(Черт возьми, кто-то же должен был это сделать, если бы они знали, как я тогда перепугался…)
Инженер по электронике: Роберт Мацумото, 26 лет; домашний адрес: Гонолулу, штат Гавайи; бывший космодесантник, в настоящее время лейтенант Астрослужбы. Работал на Луне, Марсе, Венере: изобретатель усовершенствованного впрыскивателя топлива и восстановителя кислорода.
Физик: Джеймс Влаустайн.27 лет; домашний адрес: Рочестер, штат Нью-Йорк; гражданский. Работал на, Луне для Комиссии по атомной энергии. Политически активен. Значительный вклад в области теоретической физики, создатель нескольких экспериментальных установок для проверки теоретических положений.
Биолог: Томас Форелли…
Что ж, Том мертв, подумал он про себя. Он умер на этой неизвестной планете, которую мы сочли безопасной, и никто не знает от чего — от болезни, от острой аллергии, от любой из тысяч причин, которые могла приготовить за миллиард лет чужая эволюция для существ с Земли. Мы похоронили его там же, препоручив его душу Богу, который казался каким-то очень далеким и от этого зеленого неба, и от красной говорящей травы, и отправились дальше. Будет тяжело сообщить об этом его близким.
Взгляд Лангли сам собой поднялся на фотографию над столом. Рыжеволосая девушка улыбалась ему сквозь туман времени и пространства. Пегги, дорогая, — подумал он, — я возвращаюсь домой.
Должно быть, исхудала, бедная девочка, и хотя она никогда не жаловалась, наверняка были и пустота долгих ночей, и горечь за их ребенка — ребенка, которого он никогда не видел. Космонавт не имеет права жениться. Еще меньше права у них было отправляться за пределы Солнечной системы на этом ведьмином помеле, о двигателе которого по-настоящему никто ничего не знал. Но когда Лангли получил предложение, она увидела неутолимый голод в его глазах и сказала, чтобы он летел. Беременная и неуверенная, она все же одарила его звездами, а себя — одиночеством.
Да кто же это сотворил,
Сподобил короля,
Послать нас всех в сезон штормов
Скитаться по морям!
Никто, кроме тебя самого, — подумал он.
Ладно, этот раз будет последним. Он становится слишком стар для работы, незаметно поубавилось прыти и сил, да и зарплат и премий набежало изрядно. Он вернется домой — невероятно, он снова будет дома! Они поселятся на ранчо и станут разводить чистокровных лошадей. А по ночам он будет смотреть вверх на кружащиеся созвездия, курить трубку и дружелюбно перемигиваться с Арктуром.
Его сын будет владеть не только по сути стерильной Луной, безжизненным Марсом и этой источающей яд дырой Венерой, но он будет обладать всеми тайнами и величием Галактики от начала и до конца.
Лангли пролистал бортжурнал. Собственно, журналом он был только наполовину, остальная часть, страница за странице, была заполнена данными: поведение двигателя, расположение звезд, элементы орбит планет, их масса, температура, состав атмосферы — Вселенная, сжатая в горстку из нескольких цифр. Каким-то образом их сухость приободрила его, свела окружающий холодный мрак к чему-то понятному и ощутимому.
Лангли набил трубку крупинками, еще остававшимися в табакерке. Процесс прикуривания в невесомости, да и само курение требовали определенной сноровки. Слава Богу, при постройке корабль оборудовали всем, чем только можно и чего достигла наука: на большинстве космолетов курить было нельзя — слишком дорог кислород. Но инструкторы понимали, что «Эксплорер» отправляется к неизведанным берегам. И хотя он был и невелик размерами, его двигатели и топливные баки — как у крейсера, он мог сам осуществить непосредственную посадку на любую планету с массой Земли и менее, маневрировать в атмосфере, годами обеспечивать экипаж всем необходимым, проводить анализы любых мыслимых параметров окружающей среды. Одно создание чертежей корабля заняло шесть лет и стоило сотню миллионов долларов.
Его мысли переключились на историю космоплавания. Она была не очень долгой. Большинство инженеров вообще сомневались в том, что космические полеты обретут важную роль. Орбитальные станции были полезными, базы на Луне имели военное значение; что касается остальной части Солнечной системы, то это была враждебная пустыня, представлявшая интерес разве что с точки зрения науки и горючих ископаемых. А потом физические журналы принесли сообщение из Парижа.
Ле Февр всего лишь исследовал электронно-волновые дифракционные картины, чтобы проверить определенные аспекты новой теории единого поля. Но при этом он использовал весьма оригинальные лабораторные разработки, включая гиромагнитные приборы, и полученные результаты — смазанные темные кольца и расплывчатые пятна на фотопластинке, ничего такого захватывающего — оказались полной неожиданностью. Единственное толкование, которое он смог им дать, было то, что электронный луч прошел из одной точки в другую мгновенно, не пересекая разделяющее их пространство.
