Деметрий набрал в легкие побольше воздуха и крикнул:
— Луциус Постумус!
Краем глаза он заметил какую-то возню недалеко от загона. В этот момент Руфус разнял скрещенные руки, и Деметрий почувствовал сокрушительную силу удара, обрушившегося на его голову, и вслед за этим невыносимую тупую боль. Больше он уже ничего не видел, как будто провалившись в преисподнюю.
Когда Деметрий наконец пришел в себя, то оказалось, что он лежит на холодном влажном полу. Откуда-то сверху просачивался свет и растекался по каменным стенам подземелья. Возле двери, сделанной из толстых, тяжелых досок, стояли две бочки. На полу была разбросана солома. В помещении находились несколько человек.
Он со стоном приподнялся. Голову распирало от жуткой боли. Кто-то положил руку на его плечо, пытаясь поддержать.
— Хорошо, что ты снова с нами, господин. — Это был голос Леонида.
Деметрий протер глаза. Слабым голосом, который ему самому показался чужим, он спросил:
— Что произошло?
— Руфус и Мухтар решили ехать дальше без нас.
— Без нас, но с моими деньгами. — Рави опустился на колени перед Деметрием. — Вероятно, и с твоими тоже.
Деметрий несколько раз глубоко вздохнул. Постепенно пелена перед глазами исчезла. Когда он попытался повернуться и оглядеться, исчезло даже головокружение.
— Если бы я не прожил так долго вдалеке от моих земляков, то должен был бы за них извиниться. — На лице Перперны, прислонившегося к дальней от них стене, появилась слабая улыбка.
Перперна. Нубо. Леонид. Мелеагр. Рави. Глаука. Арсиноя. Таис.
И Клеопатра, которая медленно подошла к нему, присела на корточки и сказала:
— Я не знаю, доволен ли ты таким обществом.
— Где Микинес? И что они сделали с погонщиками?
— Микинес, наверное, пытался остановить их, — печально сказал Леонид. — Он защищался, и они его убили. Погонщики? Я не знаю. Думаю, что их прогнали или они ушли с Руфусом и Мухтаром.
Деметрий был слишком слаб и не пришел в себя окончательно, чтобы оплакивать потерю еще одного старого товарища. Он посмотрел на Клеопатру, и ему показалось, что из ее глаз он черпает какую-то силу.
— Общество не всегда приходится выбирать, — тихо произнес он. — Бывает и хуже.
Клеопатра улыбнулась.
— Надеюсь, что с вами мне будет надежнее, чем с Руфусом и Мухтаром. Но лучше бы при других обстоятельствах.
XIIIЙЕГОШУА
…Дело со мной зашло уже так далеко, что я вынужден бояться того, у кого самые добрые помыслы.
Из-за слабости и болей Тисхахара почти не было слышно. Аферу пришлось наклониться, так что его ухо почти коснулось рта раба.
— Лихорадка, господин… Я свалился с лихорадкой. Теперь я не могу двигаться.
Лоб Тисхахара пылал. Тело было мокрым от пота. Он мочился прямо на одеяла, потому что не в силах был встать с постели.
Афер высек огонь и зажег несколько ламп. Взяв в кухне чашу и тазик, он наполнил их водой. Потом приподнял голову Тисхахара и дал ему глотнуть воды. Раздев слугу, Афер помыл его, переодел и уложил на мешки с соломой, покрытые свежими одеялами. Тисхахар был слишком слаб и ничего не мог сказать, кроме «господин», «нет», «ты».
Не теряя времени, Афер отправился на поиски лекаря, который служил в крепости. Он знал, что этого человека, родом из Дамаска, в столь позднее время можно было найти только в одной из многочисленных пивных города. Отец лекаря, сирийский грек, кроме имени Адонис оставил сыну в наследство невысокий рост, горб и кривые ноги.
Афер обошел стороной квартал, где жили ортодоксальные иудеи, которые могли бы под покровом ночи забить его камнями за осквернение их переулков. Сначала он поискал лекаря на берегу озера. Там, вблизи небольшого порта, было несколько рыбацких забегаловок, где сидели несколько человек из числа последователей бродячего проповедника Йегошуа, но лекаря там не было. Наконец он нашел его севернее крепости, в районе, где обитали в основном торговцы, воины, арабы и жители приграничных земель из самых разных областей.
Аферу понадобилось немало усилий, чтобы вытащить пьяного Адониса из темной вонючей пивной на улицу. Лекарь, по-видимому, провел большую часть второй половины дня за поглощением винных запасов местных кабаков. Солнце давно зашло, когда они добрались до крепости. Афер послал одного из воинов, чтобы тот привел помощника лекаря. Тем временем с помощью одного из слуг, четырнадцатилетнего араба, он то и дело окунал Адониса в бочку с холодной водой.
— Хватит, хватит! — лекарь шатался и размахивал руками. — Ты хочешь меня протрезвить или утопить?
— Протрезвить настолько, чтобы ты смог позаботиться о моем слуге. Но мне придется тебя утопить, если ты ему не поможешь.
Адонис протер глаза.
— Что с ним?
— Лихорадка и паралич.
Лекарь кивнул и повернулся к своему помощнику, которого только что привел воин. Он велел ему упаковать в сумку разные мешочки и баночки.
