Как это взрослого мужчину девчонка связала по рукам и ногам? А что, если это вовсе и не девчонка, а кто-то неведомый, только обличье у него такое? Кто-то низкий, бесчестный, а выглядит как милая молодая девушка, и не в том дело, что он с нею спит; дело в том, что он не может ни остаться в доме номер 124, ни уйти оттуда, куда хочет; а самое главное – то, что он теряет Сэти. Видимо, он недостаточно сильный мужчина, чтобы вырваться, и ему необходима ее, Сэти, помощь; она должна помочь ему, должна узнать обо всем. Ему было бесконечно стыдно просить о помощи женщину, которую он так хотел уберечь от горя, защитить. Господи! Черт бы все это побрал совсем!
Поль Ди подышал в собранные чашечкой замерзшие ладони. Ветер дул вдоль аллейки с такой силой, что шерсть на четырех дворовых собаках, ожидавших объедков у дверей кухни, встала дыбом. Поль Ди посмотрел на собак. Собаки посмотрели на него.
Наконец дверь кухни открылась, и оттуда вышла Сэти, неся на сгибе руки огромную сковороду с объедками. Увидев Поля Ди, она удивленно и радостно воскликнула и улыбнулась.
Он улыбнулся в ответ, но не был уверен, что улыбка у него получилась – лицо у него так замерзло, что он его совершенно не чувствовал.
– Ну, парень, ты даешь! Да я себя просто девчонкой чувствую, которую ты после работы подцепить зашел. Так за мной еще никто не ухаживал. Ты смотри, осторожней, не то я еще привыкну да избалуюсь. – Сэти быстро разбросала самые большие кости в разные стороны, чтобы собаки поняли, что еды достаточно на всех, и не дрались. Потом раскидала требуху, головы и прочие отходы – то, что не могли использовать в ресторане, а сама она просто не хотела брать с собой. Остальное сложила дымящейся кучкой на землю.
– Сейчас, только сковороду сполосну, – сказала Сэти, – и все, сразу приду.
Он кивнул, и она вернулась на кухню.
Собаки молча ели, и Поль Ди подумал, что они-то получили то, за чем пришли, и если уж у нее для них доброты хватает…
Сэти повязала голову коричневым шерстяным платком и низко надвинула его на лоб из-за пронзительного холодного ветра.
– Ты что, работу так рано кончил или случилось что?
– Ушел пораньше. Обдумать кое-что надо.
– Что-нибудь важное?
– Да вроде бы, – сказал он и облизнул губы.
– Надеюсь, увольнений у вас не будет?
– Нет, что ты. Работы полно. Я просто…
– Да?
– Сэти, тебе, наверно, не понравится то, что я сейчас скажу.
Она остановилась и повернулась к нему – и этому проклятому ветру – лицом. Другая женщина по крайней мере прищурилась бы, зажмурилась, стала вытирать слезы, выступившие на глазах. Но не Сэти. Другая женщина, возможно, посмотрела бы на него с сочувствием, с мольбой, с гневом, наконец, потому что его слова прозвучали как «Прощай, я ухожу».
Но Сэти смотрела на него совершенно спокойно и молчала, уже готовая понять и простить – простить любого человека, раз он попал в беду или в нужду. Уже соглашаясь на все и словно говоря: да ладно, я в порядке – заранее, потому что она никому из мужчин не верила после стольких-то лет. Не верила, но понять умом могла. Они не виноваты. Никто ни в чем не виноват.
Он догадывался, о чем она думает, и хотя Сэти явно была не права – он вовсе не собирался оставлять ее, ни за что на свете! – все равно то, что он собирался сказать ей, могло для нее стать куда хуже любых прощальных слов. И увидев, как гаснет ожидание в ее глазах, увидев это печально-меланхоличное, но не обвиняющее лицо, он не смог выговорить то, что собирался. Не смог прямо заявить женщине, которая не щурится даже на таком сильном ветру: «Я не мужчина».
– Что ж ты молчишь, Поль Ди? Говори, понравится мне это или нет.
Поскольку он не мог сказать то, что хотел, то вдруг выпалил то, о чем вроде бы и не думал:
– Я хочу, чтобы у нас с тобой был ребенок, Сэти. Пошла бы ты на такое ради меня?
Она рассмеялась, и он – вслед за нею.
– И ты специально пришел сюда, чтобы попросить меня об этом? Ну и псих же ты, Поль Ди! Ты прав: мне это совсем не нравится. Ты вообще-то как, подумал, что я уже не так молода, чтоб все начинать сначала? – Она сунула пальцы ему в ладонь – в точности как те тени, что держались за руки на обочине дороги в день карнавала.
– Ты все-таки подумай, – сказал он. И вдруг понял, что это и есть решение, что так он сможет удержаться за нее, доказать, что он настоящий мужчина и способен сам разрушить чары этой девчонки – добиться всего сразу. Он нежно прижал ее пальцы к своей щеке. Она, смеясь, отдернула руку, чтобы кто-нибудь из прохожих не обратил внимание, как неприлично они ведут себя – на людях, средь бела дня, да еще на таком ветру.
И все-таки ему удалось отсрочить последний шаг, купить еще немного времени. Оставалось лишь надеяться, что цена не окажется непосильной. Как если заплатить за наступление еще одного дня монетой стоимостью в жизнь.