В Калифорнии с помощью больших ускорителей мощный электронный луч перенес грамм материи и подтвердил данные. В Керенскограде теоретик Иванов пришел в возбуждение и дал объяснение, которое состыковывалось с наблюдаемыми фактами: континуум не четырехмерен, существует не менее восьми ортогональных направлений — модификация старой корпускулярно-волновой гипотезы о том, что вместе с нашей Вселенной сосуществует еще одна. Материя переместилась через это «гиперпространство»; что касается нашей Вселенной, в ней она переместилась из точки в точку моментально.
Мгновенно! Это значило, что до звезд и их неисчислимых планет можно добраться в мгновение ока!
Десять лет исследований, и капсула, напичканная приборами, совершила прыжок с земной орбитальной станции почти на орбиту Плутона. Когда ее отыскали по радиомаяку, приборы показали, что время перехода равно нулю, а для животных на борту он безвреден. Была лишь одна незадача — капсула объявилась за несколько миллионов миль от предполагаемой точки выхода. Повторные эксперименты подтвердили большую величину навигационных ошибок, которые бы безнадежно и опасно возросли при прыжках на световые годы.
Иванов и инженеры пришли к согласию, что все это происходит исключительно благодаря принципу неопределенности Гейзенберга, чьи эффекты неоднократно преумножались из-за особенностей определенных электронных цепей. Это было чисто инженерная проблема: улучшать схемы до тех пор, пока корабль не станет появляться почти там, где нужно.
Но подобная работа требовала простора, дабы в результате ошибки корабль не занесло на поверхность планеты или, что было бы еще хуже, под нее. Кроме того, чтобы внести соответствующие изменения в схемы, необходимо было накопить значительное количество статистических данных. Очевидным решением задачи было запустить корабль-лабораторию с командой специалистов, которые выполнили бы усовершенствования, проверили их во время длинного прыжка и продолжали бы дальше в том же духе. Решением, как известно, стал межпланетный корабль Соединенных Штатов «Эксплорер».
Лангли прошелся по записям за последний год — беспорядочные скачки от звезды к звезде, ругань и грязь среди неразберихи проводов и силовых цепей, голубое пламя сварки над металлом, измерительные приборы, бегунки электронных переключателей — неторопливая, упорная битва за победу. Чисто эмпирические замены одних систем другими — каждый раз немного лучшими, и, наконец, обратный прыжок с Холата в сторону Земли. Именно мыслители с Холата с их не похожим на человеческий разумом, взглянув на проблему под несколько иным углом, предложили окончательные, жизненно важные усовершенствования; и теперь «Эксплорер» возвращался домой, чтобы подарить человечеству Вселенную.
Мысленно Лангли вновь блуждал среди миров, которые повидал, удивительных и прекрасных, жестоких и смертоносных, чей вид неизменно заставлял сердце биться чаще. Он перевернул последнюю заполненную страницу, снял с ручки колпачок и записал:
19 июля 2048 года, 16.30 по бортовому времени. Вышли приблизительно в 0,3 светового года от Солнца; ошибка, предположительно, из-за непредвиденных осложнений с двигателем. В настоящее время пытаемся внести соответствующие поправки. Местонахождение…
Он выругался по поводу собственной забывчивости и вернулся в пилотскую рубку, чтобы снять показания приборов о расположении звезд.
Длинное, худое тело Блаустайна скрючилось посреди рубки, куда он залетел по окончании работ; его изможденное, с острыми чертами лицо было перемазано маслом, волосы растрепались больше обычного.
— Ничего не нашли, — доложил он. — Проверяли, как только можно, — от мостов Уитстона до компьютерных тестов, вскрыли гиромагнитную ячейку; похоже, все в порядке. Хочешь, мы разделаем всего зверя?
Лангли оценил ситуацию.
— Нет, — в конце концов сказал он. — Сначала попробуем еще раз.
В рубке появилась плотная коренастая фигура Мацумото. Он улыбнулся сквозь свою извечную жевательную резинку и изрек с видом знатока:
— Наверно, у него просто расстройство желудка. Чем сложнее становятся монтажные схемы, тем больше начинает казаться, будто у двигателя есть собственные мозги.
— Ага, — откликнулся Лангли. — Блестящий ум который только тем и занят, что досаждает своим создателям.
Теперь он знал собственные координаты; эфемериды[2] дали местонахождение Земли, и он настроил приборы управления гипердвигателем таким образом, чтобы оказаться возле планеты на расстоянии не ближе величины сохранившейся ошибки.
Никаких ощущений, когда он перебросил главный тумблер, у них не возникло. Да и откуда им взяться, если все происходит мгновенно? Но неожиданно искорка Солнца превратилась в слепящий диск, который стал тускло фиолетовым, когда включились поляризационные фильтры экрана.
— Ого-го! — заголосил Мацумото. — Гонолулу, вот я и здесь!
По спине Лангли пробежал холодок.
— Нет, — сказал он.
— А?
— Взгляни на солнечный диск. Он недостаточно велик. Мы должны бы находиться в одной а.е. от него; на самом же деле расстояние около одной целой и трех десятых.