Во время своего правления Перикл ввел многие новшества. Основным из них было введение оплаты службы должностных лиц. Это давало малоимущим гражданам Афин возможность заниматься политикой. Это было так необходимо афинской демократии, что уже после Перикла за посещение Народного собрания была введена плата. Аристократы выступали против этих нововведений, заявляя что они развращают народ.
При Перикле в Афинах развернулось грандиозное строительство. На строительных работах были заняты как высококвалифицированные мастера (архитекторы, скульпторы), так и бедняки, работавшие грузчиками и погонщиками.
На Акрополе был воздвигнут знаменитый Парфенон, над созданием которого работали Фидий, Калликрат и Иктин. Украсили мраморную лестницу, по которой на Панафинеи торжественная процессия шла на Акрополь. Для учрежденных Периклом музыкальных состязаний было построено специальное здание – Одеон. Статуи Афины работы Фидия украсили Акрополь. Памятники искусства, воздвигнутые за очень короткий срок, долгое время украшали Афины, спасая их от разрушения завоевателями. Ведь поднять на них руку означало посягнуть на величие и славу всей Эллады.
Но строительство требовало больших средств. После того как союзная казна, якобы по соображениям безопасности, была перенесена в Афины, ее стали тратить на нужды не только союза, но и самих Афин.
Фидий показывает фриз Парфенона своим друзьям. Художник Л. Альма-Тадема
Еще одним нововведением Перикла была система так называемых клерух – поселений афинян на землях союзников. Клерухи, сохраняя афинское гражданство, защищали интересы прежде всего самих Афин. Клерухами становились, как правило, те, кому не хватало земли. Эту землю афиняне получали за пределами Аттики, что препятствовало возникновению внутренних смут. Число клерух достигало 10 000 человек.
В правление Перикла возросло и число государственных и общенародных празднеств. Им сопутствовали состязания и жертвоприношения, что сплачивало афинян. При Перикле государство выделяло беднейшим своим гражданам т. н. зрелищные деньги, которые шли на оплату театральных билетов. Театр играл большую роль в жизни афинян.
Несмотря на то что большинство афинян любили и уважали Перикла, олигархическая оппозиция пыталась поколебать его авторитет. Для этого Аспасию, жену Перикла, обвинили в неблаговидном поведении и сводничестве. Только личное заступничество Перикла, умолявшего афинских судей, спасло Аспасию от сурового приговора. Кроме того, нападкам подвергся близкий друг Перикла – знаменитый скульптор Фидий, обвиненный сначала в присвоении и растрате золота и слоновой кости, а затем в том, что изобразил на щите статуи Афины себя и Перикла. Фидий был брошен в тюрьму, где и умер.
Перикла обвиняли также в слишком суровом обращении с союзниками, расходовании союзных взносов на нужды Афин. Тем не менее афинским аристократам приходилось считаться с тем, что афинское влияние на союзников усилилось. Сильный афинский флот обеспечивал безопасность плавания в Эгейском море. Это способствовало развитию торговли.
Смелый и решительный Перикл в отношениях с другими государствами был осторожен и сдержан. Понимая, что после поражения персов основная опасность Афинам исходит из Спарты, Перикл завершил строительство Длинных стен, протянувшихся от Афин до морского порта Пирей. Не рискуя применять военную силу, Перикл распространял влияние Афин при помощи дипломатии.
Постепенно Афины и Спарта все более отдалялись друг от друга. В конечном счете это привело к Пелопоннесской войне. Вскоре после ее начала Перикл ушел с политической арены, а затем и из жизни. Он не дожил до сокрушения мощи Афин, краха ее морского флота. Перикл навсегда остался в памяти афинян и всех греков.
При имени любимой Периклом Аспасии (что по-гречески означает любимая) возникает перед мысленным взором и напевом в душе нечто нежное, щемящее, утонченное. Такой именно и вошла в историю верная подруга великого стратега, та единственная женщина великого афинянина, ради которой он, как и подобает настоящему мужу (понятие употребляется не в контексте супружества, а в оценочном сопоставлении), был готов на невозможное.
Но память избирательна, и человечеству свойственно творить красивые легенды. С Аспасией произошло точно так же. Разумеется, она была такой, какой зафиксировала ее коллективная память человечества. Однако для того, чтобы стать столь изящным и красивым мифом, реальной Аспасии-женщине пришлось истоптать немало горьких дорог реальной жизни, которые и в Древней Греции отнюдь не были простыми. А были обычно тяжкими. Именно эти тяготы и пришлось побеждать прекрасной Аспасии каждодневными усилиями. И, победив, засверкать одним из самых ярких алмазов в созвездии воистину великих женщин мировой истории.
Великих женщин, великих жен, великих куртизанок, прелестниц, обольстительниц; великих искусительниц рода мужского, коварных искусниц своей женской сути.
Горе мужчине, когда он сталкивается с опытной и неглупой своим природным умом женщиной. Шансы на спасение и самоуважение его ничтожны. Он может лишь покорно следовать воле пленившего его. Но в сотни раз горше его участь, если вдобавок ко всему женщина еще и умна в обыденном понимании этого слова. Сила ее естественного коварства возрастает многократно, и этот клокочущий лавой эмоций ураган сметает как легкую пыль все преграды на своем пути.
