Чарли кивнула.
– Моя мама лежала в одной богадельне. Иногда я спала с ней в комнате. – Сиделка улыбнулась. – Никогда ведь не подумаешь, что отпущенное время почти вышло, пока не наступает… Не хотите перекусить? Могу принести для вас немного каши и яйца.
– Сок, – сказала Чарли. – Было бы замечательно.
Сиделка держала стакан с апельсиновым соком, пока мать пила крошечными глотками.
– Приятно завтракать в компании, не так ли, миссис Бутс?
Мать невидяще смотрела перед собой.
Когда сиделка вышла, Чарли прошла в небольшую ванную и посмотрела в зеркало. Бог мой! Настоящее привидение. Косметика поблекла, желтые глаза налились кровью. На шее были красные отметины и ободок синих кровоподтеков. Она все еще надеялась, что все-таки это был безумный сон. Что вот она проснется поутру, и тот халатик снова окажется в хозяйственной сумке, и все будет замечательно, и вокруг ее шеи не окажется никаких отметин.
Она умылась холодной водой, легкими касаниями полотенца вытерла лицо и подняла воротник блузки. Элмвуд. Сбежала из дома. Сбежала из-за… сумасшествия? Все это из-за сумасшествия?
Бедняжка, разумеется, она не могла справиться с тем, что муженек бросил ее, спихнул ее за борт.
Должно быть, ужасно ей досталось – это ж надо, повеситься в собственной комнате таким вот манером.
Эти голоса звучали в ее голове, как обрывки разговоров в автобусе.
Выйдя из ванной, Чарли поцеловала мать, погладила ее мягкие седые волосы, поправила выбившиеся пряди.
– Поговори, мама, поговори со мной. Давай поговорим сегодня, поболтаем. Сегодня же воскресенье. Помнишь, как мы, бывало, ездили за город по воскресеньям?
Сиделка принесла поднос.
– Я прихватила немного каши и гренок – на тот случай, если вы голодны.
Поблагодарив, Чарли поела немного и почувствовала себя чуточку лучше. Потом выпила свой сок, снова села рядом с матерью и взяла ее руку.
– Кто я такая, мама?
Не было даже малейшего намека на ответ.
– Кто же я?
С улицы донесся лай, потом еще. Должно быть, Бен в машине. Ей придется скоро выпустить его.
– Кто мои настоящие родители?
Молчание. И снова заунывный лай.
– Что ты тогда имела в виду? Смертельная ложь! Правда. Возвращайся? Ты хотела сказать, что раньше не говорила мне настоящей правды?
Старуха шевельнулась и села чуть-чуть прямее. Ее веки замигали, глаза расширились. Открыв рот, она уставилась на Чарли, но тут же опять стала смотреть перед собой. Рот ее закрылся, и челюсть ослабла так, как бывает, когда люди заканчивают говорить. Она опустилась на подушку, словно была измождена этим усилием.
Чарли хотелось знать, что происходит в голове у матери. Уж не считает ли мама в своем сумеречном состоянии, что она и в самом деле ей ответила?
– Я не расслышала, что ты сказала, мамочка. Не могла бы ты повторить?
Но старуха была неподвижна, глаза ее опять стали часто мигать, будто внутри нее заработал прежний механизм.
29
– Я не записана на прием, – сказала Чарли. – Нет ли хоть какой-нибудь возможности попасть к доктору Россу?
– Я уверена, миссис Уитни, что доктор Росс сможет найти для вас время.
Эта секретарша в приемной – хорошо сохранившаяся блондинка лет сорока с небольшим – всегда напоминала Чарли о персонаже из киноэпопеи о Джеймсе Бонде, мисс Манипенни. Она покачала своими волнистыми волосами и одарила Чарли сердечной улыбкой.
– Он не заставит вас слишком долго ждать.
Через темную приемную Чарли прошла в комнату ожидания, еще хранящую следы былой роскоши. Какая-то мамаша сидела с маленьким мальчиком у самой двери. Все те годы, которые Тони Росс был ее врачом, комната ни разу не отделывалась заново. Гипсовые лепные украшения крошились и трескались, уродливая хрустальная люстра свешивалась над обеденным столом из красного дерева, заваленным журналами, а стены, по которым не мешало бы пройтись краской, были беспорядочно заставлены самыми разными стульями. Опущенные скользящие окна позади несвежих кружевных занавесок пропускали в помещение дым и грохочущий рев уличного движения с Рэдклиф-роуд.
– Нет!
– О, пожалуйста!
Мальчик молотил кулаком по груди матери, и та шикала на него, бросая в сторону Чарли смущенные взгляды.
– Нет!
– Ах ты Билли, мой дружок, с длинной штукой между ног…
– Фи, как грубо!
Мальчишка захихикал и посмотрел через всю комнату на Чарли, ища одобрения. Но она не обращала на него внимания, вся уйдя в свои мысли, ставшие для нее чем-то вроде кокона. Она чувствовала себя оборванкой, все еще одетая в то, что натянула ранним воскресным утром. Дома она не была. Джинсы, так и липнувшие к ее ногам, казались тяжелыми и колючими.
Чарли оставалась в частной лечебнице все воскресенье, слишком истощенная, чтобы ехать обратно домой, оказаться лицом к лицу с его пустотой, со своим больным сознанием.
Или встретить что-то в доме.
