Так должно было быть. Возможно, все идет нормально. Остается только ждать и надеяться. И… ведь это его предложение, это он, Джеймс Макензи, высказался на совещании у генерала Крукшанка, которое проходило между битвами под Марипосой и Сан-Хосе; тот самый Джеймс Макензи, который первым предложил, чтобы войско Сьерры спустилось с гор, и который раскрыл гигантское мошенничество эсперов и успешно разоблачил их напускную таинственность, о чем никто другой не осмеливался и думать. Он останется в истории, этот полковник, о нем еще и через полтысячи лет будут распевать баллады.
Только ничего такого он не чувствовал. Джеймс Макензи знал, что он вполне заурядная личность, а сейчас вдобавок измученная, вымотанная до крайности и страшащаяся за судьбу дочери. За себя Макензи боялся одного — стать калекой. Часто ему необходимо было напиться, чтобы уснуть. Он был гладко выбрит, потому что офицер должен иметь подобающий внешний вид, но очень хорошо сознавал, что, если бы не его ординарец, он выглядел бы таким же опустившимся, как любой рядовой. Его форма выцвела и износилась, его тело дурно пахло и зудело, его рот томился по табаку, но у них были трудности со снабжением, и надо было еще радоваться, что есть еда. Он достиг того состояния, когда хочешь, чтобы все как угодно, но кончилось. Наступит день, победы или поражения, когда его тело не выдержит — он уже чувствовал, как буквально рассыпается на части, как болят суставы, как мучает одышка, как он засыпает на ходу; да, этот его жалкий конец близок. Герой? Вот уж смех!
Он заставил себя вернуться к настоящему. За ним ехало ядро полка, сопровождаемое артиллерией, — тысяча человек, моторизованные орудия, повозки, запряженные мулами, несколько грузовых автомобилей и один настоящий броневик. Люди шли не строем, а сплошной серой массой в шлемах, с ружьями или луками в руках. Песок скрадывал шаги, так что не слышалось ничего, кроме бурунов и ветра. Но когда ветер стихал, Макензи улавливал мелодию: отряд заклинателей — с десяток одетых во все кожаное немолодых людей, преимущественно индейцев, с волшебными палочками в руках — насвистывал песню, отгоняя ведьм. Макензи не верил в колдовство, но при звуках этой песни у него по коже пошли мурашки.
Все в порядке, — твердил он себе. — Ми действуем верно.
Затем: но Фил прав. Что-то тут не так. Враг должен бил би напасть с юга, а не давать окружить себя.
Подскакал капитан Халс. Из-под копыт его лошади, когда он осадил ее, ударил песок.
— Дозор докладывает, сэр.
— Ну?! — Макензи сознавал, что почти кричит. — Выкладывайте.
— Замечена определенная активность милях в пяти к северо-востоку. Впечатление, что нас преследуют.
Макензи напрягся.
— Ничего более определенного?
— Нет пока. Дорога слишком разбита.
— Проведите воздушный обзор, ради всего святого!
— Слушаюсь, сэр. Я пошлю также дополнительных разведчиков.
— Следуй дальше, Фил. — Макензи направился к грузовику с рацией. У него, конечно, была при себе минирация, но Сан-Франциско беспрестанно вещал на всех волнах, и, чтобы пробиться с сигналом даже на несколько миль, требовался мощный передатчик. Дозору приходилось пользоваться курьерами.
Макензи заметил, что на внутренней территории стрельба стихла. Там были приличные дороги, ведущие на север, и возникли отдельные поселения. Враг, все еще владевший данной местностью, мог использовать это для быстрого передвижения.
Неужели они отодвинут свой центр и нападут на наши фланги, где мы всего слабее…
Полевой штаб, едва слышный сквозь всякого рода помехи, принял его доклад и в ответ сообщил, что и справа и слева что-то готовится; да, похоже, фаллониты хотят нанести удар, хотя, возможно, это и ложный маневр. Основная часть войска Сьерры должна оставаться на месте, пока ситуация не прояснится. «Непоседы» должны некоторое время действовать самостоятельно.
— Вас понял. — Макензи вернулся к голове колонны.
Шпейер угрюмо кивнул, выслушав его.
— Надо быть наготове, не так ли?
— Ага. — Макензи целиком погрузился в текущие дела: один за другим к нему подъезжали офицеры, и он отдавал распоряжения. Необходимо было всем подтянуться к центру и обеспечить оборону берега.
Началась обычная суета. Разведывательный самолет вернулся и летел достаточно низко, чтобы можно было принять его сообщение: да, определенно готовится атака, хотя трудно точно сказать, какими силами: деревья мешают подсчету.
Макензи со своим штабом и связными обосновался на вершине холма. Ниже, наперерез берегу, растянулась артиллерия. Кавалерия и поддерживающая ее пехота с оружием наизготовку образовали следующую линию. При этом пехотинцы почти слились с пейзажем. Океан грохотал свою собственную канонаду, и чайки начали собираться вместе, словно зная, что здесь вскоре произойдет.
— Думаешь, мы сможем сдержать их? — спросил Шпейер.
— Уверен, — сказал Макензи. — Если они подойдут с берега, мы встретим их продольным и фронтальным огнем. Если они поднимутся выше, ну, это уже пример из учебника: оборона на открытой местности. Конечно, если другой отряд прорвется через наши оборонительные линии, мы будем отрезаны, но это пока не главная наша забота.
