Проверка была проведена быстро и четко. Разбойники отобрали у них оружие и беспорядочно свалили в кучу. А все кошельки и украшения, найденные в багаже, отнесли предводителю.
— Действительно, ограблены. — Не опуская копья, он соскользнул с седла и осмотрел содержимое кошельков, кольца, браслеты и другие украшения.
Клеопатра потирала палец, который болел, после того как один из разбойников содрал с него кольцо.
— Мы не собираемся вас убивать, — сказал араб. На лице его промелькнула ухмылка. — Мы только заберем украшения и три четверти монет. С тем, что у вас останется, вы сможете выжить и двигаться дальше. Эй, ты! — Он указал подбородком на Рави. — Откуда ты? Из Индии?
Рави обреченно кивнул.
— Это развлечет нашего князя. Ты поедешь с нами.
Два человека схватили Рави и оттащили его в сторону.
— Кто хозяин каравана?
Деметрий прошипел что-то сквозь зубы. Клеопатре показалось, что она услышала слова «сын суки и скорпиона», но не была уверена.
— Мы будем признательны, если ты последуешь за нами. — Предводитель разбойников рассмеялся. — За хозяина каравана кто-нибудь может заплатить выкуп. Взять его. И… вон ту. — Он указал копьем на Глауку. — Старику нужно только самое красивое свежее мясо.
Внезапный кошмарный сон. Клеопатре хотелось проснуться. Неподвижно, молча, не в силах что-либо сделать, они вынуждены были смотреть, как трех жертв повели к запасным лошадям. Через несколько мгновений их окутала пыль, которую подняли лошади разбойников. Когда пыль улеглась, арабов и их пленников уже не было видно.
Таис и Арсиноя закрыли лица руками. Перперна резко поднял культю в воздух, будто хотел побить богов за это нападение. Потом он опустил руку, покачал головой и сел на свое одеяло. Нубо посмотрел на Леонида, который медленно пошел к куче оружия и кошельков. Мелеагр уперся руками в бедра, прикусил нижнюю губу и обратился к Клеопатре.
— Что будем делать теперь, княгиня?
Она подняла руки, неожиданно оказавшиеся удивительно тяжелыми. Как свинцовые слитки.
— Почему ты спрашиваешь меня? — Женщина едва узнала собственный голос.
— Кто должен давать указания? — небрежно спросил Мелеагр.
— Давайте отдохнем. А потом посовещаемся.
Постепенно они немного успокоились. Клеопатра чувствовала себя не в своей тарелке, нежданно-негаданно став начальницей каравана. Но, к ее счастью, ей не приходилось принимать много решений. Поиск подходящих мест для привала она поручила опытным караванщикам. Монет, которые им оставили разбойники, должно было хватить только на питание, корм для животных и две ночевки в гостинице.
— У Деметрия было больше денег, — сказал Мелеагр, когда они советовались по пути. — Разбойники не все нашли. Он спрятал монеты на себе. Но теперь, когда он у них в руках, они, конечно, все заберут. Пусть боги утопят их в свинячьем дерьме!
— Что же нам делать? — спросила Клеопатра. — Попрошайничать?
Нубо указал на верблюдов.
— Как только они нам будут не нужны, мы сможем продать их.
— А когда они нам будут не нужны? — спросила Таис. — Мы же не можем ехать до конца ойкумены…
— Мы не поедем до конца ойкумены. Только до Иерусалима. Я надеюсь найти там помощь.
Мелеагр посмотрел на Клеопатру, прищурив глаза.
— Ты, может быть, и найдешь. Если прокуратор соблаговолит вспомнить тебя. Но что делать нам?
— А что вы собираетесь предпринять?
Мелеагр и Леонид молча обменялись взглядами.
— Мы будем искать Деметрия, — твердо сказал Леонид.
— Где? Как?
Перперна откашлялся.
— О княгиня, у торговцев есть свои способы ведения поисков. Тот, кто захочет получить выкуп за Деметрия, когда-нибудь объявится. А ты? Ты ничего не сделаешь, чтобы спасти свою Глауку?
Клеопатра пожала плечами.
— Ты считаешь, что ее еще можно спасти? И каким образом можно организовать это спасение?
Конечно же, она, как и все, мучилась бесполезными вопросами, сознавая свою беспомощность. Может быть, надо было схватиться за оружие, которое у них отобрали, чтобы выступить против тридцати воинственных разбойников? Четыре женщины и шестеро мужчин? Или ей нужно было сказать, что она княгиня, за которую кто-нибудь заплатит выкуп? Чтобы они забрали ее и отпустили Глауку? Только кто заплатил бы за нее? Прокуратор? Пилат мог бы вспомнить, если бы увидел перед собой ее лицо. Одно имя, даже при упоминании, что они познакомились в Александрии, вряд ли обеспечило бы его помощь. В Египте живет множество Клеопатр. Кроме того, римские прокураторы, как правило, не платят выкупов. Не дают шантажировать себя и государство. Они либо посылают войска, что в ее случае исключено, либо быстро и основательно забывают похищенного. Если речь не идет о важных государственных делах… Если бы, например, парфяне захватили важного военачальника, то начались бы переговоры. А кто для них женщина, захваченная арабскими разбойниками?
