[99]
Модернизация общества – это прежде всего модернизация человеческого и производственного капитала. Конечно, возрождение будет успешным, только если пойдет через созидание новой российской цивилизации, через обретение новой идентичности, однако это, как представляется, будет неизбежным, хотя и косвенным результатом последовательной деятельности по решению содержательных проблем, в первую очередь социально-экономических и политических.
Формирование новой цивилизации, как и укрепление моральных качеств, как и масштабные изменения общественной психологии, представляет собой неявный, результирующий процесс. Уверенность в его успешном исходе придает формирование ответственного государства, что подразумевает овладение государственной машиной народом. Между тем именно этот процесс и является содержанием рождения нации, которая, по давней социологической истине, представляет собой именно «народ, овладевший государством».
Модернизация человеческого капитала
Первая и главная проблема современной России, без всякого преувеличения уничтожающая ее человеческий капитал, – массовая нищета и доминирующая в обществе бедность (причем бедность, как правило, именно работающих, а не характерная для развитых стран бедность опустившихся и сидящих на «социале» люмпенов).
Первое, что надо сделать в современной России, – гарантировать каждому реальный прожиточный минимум, являющийся экономическим выражением права на жизнь. На основании официальных данных в 15,8 % населения России, имеющих доходы ниже прожиточного минимума (хорошо коррелирующих с данными социологических исследований), можно предположить, что численность людей, нуждающихся в подобной гарантии, составляет примерно 22,8 млн чел.
Среднее отставание от прожиточного минимума можно оценить (разумеется, также примерно) в 1 тыс. руб. в месяц. Это значит, что годовая стоимость обеспечения прожиточного минимума для всех граждан России составляет в ценах и в ситуации 2005 года 270 млрд руб., что является вполне посильным для современного федерального бюджета (это 7,5 % его расходов в 2005 году, 21,8 % от объема Стабилизационного фонда на конец этого года и лишь чуть-чуть более половины средств, выплаченных им за год в порядке досрочного, то есть совершенно не обязательного погашения внешнего долга).
Более того: равномерная выплата этой суммы в течение всего года гарантированно не приведет к сколь-нибудь заметному ускорению инфляции – просто потому, что инфляция в современной России вызвана произволом монополий, а не динамикой денежной массы и, таким образом, носит немонетарный характер. Более того: именно по этой причине дополнительная и одномоментная, а не растянутая на 12 месяцев выплата из федерального бюджета аналогичной суммы (262 млрд руб.) сверх среднемесячных расходов предшествующего года, осуществленная в конце декабря 2004 года из-за несовершенства бюджетной системы, по целому ряду исследований (в том числе и специалистов наиболее авторитетного в сфере макроэкономики Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования) не привела ни к каким заметным инфляционным последствиям. То же самое можно сказать и о 257 млрд руб., также дополнительно и одномоментно выплаченных федеральным бюджетом в декабре 2005 года (январское ускорение инфляции, как показывают исследования, вызывается не декабрьскими выплатами, но повышением регулируемых цен и тарифов на услуги естественных монополий и городского транспорта).
Это может быть признано практически идеальным экспериментом: если одномоментная выплата некоторой суммы не имела инфляционных последствий, выплата этой же суммы, растянутая на весь год, тем более является инфляционно безопасной.
Впрочем, даже если бы это было и не так, обеспечение права граждан на жизнь должно быть для государства абсолютной обязанностью, исполнять которую оно должно любой ценой, в том числе, если иного пути не остается, и ценой ускорения инфляции.
Принципиально важно, что семьи с детьми должны иметь более значительные гарантии – не прожиточный, но социальный минимум, позволяющий вырастить детей полноценным членом общества. Более того: система социальных гарантий должна быть построена так, что каждый ребенок должен становиться для родителей своего рода «ключом» к существенному улучшению жизненных условий.
Молодые семьи должны при заключении брака иметь возможность получать низкопроцентный долгосрочный кредит «на обзаведение хозяйством», который частично списывался бы с рождением каждого ребенка (например, 25 % после рождения первого, 30 % после рождения второго, 45 % после рождения третьего).