Когда они покинули крепость, то увидели идущего им навстречу Никиаса.
— Нам нужно поговорить, — сказал он.
— Как только я улажу это дело, — сказал Афер, — тут же вернусь. Где тебя найти?
— В спальных покоях за твоей канцелярией. Как долго ты будешь заниматься своими делами?
— Это будет зависеть от лекаря — насколько хорошо он будет лечить моего слугу. Но в любом случае я вернусь до полуночи.
— Посмотрим, поможет ли это. — Адонис коснулся плеча Тисхахара указательным пальцем. Больной слабо улыбнулся. — Возможно, завтра нужно будет повторить.
Афер посмотрел на живот раба. Вероятно, у него были парализованы и внутренние органы. Запах у порошка, предложенного лекарем, был такой, что Афера чуть не стошнило.
Он оставил с Тисхахаром подростка и приказал ему поить больного водой, охлаждать его тело и мыть.
— Благодарю тебя, мой друг, — сказал Афер, когда они снова вышли на улицу.
Адонис отмахнулся.
— Это я должен тебя благодарить.
— За что?
Адонис хихикнул.
— Ты меня протрезвил. Теперь я могу спокойно пить дальше.
Афер проводил лекаря до крепости. Тот опять подался в сторону пивной. Афер и помощник лекаря прошли через ворота, которые охранял сонный часовой.
Никиас еще не спал. Он сидел в канцелярии Афера и занимался папирусными свитками. Две масляные лампы давали тусклый свет.
Афер налил себе в чашу вина из кувшина, стоявшего на столе, и спросил:
— Не слишком здесь темно?
— Некоторые вещи настолько безрадостны, что лучше всего их не видеть. — Никиас криво усмехнулся.
— Какие новости могут быть такими срочными, что нужно успеть обсудить их еще сегодня ночью?
Никиас отложил перо.
— Речь идет о проповеднике нового учения, бродячем раввине.
— Йегошуа?
Никиас кивнул.
— Царь озабочен. От него требуют казнить этого человека. Но царю не понравилась и предыдущая казнь.
— Ты говоришь об этом крестителе? Об Иоанне[19]?
Никиас тихо вздохнул.
— О нем. И на царя давят все те же люди.
— Его дочь? — Афер поднял брови. — Или священники?
— Иерусалим. Они говорят, что он бунтовщик, что он хочет свергнуть царя и изгнать римлян.
Афер пододвинул к столу табурет и сел.
— А я скажу тебе, что он хороший человек. Он уважает царя. И вообще, какой глупец вздумает восстать против империи?
— Каждый, кто одержим исключительно своим богом, своей верой.
— Он не одержим. Насколько я знаю, он хочет смягчить каноны, заменить некоторые положения учения другими.
Никиас скривился.
— Иначе говоря, он хочет очистить храм.
Афер сделал глоток.
— Я не знаю, — сказал он. — Маленький раввин из Галилеи и большой храм в Иерусалиме? Может быть, он и хотел бы, но я сомневаюсь, что раввин на это решится. Для достижения цели ему понадобилось бы больше сторонников.
— Даже больше, чем их у него будет через год? Если, как говорят, он и дальше будет исцелять больных и творить чудеса?
— Ясновидящие и целители были всегда. А что будет через год? Я не умею читать по звездам.
— Никиас кивнул.
— В этой крепости нет астрологов. Мы давно догадались, на кого ты работаешь…
— На царя.
— Не прикидывайся дурачком. — Слова Никиаса прозвучали почти презрительно. — Конечно же, ты служишь царю, но ты служишь и Риму.
После небольшой паузы Афер спросил:
— Это так важно?
Никиас провел ладонью по столу.
— Это важно. По многим причинам. — Он поднял глаза и посмотрел на Афера. — Тот, кто платит своим солдатам, должен быть готов к тому, что кто-то другой сделает им более заманчивое предложение. Если мы уверены, что человек работает на Рим, то мы можем на него положиться. Кто же осмелится предать Рим? А если осмелится, то Рим его покарает. Кроме того, царь на стороне Рима. Что на пользу Риму, не повредит и царю.
— С какого времени ты знаешь об этом?
— С самого начала. Но вернемся к Йегошуа. Ты уверен, что он не настраивает людей против Рима?
Афер пожал плечами.
— Кто может быть уверен в том, что происходит в душе человека? Я уверен лишь настолько, насколько я его знаю. И насколько я слышал о нем.
— Ирод весной поедет в Иерусалим. Он будет жить во дворце и праздновать со своими подданными пасху.
— Со своими подданными? — Афер тихо рассмеялся. — Чтобы поехать в Иерусалим, ему нужно будет разрешение Пилата. Царь милостью Рима с визитом в римскую провинцию Иудея. Будут ли рады его подданные? Высокое духовенство — точно нет.
— Это будет тяжело. Чтобы усугубить ситуацию, Пилат, наверное, тоже проведет это время в Иерусалиме. Теперь ты понимаешь, что мы все знаем и должны быть уверены?
— Я думаю, — медленно произнес Афер, — что Йегошуа больше заботится о людях и о том, что он считает истинной верой. А не о покушениях во время празднования пасхи.
Никиас выпятил нижнюю губу.