Они пошли домой, смеясь, размахивая руками, сгибаясь под порывами ветра. Когда они вышли из аллейки и оказались на большой улице, там было чуть потише, однако ветер успел принести с собой мороз, иссушающий душу холод, и прохожие спешили мимо, сунув нос в воротник пальто. Никто не стоял без дела у дверей магазинов или витрин. Колеса повозок, груженных продуктами или топливом, скрипели так, словно им было больно. Лошади, привязанные у входов в пивные, дрожали и жмурились от холода. Две пары белых женщин, громко стучавших башмаками по деревянному тротуару, попались им навстречу, и Поль Ди поддержал Сэти под локоть, помогая ей сойти с тротуара в грязь и пропустить этих женщин.
Через полчаса, оказавшись совсем на окраине, они снова принялись хватать друг друга за руки и шалить, украдкой шлепая один другого по заду и радостно удивляясь и смущаясь оттого, что они, оказывается, еще вовсе не такие старые.
Решено, подумал он. Это как раз то, что нужно, и никакая приблудная девица тут ничего не сможет поделать. И больше эта ленивая сучка не заставит его плясать под свою дудку, не заставит терзаться сомнениями, жаловаться на жизнь или признаваться в грехах. Убежденный в том, что сможет все изменить, он обнял Сэти за плечи и крепко прижал к себе. Она откинулась головой ему на грудь, и, поскольку этот миг показался им обоим очень важным, они замерли, стараясь продлить его, не дыша и даже не думая, что их может увидеть какой-нибудь прохожий. Зимний гаснущий день был неярок. Сэти закрыла глаза, а Поль Ди смотрел на черные деревья, росшие вдоль дороги, и поднявшиеся голые ветви, будто руки в попытке защититься. Неожиданно, тихонько подкравшись, пошел снег – подарок, явившийся им с небес. Сэти открыла глаза и сказала:
– О Господи, вот счастье-то!
И Полю Ди показалось, что это действительно счастье, нечто преподнесенное им специально, дабы отметить этот миг, чтобы потом они могли вспоминать, что чувствовали под падающими сверху крупными хлопьями снега, легкими монетками поблескивающими на камнях мостовой. Поля Ди всегда удивляло – как тихо они падают. Не как дождь. Будто совершается таинство.
– Бежим! – предложил он.
– Сам беги, – заявила Сэти. – Я целый день на ногах.
– А я-то? Посиживал да полеживал, что ли? – И он решительно потащил ее за собой.
– Стой! Погоди! – кричала она. – У меня ноги совсем не идут.
– Тогда давай их сюда, – сказал он, и прежде чем она успела что-либо возразить, уже посадил ее к себе на закорки и побежал по дороге мимо пустых бурых полей, быстро становившихся белыми.
Наконец он задохнулся, остановился, и она поспешно соскользнула с его спины, еле держась на ногах от смеха.
– Тебе и впрямь детишки нужны – ты с ними в снежки играть будешь, возиться. – Сэти поправила свой платок.
Поль Ди улыбнулся и подышал на руки, чтобы согреть их.
– Да, хотелось бы. Правда, тут нам без взаимного желания никак не обойтись.
– Еще бы! – откликнулась она. – И еще какого взаимного!
Было около четырех часов дня; дом номер 124 виднелся сквозь снег где-то в полумиле от них. И тут из белой пелены выплыла едва различимая, вся занесенная снегом фигура. И хотя Возлюбленная все эти четыре месяца выходила навстречу Сэти, оба вздрогнули – настолько были поглощены друг другом и не ожидали увидеть ее так близко.
На Поля Ди она даже не посмотрела; все ее внимание было поглощено Сэти. Она была без пальто, простоволосая, зато в руках несла большую шаль, в которую и попыталась закутать Сэти.
– Сумасшедшая девочка! – мягко побранила ее Сэти. – Разве можно – совсем неодетая, в такой снег! – И она шагнула в сторону от Поля Ди, взяла у Бел шаль и постаралась как можно лучше укутать ей голову и плечи, приговаривая: – Нужно же все-таки соображать! Холодно ведь, – и чуточку приобняла ее левой рукой. Снег стал мокрым. Поль Ди ощущал леденящий холод там, где к нему только что прижималась Сэти. Он тащился за ними в двух шагах и тщетно старался подавить закипающий внутри гнев. Увидев в освещенном окне силуэт Денвер, он не мог удержаться и спросил себя: «Ну а ты-то на чьей стороне?»
Сэти все решила сама. Ни о чем не подозревая, она разрубила этот узел одним ударом.
– Ну, теперь-то ты уж перестанешь спать в сарае, верно, Поль Ди? – Сэти улыбнулась ему, и, словно поперхнувшись холодным ветром, попавшим в трубу, камин дружески кашлянул в ответ на ее слова. Оконные рамы содрогнулись под порывом зимнего ветра.
Поль Ди поднял глаза над тарелкой с мясным рагу.
– Будешь спать наверху. Где полагается, – продолжала Сэти. – И никуда больше не уходи, слышишь?
Паутина злобы, потянувшаяся было к нему с той стороны стола, где сидела Бел, словно растаяла в тепле улыбки Сэти.
Лишь однажды прежде Поль Ди был так благодарен женщине. Когда выполз из лесу с мутными от голода и одиночества глазами и постучался в первый же дом в цветном квартале Уилмингтона. Той женщине, что ему открыла, он сказал, что будет ей очень благодарен и может, например, нарубить сколько угодно дров, если она даст ему поесть. Она неторопливо оглядела его с головы до ног.