Совершенно необходимой мерой, обеспечивающей нормализацию жизненных условий граждан России, представляется также ограничение оплаты услуг ЖКХ 10 % доходов семьи. Это посильный для всех уровень, разгружающий бюджеты беднейших семей и не перекладывающей на государство расходы богатой части общества. В то же время бремя борьбы с произволом коммунальных монополий (которая и должна составлять суть жилищно-коммунальной реформы) перекладывается на тех, кто имеет возможности постоять за себя, – на федеральный бюджет и «средний класс» как ответственную часть общества.
Следует восстановить обязательно общедоступные, то есть в современных российских условиях бесплатные для малоимущих системы качественного образования и здравоохранения и на их основе – человеческий капитал, в первую очередь здоровье общества. При этом следует уделить особое внимание контролю качества предоставляемых услуг, ибо ни пациент врача, ни учащийся школы и тем более института в принципе не в состоянии оценить это качество и потому находится в информационно асимметричном, а следовательно, нерыночном отношении к продавцу услуг.
Деньги на это у государства есть.
Более того: это абсолютно рентабельная деятельность, так как повышение качества рабочей силы (при помощи ее лечения, обучения и воспитания, хотя бы силой примера государства, которому в России всегда подражают и в плохом, и в хорошем) резко снижает потребность в трудовой миграции. Соответственно, оно повышает внутреннюю однородность общества и ослабляет связанные с этим проблемы и расходы государства.
Государство просто не имеет права подходить к развитию социальной сферы с узко-бюджетной, бухгалтерской точки зрения, рассматривая ее лишь как направление расходов, подлежащих минимизации (или, что стало заметным в последние годы, подлежащих направлению в пользу связанных с конкретными чиновниками коммерческих структур и коррупциогенной «утилизации» ими).
Социальная сфера – это инструмент создания (рождения или привлечения извне, обучения и воспитания) главной производительной силы всякого общества – человеческого капитала. При правильном управлении социальные расходы являются высокорентабельными, хотя обычно и достаточно долгосрочными инвестициями.
Поэтому деньги для них (конечно, в разумных размерах и при помощи разумных механизмов, не порождающих иждивенчества и не вызывающих тем самым порчу человеческого капитала вместо его создания) у эффективного и ответственного государства будут находиться всегда, в любых условиях.
Благодаря длительному притоку нефтедолларов они есть даже и у нынешнего государства. Тем более есть они и для решения такой относительно малобюджетной, но стратегически и морально важной проблемы, как искоренение беспризорности. Необходимо не просто «убрать с улицы» бездомных детей, которых в якобы благополучной путинской России больше, чем после Гражданской войны. Их надо воспитать в стимулируемых государством семейных детских домах (в обычных – только тем, на кого не хватит семейных), вылечить от многочисленных болезней, компенсировать естественную для их образа жизни расшатанность психики, дать им качественное образование.
Для укрепления семей, восстановления семейных ценностей и стимулирования рождаемости следует восстановить массовое общедоступное жилищное строительство с тем, чтобы в обозримом будущем обеспечить доступным отдельным жильем со всеми удобствами каждую семью. И бедным семьям, для которых недоступна ипотека, надо будет предоставлять квартиры бесплатно – разумеется, не в собственность, а в долгосрочную аренду, но с доступной квартплатой и возможностью выселения только в случае грубейшей недобросовестности.
Весьма разумным подходом представляется передача квартиры в собственность семьи в случае рождения третьего или четвертого ребенка (разумеется, только в регионах с дефицитом населения).
Да, это нерыночный подход, но государство существует для гражданина, а не для рынка, и человечность для него должна быть превыше коммерческой выгоды – особенно если учесть, что, создавая качественный человеческий капитал, разумный государственный гуманизм приносит прибыль не только обществу в целом, но и самому государству. Таким образом, конфликт между бухгалтерским подходом либеральных фундаменталистов и реальными нуждами общества представляет собой противоречие не столько между «конкретным» рынком и «абстрактным» гуманизмом (как нас пытаются убедить официальные пропагандисты), сколько между кратко– и среднесрочными рыночными ориентирами, между сиюминутными тактическими операциями и имеющей перед ними объективный приоритет долгосрочной стратегией.
