Я запрыгнула ему на колени.
— Мне это не кажется неправильным. — В комнате не было других звуков, кроме нашего дыхания и шороха от ремня, вытаскиваемого через петли. Я поцеловала его под подбородком. Он судорожно вздохнул, и я быстро поцеловала его в губы.
Этого было достаточно.
Когда я проснулась утром, профессора уже не было. Девять месяцев спустя у меня родилась дочь. Мы не виделись с ним на протяжении двадцати одного года.
Лорелтон, Род-Айленд
Двадцать один год спустя
Профессор постучал в дверь моего коттеджа в день, когда Индира окончила свое обучение в Брауне. Я не хотела открывать, но знала, что выбора нет. Он ни на день не постарел с момента нашей последней встречи. С другой стороны, я тоже.
— Я нашел его, — сказал он с горящими от детской радости глазами, выглядевшими неуместно в сочетании с темным деловым костюмом. Он был похож на гробовщика.
— Что вы здесь делаете?
— Я нашел его.
— Прошу, уходите, — сухо произнесла я.
— Мара…
— Не смейте называть меня по имени! Вы не имеете права со мной разговаривать.
Он закрыл глаза.
— Можно войти?
— Нет.
— Прошу.
Я хотела захлопнуть дверь у него перед носом, но знала мужчину достаточно хорошо, чтобы понимать — он все равно не уйдет. Будет стоять, спать, преследовать меня на каждом шагу, пока не передаст послание, которое, по его мнению, я должна услышать.
— Вы бросили меня, — сказала я, впуская его внутрь. Необязательно облегчать ему задачу.
Взгляд профессора уткнулся в пол.
— Я видел, что с ней случится, если я останусь. Я сделал это, чтобы защитить вас.
— Как удобно, не правда ли? Так можно оправдать любой поступок. Просто скажите, что иначе быть не могло, у вас не было выбора. Так зачем вы пришли? Что вам нужно от меня? Я хочу, чтобы вы ушли до прихода Инди.
— Есть одна девушка. Мне нужно, чтобы ты с ней подружилась. Она страстная, очень умная, но скептичная. — Он спешно выпаливал слова — никогда не видела его столь возбужденным. — Она не станет меня слушать. Ты единственная, кому удастся убедить ее сделать все, что нужно, чтобы завести ребенка.
— И зачем мне это делать?
— Твоя дочь беременна.
Я пораженно заморгала.
— Что?
— Она не хотела говорить тебе до выпускного. Считала, что ты ее осудишь. У нее с скоро свадьба.
Я села и облокотилась на колени, опустив голову в руки.
— Это неизбежно, Мара… Ее дитя может оказаться…
Я резко подняла голову.
— Вы что-нибудь видели?
— Судьба ребенка слишком плотно связана с моей, я не могу различить нити. Но я знаю, что мы нуждаемся в мальчике Наоми. Нам нужен Спаситель. Просто на случай, если Индира окажется…
Тенью. Как я. Ему не нужно было произносить это вслух.
— Твои способности иссякнут, когда дитя Индиры начнет проявляться. Но если Наоми родит мальчика, мы сможем найти выход… если ты умрешь от его руки, то сможешь повернуть все вспять. Закончить этот круг.
— Смогу.
— Гарантий нет, ты же знаешь.
— А девушка? Что случится с ней?
— Выбор за ней. Если она согласится, то умрет.
Рискованно. Но я согласна, ради блага своей дочери. На следующий день мы с профессором полетели в Лондон.
44
— Он здесь! — закричал Даниэль. — В Нью-Йорке!
Я подняла голову с кухонного стола, морщась от затекшей шеи. Я что, заснула?
— Который час? — хрипло поинтересовалась я.
— Время вставать, — радостно ответил брат. Он был одет в выглаженные джинсы и рубашку, рядом стояла Стелла. Ее свежая одежда и бодрый вид меня раздражали.
— Я подумывала разбудить тебя и отправить в постель, — сказала она, попивая апельсиновый сок. — Но Даниэль меня остановил.
— Ты выглядела довольно жалко, — добавил братец.
Я не смогла придумать равносильно дерзкий ответ, но тут на кухню зашел Джейми, потирая сонные глаза.
— Кто в Нью-Йорке?
— Лукуми! Или как его там! Он читает лекцию в Колумбийском университете. — Даниэль повернул свой ноутбук, чтобы показать объявление Кафедры Сравнительной Литературы, и зачитал его вслух, пока я читала про себя: «Последняя девушка: Архетипы Юнга в поп-культуре, лекция представлена д-ром медицинских и философских наук А. Лукуми. За билетами обращайтесь в Колумбийский офис по делам студентов».
Джейми стал перед холодильником.
— Ты уже закончил говорить?
— Да, — прищурился Даниэль.
— Тогда мне может кто-нибудь объяснить, почему в доме нет сливочного сыра?
Братец его проигнорировал.
— Это сегодня! Я ухожу в четыре.
Я посмотрела на время. Оставалось два часа. Почувствовав прилив энергии, я встала со стула. Надо успеть переодеться, может, даже принять душ. Такое пропустить нельзя.
— Что ты делаешь? — спросил Даниэль.
— Собираюсь привести себя в менее жуткий вид. А затем, естественно, пойду с тобой.
Он покачал головой.
— Этого он и ждет. Он знает, кто ты, Мара… он был в твоей больничной палате и на вокзальной платформе. Этот человек преследовал тебя, не так ли?