Она ни с кем не делилась своими мыслями. Да и не нужно было много говорить, чтобы понять: всех их терзают подобные размышления. Леонида и Мелеагра уж точно. В этом несчастливом путешествии они потеряли уже двоих друзей, Микинеса и Прексаспа. И Деметрий был для них не только начальником, но и старым другом. Нубо тоже приуныл, погрузившись в себя. На него напала тоска, и он все больше молчал.
— Ты будешь что-нибудь предпринимать? — спросил чернокожего Леонид, когда вечером они остановились в последний раз в гостинице перед въездом в Иерусалим.
— Я? Предпринимать? Что? Зачем? — Нубо широко открыл глаза и растерянно смотрел на него. Как плохой комедиант, он отчаянно пытался показать, что удивлен этим вопросом, поскольку все происшедшее не касается ни его, ни кого-либо другого.
— Все-таки Деметрий взял тебя с собой. Ты бы мог оставаться с достойными любви жителями Адена.
— Ах вот как! А откуда ты знаешь?
— Не только я. Он тоже. — Леонид указал подбородком на Мелеагра, который смотрел в свою чашку и молчал. — Мы подумали, что ты не откажешься помочь, если нам придет что-нибудь дельное в голову. Кажется, ты не очень рад потерям.
Нубо усмехнулся.
— Мне жаль, что мои красивые рыжие волосы стали отвратительными.
Мелеагр посмотрел на него.
— Они просто выросли, — сказал он. — Твои черные курчавые волосы с рыжими кончиками… выглядят как голова Медузы Горгоны[20], которая заменила своих змей сгнившими червями. Давай пострижем тебя налысо?
— Мои боги не хотят этого. — Нубо сжал губы. — Они живут в облаках. И когда они смотрят вниз, они хотели бы видеть мир, а не свое отражение в моей лысине.
Таис и Арсиноя были подавлены, но держали себя в руках. Из коротких разговоров, скорее обрывков фраз, Клеопатра поняла, что они мало огорчены потерей Глауки и совсем не тронуты потерей Деметрия и Рави.
— У нас нет денег, — заявила вскоре Таис, когда ехала рядом с Клеопатрой. — У тебя тоже их нет, госпожа. Зато в Иерусалиме есть мужчины. — Она подняла брови.
— Подожди лучше до Кесарии, — сказала Клеопатра. — Насколько мне известно, правоверные иудеи не имеют права прикасаться к женщинам нееврейской национальности.
— Дурацкая вера. И для нас совсем бесполезная.
Единственный, кто совершенно не изменился, был Перперна. Он пел себе под нос, шутил, пытался рассказывать истории и намекал, что после десятилетий рабства и неприкаянной жизни среди арабов возможность умереть свободным человеком — это уже удовольствие.
— И мне радостно видеть, о княгиня, как другие попадают в рабство.
— Что я могу на это сказать? Злобный старикашка.
— О нет. Не говори так грубо. — Он рассмеялся. — Как и все старики, я хочу передать свой опыт, поделиться своими знаниями, открыв источник моего опыта для тех, кто не знает настоящего горя. Заставить их прислушаться к моим словам. Но всем известно, как порой пренебрегают советами стариков, поэтому арабский плен — единственная возможность получить жизненный опыт. Я рад, что Деметрий и остальные станут умнее, ощутив на собственной шкуре прелести рабской жизни.
Перед самым Иерусалимом, когда уже виден был город и потоки паломников, собирающихся к храму на празднование пасхи, Мелеагр заметил целый лагерь из шатров, разбитый приезжими, и направил туда своего верблюда. Клеопатра сделала знак остальным следовать за ним. За прошедшие дни Мелеагр несколько раз повторял, что если повезет, то они найдут одного торговца, старого друга Деметрия, по имени Бошмун.
Они действительно нашли его, толстого лысого финикийца. Он потеребил свою засаленную одежду, потянулся за остроконечной, почти конусообразной шапкой, надел ее и поднялся. Стол, к которому прислонился торговец, был завален свитками папируса и всевозможными предметами, которые представляли собой украшения, предназначенные для людей с необычными вкусами: страусиные яйца, которые были покрыты тончайшей резьбой, изображающей мужчин и женщин, предающихся извращенным удовольствиям; кувшин для вина, выполненный в форме стоящего на передних лапах носорога, из огромного детородного органа которого можно наливать вино; ряд маленьких осликов из темно-зеленого камня, причем все животные имели какой-нибудь недостаток: только одно ухо, три ноги, горб…
— Ну вот, теперь моя голова покрыта, — сказал Бошмун, — и я могу принимать гостей. Мелеагр и… Леонид, не так ли? И благородные женщины. А где же застрял Деметрий?
— Хозяева пустыни забрали его с собой, а нами пренебрегли.
Бошмун хлопнул в ладоши. Появилась молодая стройная рабыня и молча поклонилась.
— Табуреты, — приказал Бошмун, — и вина. Вы хотите есть?
— Долгое путешествие вызывает усталость и голод.
— Это дело поправимое.
Нубо и Перперна остались с верблюдами. Бошмун послал к ним раба, который помог им загнать животных в загон. Когда все сидели на табуретах в самом большом из шатров и наслаждались свежим хлебом и вином, финикиец попросил вкратце изложить грустную историю.
— Если можно, поменьше ярких подробностей, — сказал он вкрадчивым голосом. — Чтобы я проникся невзгодами, выпавшими на вашу долю, но не был бы раздавлен ими.