— Они могут надеяться окружить нас и ударить с тыла.
— Допускаю. Но это не так уж умно с их стороны. Мы можем одинаково легко достигнуть Фриско, двигаясь вперед ли, назад ли.
— Если только городской гарнизон не совершит вылазку.
— Даже и в этом случае. Численно силы равные, а у нас лучше со снаряжением и с горючим. К тому же отряды боссменской милиции дезорганизуют положение на холмах.
— Если нам удастся выбить их… — Шпейер умолк.
— Продолжай, — сказал Макензи.
— Ничего.
— Неправда. Ты хотел напомнить мне о следующем шаге: как мы возьмем город, не овладев подходами к нему с берегов. Что ж, я знаю, нам придется здесь все поставить на карту.
Шпейер отвел от друга печальный взгляд. Наступило молчание.
Прошло, казалось, бесконечно много времени, пока враг появился в виду, сначала несколько верховых далеко в дюнах, а затем все войско из оврагов, с горных кряжей, из леса. Донесения поступали к Макензи со всех сторон: мощное войско, почти вдвое больше нашего, но с малым количеством артиллерии и явно испытывающее нужду в горючем — они больше нас зависят от животных как тягловой силы. Непохоже, чтобы они могли многое противопоставить пушкам «непосед». Макензи отдал соответствующие распоряжения.
Враг остановился примерно в миле от них. В полевой бинокль Макензи распознавал отличительные знаки подразделений: вон красные кушаки конников, вон зеленые с золотом вымпелы даго, развевающиеся на ветру. Когда-то Макензи был вместе с обоими этими отрядами. Сейчас было предательством вспомнить тактику Айвза и применить ее против него… Один броневик и несколько легких конных повозок противника виднелись вдали.
Трубы подали сигнал. Кавалерия фаллонитов двинулась вперед, постепенно набирая скорость и переходя в такой галоп, что земля затряслась. Затем с места двинулась пехота. Между первой и второй линией пехотинцев ехала машина. Выглядела она странно: без пусковых установок для ракет на крыше и без смотровых щелей по бокам. Но в целом построение наступающих было хорошим, Макензи был вынужден признать это. Ему претило думать, что сейчас произойдет.
Его люди заняли оборону на песке. С вершин холмов послышалась минометная и ружейная стрельба. Опрокинулся всадник, пехотинец, схватившись за живот, упал на колени; товарищи павших вновь сомкнули ряды. Макензи посмотрел на свои гаубицы. Люди были наготове. Надо только подпустить противника поближе… Вот! Ямагучи взмахнул саблей, подавая наводчикам знак. Пушки загрохотали. Огонь прорвался сквозь дымовую завесу, песок поднялся столбом, во все стороны разлетелась шрапнель. Слышно было, как перезаряжают орудия, как ритмично гремят они. Пронзительно вопили раненые кони. Но потери противника были не так уж велики. Его кавалерия продолжала мчаться в полный галоп. Первые наступающие были уже так близко, что Макензи в бинокль разглядел лицо — красное, в веснушках лицо деревенского парня, ставшего солдатом; его рот, растянутый в крике боли.
Лучники, находившиеся позади орудий, вступили в бой. Стрелы одна за другой со свистом вылетали из луков. Все вокруг было в огне и дыму. Люди с трудом передвигались по песку, некоторые падали, другие пытались шагать, и выглядело это страшно. Полевые орудия врага на левом фланге остановились, повернулись и дали ответный огонь. Тщетно… но. Боже, какой храбрый у них офицер! Макензи увидел, как заколебались первые ряды наступающих. Он тронул коня и по своей рации приказал:
— Приготовиться к атаке!
Он видел, как люди застыли. Снова ударила пушка. Приближавшаяся бронемашина замедлила ход и остановилась. Кто-то оттуда подал голос, причем достаточно громкий, чтобы можно было расслышать сквозь грохотанье орудий.
Бело-голубая пелена поднялась над ближайшим холмом. Макензи зажмурился от яркого света. А когда снова открыл глаза, то увидел, что трава полыхает. Один из «непосед» с воплем выскочил из укрытия, одежда на нем горела. Он бросился на песок и стал вертеться. Эта часть берега вдруг поднялась страшной волной футов на двадцать и опрокинулась на холм. Горящий солдат исчез в лавине, поглотившей его товарищей.
— Пси-бласт! — завизжал кто-то тонким и исполненным ужаса голосом сквозь хаос и сотрясение почвы. — Эсперы…
Неправдоподобно, но раздался звук трубы, и кавалерия Сьерры ринулась вперед. Миновала собственные орудия, а затем… кони и люди поднялись в воздух, закружились гигантским волчком, закувыркались и, погибая, грохнулись на землю. Второй ряд уланов сломался. Горы вздымались и разлетались во все стороны.
Ужасный гул стоял в воздухе, доходя до самого неба. Макензи видел мир как сквозь дымку, голова его, казалось, раскалывается. Новая вспышка блеснула над холмами, на этот раз еще выше, заживо сжигая людей.
— Они сотрут нас с лица земли, — голос Шпейера был едва слышен в стоявшем вокруг ш