Все популярные в среде правящей бюрократии и официальных аналитиков разговоры об объективной предопределенности негативных демографических тенденций современной России и о невозможности изменить их методами социальной политики представляют собой проявления либо профессиональной ограниченности, либо глубочайшей недобросовестности.
Так, не вызывает сомнения, что сверхсмертность взрослого (и особенно мужского) населения России всецело обусловлена социальными причинами, включая массовую утрату смысла повседневного существования. Точно так же обстоят дела и со сверхнизкой рождаемостью: средняя семья в современной России, по данным исследования Аналитического центра Ю. Левады, хочет иметь 2,5 ребенка, – а имеет лишь полтора. Несмотря на значительный вклад в этот разрыв медицинских проблем (по ряду оценок, до трети российских семей не может иметь детей), которые, впрочем, также имеют явную социальную природу, основная причина того, что люди, которые хотят иметь детей, все же не рожают их, – чудовищно низкий уровень жизни и общая безысходность.
Решение этой проблемы способно в достаточно сжатые сроки дать России до 20 млн дополнительных к общему тренду детей (с учетом максимальной оценки численности бесплодных семей)!
В этой ситуации представители правящей бюрократии, без тени стыда объявляющие, подобно депутату О. Морозову, «ложью» любое утверждение, что демографические проблемы носят социальный характер, а причины вымирания российского (в первую очередь русского) населения отличны от причин вымирания сытой Европы, занимаются просто агрессивным оправданием разрушительной для России государственной политики. Тем самым они пытаются, обвиняя носителей здравого смысла во всех смертных грехах, включая ложь и продажность, неявно оправдать и самих себя.
Однако обращать внимание на подобные действия иначе, как при разборе персональной ответственности тех или иных представителей правящей бюрократии, – пустая трата времени.
Важными направлениями политики повышения качества человеческого капитала является также запрет или, по крайней мере, всемерное ограничение разрушающего физиологическое и психологическое здоровье населения бизнеса. Эта категория достаточно широка – от сетей быстрого питания во главе с вездесущим «Макдоналдсом», которые должны либо закрыться, либо продавать только полностью безопасные для здоровья человека продукты, до игорного бизнеса. Последний должен быть сконцентрирован на отдельных территориях типа Лас-Вегаса или индейских резерваций.
Лживая реклама (в том числе реклама, содержащая заведомо неполную информацию) должна быть приравнена к мошенничеству, которым она, собственно говоря, и является.
Наконец, при помощи в том числе и экстраординарных мер следует в кратчайшие сроки уничтожить на территории России наркомафию и торговлю людьми (в первую очередь детьми и женщинами). Технологически это возможно, и решение этой задачи представляет собой прямое условие выживания нашего общества.
Модернизация производственного капитала
Исключительно важная задача, остающаяся открытой и по сей день, – обеспечить сохранность и доходность пенсионных взносов. Ясно, что сделать это за счет бюджета невозможно (да и нелепо, так как, лишив смысла введение накопительной системы, сделает пенсионную систему России беззащитной перед инерционным негативным изменением демографических пропорций).
Между тем доходность пенсионных взносов можно обеспечить лишь их инвестированием в долгосрочные крупномасштабные модернизационные проекты, гарантированно рентабельные в среднесрочной перспективе, но не привлекательные для частного бизнеса в современных условиях из-за высоких политических рисков. Представляется принципиально важно, что при реализации этих проектов нельзя допустить возникновения заведомо недобросовестной конкуренции государства с частным бизнесом, то есть государство должно идти только в те сферы, которые «при прочих равных условиях» являются непосильными или неинтересными для частного бизнеса, и только в той форме, которая является минимально необходимой.
В первую очередь государство должно заняться модернизацией жилищно-коммунального хозяйства (за исключением наиболее обеспеченных городов, в которых эта задача является коммерчески привлекательной и где достаточно защитить инвестора от рисков неадекватного поведения самого государства и определить «правила игры», включая технологические требования).
В целом же государство должно модернизировать инфраструктуру, которая не станет рыночно привлекательной в ближайшем будущем. В первую очередь, помимо ЖКХ, это железные и автомобильные дороги, энергосистемы (в первую очередь сетевое хозяйство), аэропортовое хозяйство, гидротехнические сооружения.
