— Как? — Нубо покачал головой. — Как он мог это сделать?
— Он представлял там Рим, не так ли? У него были воины и влияние. И за то время, которое Руфус провел в Адене, он наверняка мог услышать о многом, что можно было использовать для шантажа. Может быть, он и не шантажировал, а просто угрожал римским оружием. Он нажал на Хархаира, чтобы тот сначала отказал мне, а потом любезно согласился продать свой товар. Руфус также позаботился о том, чтобы я был счастлив и не задавал лишних вопросов. Он нанял пару бандитов, которые напали на меня, а сам оказался поблизости со своими людьми, чтобы тут же спасти незадачливого торговца. В любом случае мне пришлось бы взять его с собой. Все слишком запутано, но если человек начинает подобные игры… Возможно, он сказал Мухтару: «Играй на моей стороне, иначе мои тридцать шесть человек навестят следующей ночью твой склад и все там перебьют». Мухтар, на которого умирающий отец и без того возложил обязанность возместить долги в Ао Хидисе, согласился на это. Вынужден был согласиться. Зная, как он любил чужеземцев, можно представить, что это не было для него большим удовольствием. Так был организован караван. Мы тронулись в путь, и при первой же возможности Руфус бросил всех, кто не на его стороне, в подземелье, продал караван и все товары, купил быстрых верблюдов — и вперед, на север.
— А Прексасп? И девушка? — спросил Мелеагр.
— Они просто гуляли ночью. Девушка была не только нема, но и глуха. Поэтому слушать рассказы Перперны ей не было смысла.
— Ха! — сказал старик. — Еще раз ха! Продолжай!
— Я думаю, Прексаспу было приятно с ней. Или ему надоела болтовня Перперны…
— И еще раз ха!
— Так как почти все завороженно слушали твой рассказ, Руфус и Мухтар воспользовались этим, чтобы выйти из долины и еще раз обсудить детали. Точно распределить, кто что должен делать, когда будет наилучшая возможность осуществить задуманное. Прексасп и персиянка случайно проходили мимо, и пришлось заставить их замолчать.
— А последующие захваты пленников? Ты, Рави, Глаука, после этого Колумелла и я? — спросила Клеопатра.
— Трудно сказать. — Деметрий как будто не решался говорить, и у Клеопатры создалось впечатление, что он раздумывал, что он может сказать, а что нет. Она спрашивала себя, действительно ли он знает все.
— Трудно сказать, — повторил он. — С Колумеллой все ясно. Заполучить командира противника… Это само собой разумеется. Человека, с которым можно вести переговоры, через которого, если все обернется по-другому, легче наладить контакты с Римом. Руфус, вероятно, не рассчитывал, что Бельхадад будет так обращаться с Колумеллой, но… Ну да ладно. Глауку Дидхама взял по ошибке. Я с неохотой это говорю, княгиня, но, вероятно, Руфус сказал арабу, чтобы тот взял самую красивую женщину из группы. Для Руфуса это была Клеопатра, а для Дидхамы самая молодая, Глаука. Рави? Я не знаю. Возможно, потому, что он из Индии, чужеземец. Поэтому и представляет интерес. Или потому, что он в своей пивной многое мог слышать. А меня, я думаю, он захватил потому, что я сотрудник разведывательной сети торговцев с дальними странами.
Мелеагр оказался единственным, кто счел нужным высказаться по этому поводу.
— Я уже давно это подозревал, господин… А Прексасп?
— Он один знал об этом. Но я не думаю, что Руфус догадался, что Прексасп в курсе моих дел.
— А не может ли быть, — спросила Клеопатра, — что одной из его целей было в ходе операции раскрыть… людей, которые работают на другие тайные службы римлян? Которые могли бы что-то предпринять против Сейана? Раскрыть и устранить?
— Включая таинственную четвертую службу? Возможно. — Деметрий поморщился. — Все очень запутано. И так закручено, что при любом исходе Сейан выиграл бы. А… — Он вдруг рассмеялся. — Еще две вещи. Во-первых, все было, видимо, направлено на то, чтобы предотвратить союз между Бельхададом и парфянами. Во всем Ао Хидисе не нашлось ни одного парфянина. А второе касается тебя, Перперна.
Старик закрыл глаза.
— Меня там тоже нет.
— Ты размахивал своим острым клинком и случайно, в суете, попал в Руфуса. Так это выглядело. А на самом деле? Может, ты решил отомстить за караван, за убитых, за ограбление? Или… ты уже раньше обдумал то, о чем мы сейчас говорим?
Перперна медленно открыл глаза и выпрямился.
— Я не знаю, о чем ты говоришь. Я вам, кажется, рассказывал о времени, проведенном мною в стране Азир?
— Положи мне все это на живот, — попросила Клеопатра, когда Деметрий в сладком изнеможении сидел на краю ее постели и сквозь пальцы опускал монеты в сумку.
— Все? Но… оно же холодное.
— Ничего страшного. Жара, знаешь ли…
— Еще и какая! Трудно с ней бороться.
— Страдаешь? — Клеопатра засмеялась. — Умиротворен?
— Да… — Деметрий высыпал содержимое мешочка на живот Клеопатры. Она наслаждалась тяжестью драгоценностей. Большинство из них скатились влево и вправо на простыню.
— Тут есть еще кое-что, — сказал он.
— Что же это?
Он наклонился к своей одежде, которая лежала на полу.