— Так…
— Тогда он знает, что ты появишься.
— Тебя он тоже узнает. Разве ты не слушал? Он хочет вывести нас на чистую воду. Ему известно все и про всех, про всю нашу семью! Лукуми определенно знает, как ты выглядишь.
— Возможно, но я не планирую попадаться ему в поле зрения. А даже если и так, то что? В конце концов, я приехал посмотреть колледжи. Это естественно, что я буду…
— Слушать лекцию? — фыркнул Джейми. — Я бы не назвал это естественным.
— Естественно для Даниэля, — я взяла булочку из пакета на столешнице. — У нас есть арахисовое масло?
Парень скривился.
— Ты собираешься намазать его на бублик?
— Ну да.
— Да кто ты такая, Мара Дайер?
Я его проигнорировала.
— И каков твой план? — спросила я брата, откусывая большой кусок бублика с арахисовым маслом. — Накинешься на него прямо на сцене?
— Я собираюсь послушать лекцию, а затем проследить за ним. Хочу знать о нем все, начиная с того, где он живет.
— А затем, когда твоя миссия в духе «Скуби-Ду» закончится?
— Заставлю рассказать, как тебя излечить.
Его слова застали меня врасплох. Однажды я этого хотела — исцелиться. Быть спасенной. Я молила Ноя, чтобы он сделал это, но он не мог. Я не была сломленной.
Я повернулась к Стелле, заметно притихшей с момента начала разговора.
— А ты что скажешь?
— Я хочу его увидеть, — уверенно сказала девушка. — Чтобы он и меня излечил.
Хм-м… Снова к Даниэлю.
— И как ты себе это представляешь? Как заставить Лукуми что-либо для нас сделать? Все карты у него.
— Если он действительно стоит за всем этим, то ему пришлось на многое пойти, чтобы держать свою личность в тайне. Мы пригрозим раскрыть его, его имя…
— Выдуманное имя, — поправила я.
— …будет везде, — продолжал брат. — Мы напечатаем его историю во всех газетах. — Он схватился рукой за стол, где лежали стопки с папками и блокнотами. — Мы расскажем, что с тобой произошло, что с вами делали, за что он несет ответственность — тогда он больше не сможет скрываться. Мне придется сделать его фотографию на подиуме и связать ее с чем-то еще. Мне не удалось найти на него информацию в интернете.
— Есть еще фотография из офиса Маккарти, — сказал Джейми, доставая телефон.
— Дай-ка посмотреть, — недоверчиво попросил Даниэль.
Джейми вручил ему мобильный.
— Стойте, это он? Вид знакомый.
У меня пошли мурашки по телу.
— Я его не узнаю, но у меня впечатление, что мы виделись раньше.
«Возможно», — чуть не сказала я.
Брат покачал головой, словно для прояснения.
— Неважно. Главное последовать за ним, узнать все возможное, чтобы выяснить, кто он на самом деле — его имя, личность. Затем связать со всеми пережитыми вами ужасами и, наконец, обрести нормальную жизнь.
Вообще-то, почти все, что он сказал, относилось ко мне. И делалось ради меня. Это я нуждалась в Лукуми больше, чем кто-либо из присутствующих. Я единственная, кто не был невиновен.
— Как думаете, от кого он скрывается? — тихо спросил Джейми, но никто не ответил. Гадать бесполезно.
— Нам придется поговорить с адвокатом, — сказал Даниэль, склонив голову набок. — Вы же это понимаете?
Я не думала об этом, но он был прав.
— То, что вы… — Он остановился, прежде чем продолжить. — То, что с вами произошло, что случилось в «Горизонте»… нам нужно вывести их на чистоту, как-то разобраться, доказать, что вас мучили, что это была самозащита…
Не всегда. Но я решила прикусить язык.
— И когда он расскажет, как вас излечить, мы все равно поделимся этой информацией с публикой.
— Хватит это говорить! — крикнул Джейми.
Мы втроем повернулись к нему.
— Хватить говорить, что нас нужно излечить. Мне нравится, кто я есть. Не думаю, что нуждаюсь в исцелении. Я нормальный. — Он вышел из комнаты.
Даниэль облокотился на стол и потер лицо.
— Мара, ты же поняла, что я имел в виду?
Да. Но Джейми озвучил то, что я не могла. Легкий стыд сдерживал меня от высказывания этих мыслей вслух.
Я не считала, что меня нужно исцелять. Мне тоже нравилось, кем я становилась.
45
Чтобы разрядить обстановку, Даниэль предложил сделать перерыв перед лекцией. Мы устали, разволновались и запутались — слишком много времени было проведено в четырех стенах. Братец хотел продолжить чтение и никуда не пошел, оставляя нас со Стеллой и Джейми самих по себе. Для последнего это означало, что время закупиться едой.
Без машины и нашего согласия заказывать еду на дом, пришлось садиться на метро к «Хоул Фудс» (Джейми настоял), и тащить с собой пакеты на обратном пути. Платформа была необычно пустой, не считая двух молодых парней, писающих на кипу чего-то, похожего на тряпки. Мы со Стеллой спорили о художественных достоинствах граффити (я считала это искусством, она — вандализмом), но я на секунду отвлеклась, чтобы громко оповестить парней об их отвратительности. Они не ответили. Даже когда к ним обратился Джейми. Только тогда я заметила, что кипой тряпок на самом деле был человек.