Ей следовало поехать обратно, надо было проявить волю именно сейчас, если уж она хотела, чтобы Том вернулся. Ну не ушел же он из-за того, что они занимались любовью лишь раз в месяц. Возможно, это было одной из причин, но были и другие, столь же важные. Главной из них была та, что, по его мнению, она сходила с ума.
Возвращения в прошлое раздражали его, как и все эти постоянно меняющиеся курсы лечения от бесплодия. Увиденный же ею призрак мужа Виолы Леттерс вовсе вывел его из себя. Эти конюшни. Этот автомобиль в амбаре. Медальон. Ее возрастающее умственное расстройство в некотором роде способствовало, по его мнению, тому, что она ошпарила пса Виолы Леттерс до смерти.
А если уж она съедет из дома сейчас и не станет присматривать за рабочими, то это станет для него последней каплей. Извини, Том, пришлось съехать и поселиться в гостинице, потому что какое-то привидение в доме пыталось повесить меня.
Она должна вернуться, остаться там и держаться молодцом. Она должна показать свою силу себе, равно как и Тому.
Секретарша пригласила мальчишку с матерью. Служащие частной лечебницы хорошо отнеслись к Бену и позволили ему войти. Сиделка принесла ему миску с водой, а попозже еще и немного печенья и консервную банку с собачьим кормом.
А вечером ночная сиделка принесла в палату раскладушку. Было странно спать в палате, слыша спокойное дыхание матери. Чарли как бы снова ощутила себя девочкой.
Весь вчерашний день и минувшую ночь она решала, правду ли ей сказала Лаура. Если Том и Лаура не были вместе, то в каком-то смысле Чарли легче принять его уход. Она радовалась, что его не оказалось в квартире Лауры, радовалась задним числом. Это было глупо. Желать казаться сильной, продемонстрировать, что он ей безразличен, – и потом появиться вдруг посреди ночи у его порога! Да, она будет сильной, как бы тяжело это ни оказалось. Она ненавидела Лауру едва ли не сильнее, чем Тома.
В коридоре Тони Росс прощался с мальчишкой и его матерью. Мягкий заботливый голос Тони был пронизан искренним интересом и воодушевлением: он прилагал все усилия, чтобы каждый его пациент чувствовал себя неповторимой личностью.
– Чарли! Счастлив видеть тебя! Давай, заходи!
На нем был серый костюм в клеточку, достойный принца Уэльского, галстук с перекрещивающимися теннисными ракетками, а на ногах – кроссовки фирмы «Адидас». Серо-голубые глаза посверкивали на тощем лице, а рот почти беспрерывно улыбался. Серые с проседью волосы, остриженные аккуратно и коротко с боков, переходили в лысину на макушке, прикрытую слабым пушком. Он прямо-таки излучал уверенность, энергию и дружелюбие.
– Ну, как ты? – Он крепко пожал ее руку и подержал некоторое время. – Рад видеть тебя! Честное слово! Как Том?
– Отлично. – Она сглотнула.
– Я рад!
Чарли прошла за ним в крохотный кабинет.
– Спасибо, что принял меня.
– Извини, что тебе пришлось немного подождать. Я получил вашу записку. Сельская жизнь, да? Везет же вам.
– Мы все же хотим, чтобы ты остался нашим врачом.
– Разумеется, я был бы счастлив… Хотя вам следует зарегистрироваться у кого-то из местных на всякий случай. Выходит, Том у нас теперь землевладелец, а ты землевладелица?
Она пожала плечами:
– Нормально.
– Всего лишь нормально! – Его лоб наморщился, бровь приподнялась. – А в чем проблема?
– В нескольких вещах. – Она посмотрела себе под ноги. – Например, в том, что я постоянно чувствую запахи – либо очень сильный запах духов, словно кто-то надушенный ими входит в комнату, либо запах горелого, самый настоящий, кошмарный запах горелого. – Она нахмурилась. – Я где-то читала, что если чувствуешь запах горелого, то это симптом мозговой опухоли.
Его глаза изучали ее.
– Ты ощущаешь запахи в конкретных ситуациях?
– По-разному.
– А голова у тебя не кружится? Зрение не затуманивается? Головная боль?
– Головная боль.
– Резкая или тупая?
– Тупая. Голова как бы раскалывается.
Он достал из нагрудного кармана серебряную авторучку и нацарапал что-то на каталожной карточке.
– Что еще?
– Такое ощущение, как будто мой термостат разладился. В какой-то момент я замерзаю до костей, а в следующее мгновение – кипящая жара. И кажется, это не имеет отношения к тому, какая на самом деле температура.
Он сделал еще одну пометку.
– Меня очень часто тошнит.
– Что-нибудь еще?
– Порой бывают странные ощущения дежавю.
– То есть ты думаешь, что уже была где-то раньше?
– Да.
Он заметил отметины на ее шее и чуть-чуть наклонился вперед, рассматривая их.
– Это очень странно. А еще я хожу во сне.
– Диету ты не меняла?
– В общем нет.
– А тебе не хочется какой-нибудь еды, непохожей на обычную?
Тот сырой бифштекс, от которого она откусила кусочек. Китайская коробочка. Ну как же, Тони, конечно, да. Мне хотелось закопать жестянку, полную червей, и откопать ее недельки этак через две, чтобы обнаружить там одного здоровенного червяка. Восхитительного на вкус!