Именно таким будет победный путь Аспасии. Усилившей свою суть умом, красотой и навыками своей профессии. Подобной триаде никто и ничто не в силах противостоять. Коварство как обыденность, как потребность и как профессия – что может быть сильнее этого? Которое зачастую даже и не нужно явно обнаруживать – о нем и так все знают, все помнят, все опасаются и все готовы заранее смириться. Как с мощью дракона у Шварца, который отнюдь не каждый день дышал огнем на своих подданных. Просто все знали и помнили, что он может это сделать в любой момент.
Коварство чаровниц и прелестниц воспевается веками. Но задумывались ли воспевающие его, насколько это они делают по собственной инициативе, исходя из своего радостно-мучительного опыта? И насколько – по инициативе своих очаровательных кукловодов. Дабы род человеческий, мужской никогда не забывал своих героинь. И своего кнута, которым так быстро и привычно можно загнать всех бунтующих и сомневающихся в надлежащее стойло.
Подобное умозрение актуально для всех времен и для всех народов, но особенно, быть может, для Древней Греции, в которой за все время лишь в единственной был выведен тип профессиональной повелительницы мужчин, коварно-утонченной гетеры. И расцвет этой селекции падал как раз на эпоху нашей героини.
Время жизни Аспасии – это V век до нашей эры. Греция этой эпохи переживала свой расцвет. Позднее ее назовут «золотым веком», «веком Перикла», отдавая должное тому человеку, который немало сделал для процветания эллинов. Греция представляла собой в это время конгломерат городов-государств (полисов), временами друживших друг с другом, временами враждовавших. Перикл родился в Афинах, Аспасия – в Милете.
Аспасия на Пниксе. Художник Г. Холидей
Афины были крупнейшим и богатейшим городом Греции, общепризнанным лидером во всех областях жизни, включая и умственную. Милет, чья слава и богатство зиждились на прошлых военных удачах, в эти годы был одним из процветающих эллинских городов, хотя и уступал Афинам во всем. Но им уступали все, так что Милет заслуженно гордился своей промышленностью, своей торговлей, своими знаменитыми на всю Грецию философами – Фалесом, Анаксимандром, Анаксименом. И своими куртизанками, гетерами, слава о которых также гремела по всей Элладе.
Сим дамам, как и прочим милетцам, был свойствен дух предприимчивого романтизма. Недаром именно выходцы из Милета основали свои колонии на Черном море – Синопа, Абидос, Томы, Кизик, Ольвия, и первую колонию в Египте – Навкратис. Местные же гетеры не чурались навещать с деловыми и дружескими визитами иные полисы, где были с восторгом принимаемы.
Естественно, мужчинами, ибо женщина, общающаяся с гетерой или вульгарной куртизанкой, навсегда теряла свою репутацию. Мужчины – иное дело. Собственно, гораздо большее время они и общались лишь с подобного рода дамами. Так уж исторически сложилось, что общегреческая мораль узаконила мужскую неверность, и в следующем – IV веке до н. э. один афинский оратор с гордостью так подведет итог по этому вопросу: «У нас есть куртизанки для развлечения, любовницы, чтобы о нас заботиться, и жены, чтобы рожать законных детей».
Конечно, здесь, как и в каждой публичной речи и писании, есть элемент риторики и некоего обобщения, но суть отражена верно. Мужчины, если так можно выразиться, вели рассеянный образ жизни – рабовладельческая демократия, констатировавшая, что труд унижает свободного гражданина, способствовала этому. Поэтому на долю мужчин оставались публичные собрания, где смешивалась политика с демагогией, и публичные тоже дома, которые, по обычаю, уже давно ставшему негласным законом, посещались открыто, в компании. Так же открыто приобретали и любовниц. И считалось, что ни то ни другое не унижает достоинство ни главы семьи, ни его супруги, жившей своей обособленной женской жизнью, в которой господствовал примат черт образцовой супруги – послушание, верность, скромность.
Она вела дом, где считалась полной хозяйкой, в дела которой мужчина-муж считал глупым и нелепым вмешиваться. Ксенофонт в своем сочинении «Экономия» отмечал, что дело мужа зарабатывать деньги, занятие же жены – тратить их. Немного позднее он сравнивает жену с царицей пчел: «…она остается в улье и посылает пчел на работу. Она принимает то, что пчелы приносят ей, и сохраняет провизию до того времени, когда она понадобится. Она руководит настройкой ячеек, она заботится о том, чтобы был накормлен новый рот».
Так что жены занимались хозяйством, воспитанием детей, туалетом (несколько раз в день – купания, душение благовониями, смачивание волос в эссенции, с дальнейшим осыпанием золотой пудрой; она белит и румянит щеки и губы, подводит брови и ресницы), присмотром за домашними животными, прогулками, поездками и визитами к подругам, театральными развлечениями, участием в многочисленных религиозных празднествах.