожертвовать ради своей Марии.
– Вы увидите, что это правда! – вскричал принц. – Мария, я для вас все, что угодно, сделаю! Я не могу дождаться нашего бракосочетания. Ну зачем, зачем все эти затяжки?!
– Мы так долго ждали, – с нежностью ответила Мария, – что неделя-другая ничего не решают.
– Мне это кажется целой вечностью… как и каждая минута, проведенная вдали от моей Белой Розы… Ах, Мария, вы католичка, а следовательно, и якобитка, не так ли?[10] Семейство Ганноверов – ваши враги!
– Но одному члену этой семьи я буду верна, пока смерть не разлучит нас…
Принц в экстазе повторил ее слова. Ему не терпелось сказать их в присутствии священника.
– Гарднеру пока не удалось заручиться согласием Розенгагена, – мрачно пробурчал принц.
Мария заволновалась.
– А вдруг нам не удастся найти священника, который согласится обвенчать нас?
– Я найду священника. Не бойтесь!
– И все-таки у полковника Гарднера, похоже, возникли затруднения. Вы думаете…
Мария запнулась, но принц ласково попросил ее продолжить, и она вымолвила:
– Полковник Гарднер не только ваш личный секретарь, но и очень близкий друг. Вполне вероятно, он считает, что в ваших интересах не найти такого священника.
Принц встревожился: он вспомнил письмо Фокса. Слегка покраснев, он пробормотал:
– Я отдал Гарднеру приказ. Он выполнит его.
– Тогда, наверное, это Розенгаген колеблется. Принцу вдруг пришла на ум фраза из письма Чарлза: «Окажись я на месте отца или брата миссис Фитцерберт, я бы настоятельно посоветовал ей не соглашаться».
Отец Марии был до сих пор жив, однако это был живой труп, поскольку несколько лет назад его хватил апоплексический удар. Так что отец ничего возразить не мог, но у Марии были еще братья и дядя, который всегда принимал живейшее участие в ее судьбе. Что, если они напишут ей, как Фокс написал ему?
– Хорошо бы при нашем бракосочетании присутствовали ваши родственники. Как вы считаете, любовь моя?
Мария порывисто повернулась к нему. До чего же она мила, когда лицо ее оживляется! Да, она явно надеялась пригласить родственников, но не смела сама об этом заикнуться.
– Вы не смели предложить?! О, неужели я такое чудовище? Вы так боитесь оскорбить меня… вы, которая не побоялась разбить мое сердце, убежав и оставив меня одного?
– Но разве я могла поверить, что мой отъезд способен разбить ваше сердце? И потом я же пообещала соединить осколки… да так искусно, что вы даже не заметите трещинок!
Принц рассмеялся. Он обнял Марию и сказал, что ее родственники должны присутствовать на свадьбе. И братья, и дядя – он, принц, лично пригласит их на бракосочетание.
Мария очень обрадовалась, принц был счастлив.
Он решил для нее спеть и остановил свой выбор на той самой народной балладе, в которой говорилось про его любовь: трудно было придумать что-либо лучше этого!
Мария слушала принца с обожанием. С каждым днем она все больше привязывалась к нему. Мария мечтала о свадьбе не менее страстно, чем принц, а посему в данный момент не было ничего уместнее песни, которую распевал весь город:
«Я от короны откажусь,
Лишь бы назвать тебя моей,
Любимая из Римчонд-Хилл»
Полковник Гарднер с тревогой сообщил принцу о письме преподобного Филиппа Розенгагена: святой отец написал, что заключение брака между принцем Уэльским и миссис Фитцерберт противоречит закону.
– Вы сказали ему, – воскликнул принц, – что я прошу держать мой замысел в строжайшем секрете?
– Да, сэр, а он ответил, что не смеет нарушить свой долг по отношению к вам.
– Что? Розенгаген? Когда это у него появилось столь развитое чувство долга? Ему ведь не в новинку заниматься всякими темными делами, скажу я вам. С какой стати он вдруг сделался таким святошей? Вы не намекнули, что он может получить более высокий сан, если окажет нам эту услугу?
– Намекнул, сэр. Но мне кажется, ему отданы какие-то особые распоряжения.
– Вы думаете, его подкупили?
– Да, сэр.
– Тогда попробуйте найти кого-нибудь еще.
– Я уже размышлял над этим, Ваше Высочество. В местечке Велвин, в Хартфордшире, есть один священник, преподобный Джонс Найт. Он не обычный пастор, а человек весьма состоятельный… и не особенно честолюбивый. Ему незачем быть тщеславным. Он не раз бывал при дворе. Ваше Высочество, может, его и не помнит, но он ваш друг. Я узнал, что сейчас он навещает лорда Норта в Буши, и я предлагаю – разумеется, с позволения Вашего Высочества – написать ему туда и попросить приехать в Карлтон-хаус. Я думаю, он не откажется обвенчать вас.
– Сделайте это, Гарднер! Признаюсь, мне надоело промедление!
На самом деле принц испытывал не просто досаду. Он был немного встревожен. И виноват в этом был Фокс со своим письмом. Если уж у Фокса замыслы принца вызывали столь страстный протест, то что говорить обо всех остальных?! Невозможно предсказать, кто еще неодобрительно отнесется к их браку. И кто знает, что предпримет Мария, если доводы, которые приводят противники их брака, дойдут до ее ушей? Нет, он не может допустить, чтобы она снова его покинула!
А пока суд да дело он должен встретиться с ее родными: надо убедить их в преимуществах этого брака, а то вдруг им станет известно о досадных помехах, с которыми сталкиваются он и Мария на пути к венчанию?