Отдельная решаемая в ходе этой модернизации задача, требующая значительного увеличения масштабов и последовательности поддержки дальних перевозок, заключается в необходимости восстановления связности территории России, отсутствие которой грозит распадом по вполне прозаичным, исключительно хозяйственным причинам. Важным направлением работы является развитие конкуренции в авиаперевозках для снижения их стоимости и появления класса сверхдешевых пассажирских перевозок, как в Евросоюзе.
Крупномасштабные инвестиционные проекты с участием государства должны осуществляться под действенным контролем не только самого государства, но и (при возможности и разумных ценах) международных аудиторских и консалтинговых фирм.
Понятно, что масштабная модернизация инфраструктуры объективно потребует от государства разработки и реализации Программы развития и размещения производительных сил и Технологической стратегии (по образцу соответствующих программ развитых стран, благодаря которым они и стали развитыми), определяющих соответствующие приоритеты государства и дающие деловому сообществу необходимые ему предсказуемость и стратегические ориентиры.
Принципиально важно, что модернизация инфраструктуры, даже осуществляемая по считанным направлениям, в силу масштабности решаемых задач окажет исключительно большое влияние на все развитие страны. Массированная поддержка государством частных инвестиций, восстановление системы финансового контроля, ограниченные производительные (а не коррупционные) инвестиции самого государства силой не только примера, но и масштаба преобразуют, как это не раз бывало в мировой истории, «правила игры», сложившиеся в российской экономике. При этом произойдет кардинальное оздоровление не только всего инвестиционного и делового климата, но и самого облика общества, вовлеченного в массовое и повсеместное созидание. В частности, гражданам страны будет убедительно продемонстрирована не просто возможность, но и эффективность, и полезность производительного труда, в то время как возможности разнообразных спекуляций будут весьма существенно ограничены, а необходимость участия в них, превращенных реформами в единственно доступный миллионам россиян способ выживания, полностью отпадет.
Помимо модернизации инфраструктуры, ключевой задачей социально-экономической политики модернизации является обуздание произвола монополий. В частности, нужно добиться полной финансовой прозрачности естественных монополий. Они принадлежат государству (а если будут выведены из-под его контроля в ходе агонии правящей бюрократии, их придется возвращать обратно), и то, что оно до сих пор не сделало этого, свидетельствует лишь об отсутствии у него такого желания.
Однако дело здесь не столько в чиновной лени и технической сложности обуздания произвола монополий (хотя оба эти фактора, безусловно, имеют место), сколько в сложившейся в России политической системе. Действительно, если монополии будут лишены возможности завышения цен – за счет чего они будут платить поборы и взятки? Не стоит забывать, что за 2001–2004 годы, за которые, по имеющимся оценкам, величина вымогаемых у бизнеса взяток в валютном эквиваленте выросла в 8,5 раза, среднегодовые мировые цены на российскую нефть увеличились лишь менее чем на 30 %.
Ну, а обуздывать монопольный произвол тех российских корпораций, которые превращены правящей бюрократией в некое подобие своих «кошельков», для нее и вовсе противоестественно: защита интересов экономики и граждан выльется в этом случае в самоограбление, в добровольное ограничение собственных доходов. В отношении нынешних руководителей российского государства это представляется невозможным в принципе. (Точно так же исключительно из-за политически обусловленного отсутствия желания государство так и не создало эффективных механизмов управления госсобственностью в интересах общества и действенный финансовый контроль.)
Для борьбы с наиболее разрушительными последствиями злоупотреблений монопольным положением следует не просто вести постоянный мониторинг цен наиболее значимых товаров и услуг, но предоставить антимонопольному органу государственного управления право в случае их резких колебаний временно устанавливать их предельный уровень, в том числе и снижая их. После этого должно проводиться расследование причин их колебаний. В случае необоснованного завышения цен, наносящего ущерб обществу и экономике, антимонопольный орган должен иметь право снижать их собственным решением. Необходимость подобного механизма (действующего, например, в Германии) связана с разрушительностью резких скачков цен, вызванных злоупотреблением монопольным положением. Антимонопольное расследование не нейтрализует их в силу своей длительности: пока удается доказать факт подобного злоупотребления, проходят порой годы, в течение которых экономике наносится невосполнимый ущерб. Кроме того, злоупотребления монопольным положением часто недоказуемы, а иногда разрушительные спекуляции проводятся и вовсе неформальными монополистами и без предварительного сговора.