— Перперна говорит, что он когда-то слышал, как ты с Руфусом или еще с кем-то разговаривала о статуе и перстне. Статую Анубиса я разрушил. Этот перстень, — произнес он, подняв его вверх, так что он засверкал в свете лампы золотым и зеленоватым цветами, — Перперна, еще не будучи рабом, снял с руки одного араба вместе с пальцем. Он говорит, что если перстень понравится княгине, то пусть она его возьмет. За то, что она ему обещала. Что ты ему обещала?
— Что он, если я получу назад мое имение, сможет провести там свои последние дни. Покажи.
Он протянул ей перстень. Она поднесла его к свету и почувствовала, как ее сердце учащенно забилось.
— Может быть, — сказала она. — Чтобы это узнать, я должна его разрушить.
— Перперна говорит, что если его обломки сделают тебя счастливой, он будет доволен.
— Умиротворен?
— Этого он не сказал. Я думаю, для этого он слишком стар.
— А ты не боишься старости?
— Это будет зависеть от обстоятельств. И от того, кто будет рядом. Так что это за перстень?
— Если это он, — почти прошептала она, — то на внутренней стороне вправленного в него камня есть чертеж. Он подскажет мне, как попасть к древним каменоломням севернее Береники. Там есть изумруды.
Деметрий молчал. Потом он, как ей показалось, почти благоговейно сказал:
— Изумруды Птолемеев… И они действительно принадлежат тебе?
— Мой нос не похож на нос моей бабушки, но вообще-то да. — Она колебалась. Медлила. Взвешивала. Потом решилась.
— Я должна тебе еще кое-что сказать. Если… — Она остановилась.
— Если что?
— Торговец и разведчик Деметрий… Будет ли он и дальше торговать и заниматься разведкой? Или он сможет заняться поиском изумрудов, если это тот перстень? Искать изумруды, а при случае заниматься умиротворением?
— Есть обязательства, от которых можно отказаться. Я все время путешествовал и подолгу не был дома. Почему не продолжить? — Он начал сгребать монеты, камни и золотые слитки в сумку. — Этим предметам я могу найти лучшее применение. А почему ты спрашиваешь?
— Никакого брака, — шутливо заявила она. — Только умиротворение, пока оно будет длиться?
— Почему никакого брака? — Он наклонился, и она почувствовала кончик его языка на своем пупке. — Браки могут быть расторгнуты, когда умиротворение больше не действует.
Она дотронулась до его головы, взъерошила пальцами его волосы.
— Тогда не будет никаких тайн, не правда ли?
— Какие тайны, княгиня цветов Канопоса?
— На столе лежит папирус, — сказала она. — Не поднимай голову. Пусть он лежит там, где лежит. Хорошо. Я написала длинное письмо. И сделала копию. Письмо должно скоро попасть в Рим.
Деметрий поднял голову и посмотрел на нее.
— Руфус, — пояснила она, — был человеком Сейана. Ты разведчик торговцев с дальними странами. Колумелла и Афер работали на императора и на легионы.
Деметрий кивнул.
— Я должен на тебя смотреть, когда ты говоришь важные вещи. И мои пальцы, прежде всего вот этот, не должны отвлекать меня.
— Не должны? Нет, не должны. О чем я хочу сказать…
— … кроме умиротворения…
— То, что ты сейчас услышишь, ты не должен никому рассказывать. Могу я рассчитывать на твое молчание?
— А зачем болтать? — он улыбнулся. — Для губ и языка есть лучшее применение.
— Нет… Посмотри на меня. Речь идет о четвертой тайной службе.
— Шпионы Ливии Августы? — он выпрямился.
С сожалением она почувствовала, что его внимание полностью переключилось на ее откровения.
— Ливия была олицетворением порока и корысти. Кто должен был унаследовать и преобразовать эту сеть пауков-убийц, как не добродетель?
У Деметрия отвисла челюсть.
— Ты имеешь в виду?..
Клеопатра рассмеялась.
— У тебя потрясающе глупый вид. Я люблю тебя. Разбуди свой палец, тогда я буду говорить дальше.
— Слушаю и повинуюсь, княгиня.
— Хорошо. Когда Ливия Августа отправилась к богам, в Риме остались тысячи глаз и ушей, которые не знали, за кем им теперь следить, и тысячи языков, которые не знали, кому им теперь доносить. Так как порок умер, они обратились к добродетели. И добродетель взяла их под свое крыло, продолжая использовать их возможности. Использовать по-новому.
— Я тебя правильно понимаю?
— Антония, младшая дочь Марка Антония… Моя приемная тетя, если так можно выразиться. Она стала наследницей Ливии. Чего никто не знает и не должен знать, слышишь?
Он кивнул.
— В этой сети порочные люди. Добродетель использует порок, чтобы поощрять добродетель. Она воспитывала меня, пока я не сбежала, потому что добродетель меня душила. Но я ей благодарна. В определенной мере. И поэтому я все эти годы сообщала ей обо всем, что считала важным.
— И об определенных пальцах?
Она рассмеялась.
— Это бы ее не испугало. Ей это было безразлично, пока пальцы не рылись в государственных делах. Папирус на столе предназначен для Антонии. О том, что ты сказал и я подумала… Понимаешь? Этого недостаточно для римского судьи, для сената, для императора. Но Антония знает многое, и, может быть, то, что я ей написала, она сумеет сопоставить с другими вещами. Я также рассчитываю на ее помощь в возврате моей собственности, если Пилат не в состоянии этого сделать.