В целом следует обеспечить полномасштабное и безоговорочное исполнение государством своих неотъемлемых обязанностей, включая: установление норм и правил; обеспечение безопасности (в широком плане – от обороны до экологии и технических стандартов); стратегическое планирование; социальную помощь; решение необходимых обществу, но непосильных ему задач (включая развитие фундаментальной науки – из-за непредсказуемости окупаемости и развитие инфраструктуры – из-за долгосрочности окупаемости).
Исключительно важной задачей, значение которой нельзя переоценить, является восстановление единства общества, преодоление его разделения на чувствующих себя ограбленными и ограбившими. Наиболее прогрессивный инструмент (опять-таки давным-давно успешно реализованный в мировой практике, в посттэтчеровской Великобритании) – взимаемый в рассрочку компенсационный налог с владельцев крупнейших приватизированных предприятий, погашающий нанесенный обществу ущерб. Компенсационный налог должен быть равен разнице между реальной стоимостью предприятия в момент его приватизации и уплаченной за него суммой (разумеется, эту разницу следует увеличить на банковский процент за прошедшее время).
Как справедливо отметил М.Б. Ходорковский в «Левом повороте-2», с учетом масштабов воровства в российской экономике в середине 1990-х годов и отсутствия реального учета стоимость предприятия следует рассчитывать по самым простым и потому надежным методам – на основе данных об объемах его производства и мировых ценах (для производителей экспортного сырья).
Компенсационным налогом должны облагаться владельцы не только всех предприятий, приватизированных по «залоговым аукционам», но и в целом всех крупных и высокорентабельных предприятий России, приватизированных иным образом (и обязательно – всех экспортеров сырья, имеющего стратегическое значение).
Плательщиками компенсационного налога должны быть юридические и физические лица, приобретшие имущество в результате приватизации или владеющие интегрированными бизнес-группами, в которые входят соответствующие юридические и физические лица. Если приватизированное имущество перепродавалось после приватизации, сумма компенсационного налога распределяется между участниками сделок по результатам их рассмотрения с тем, чтобы оградить от его оплаты добросовестных приобретателей, купивших имущество по рыночным ценам. Это правило распространяется и на те случаи, когда государство или государственные корпорации выкупали первоначально приватизированные компании (наиболее известными примерами являются «Сибнефть», «Силовые машины»).
Выплата компенсационного налога осуществляется в рассрочку в течение не более чем 20 лет. Рассрочка устанавливается гласно, при желательном участии авторитетных международных консалтинговых и оценочных компаний, в зависимости от финансового состояния приватизированных предприятий и конъюнктуры соответствующих рынков и пересматривается при значительном изменении этой конъюнктуры. В случае неполной выплаты компенсационного налога приватизированное имущество отчуждается в собственность государства.
* * *
Вот на основе изложенного (ни в коем случае не на основе голой, а значит, и лживой пропаганды) уже можно воспитывать патриотизм, то есть понимание первоочередной значимости интересов своего общества, а не его конкурентов, в единстве с пониманием важности либеральных (права личности) и социальных (благосостояние) ценностей.
Легализация проведенной концентрации ресурсов
Захват «ЮКОСа», бывший, как признанно к настоящему времени даже официальными пропагандистами, «показательной» акцией, носившей избирательный характер и направленной на реализацию политических, а не правовых целей, окончательно оформил качественно новую модель взаимодействия государства с бизнесом и передал всю полноту власти над страной силовой олигархии.
Принципиально важно, что последняя, при всей своей бюрократической закостенелости, продолжает весьма активную эволюцию, создавая новые модели хозяйственно-политической деятельности и трансформируясь вместе с ними.
Новая модель, связанная с огосударствлением крупного бизнеса и всей национальной экономики в целом, наметилась в 2004 году, а в 2005 проявилась в полной мере, перестав вызывать даже сколь-нибудь серьезные споры. Принципиально важно, что огосударствление носит тотальный, всеобъемлющий и при этом многоуровневый характер.
Неявным, в памятной по самым затхлым брежневским временам (в которых члены путинской «бригады», строго говоря, и сформировались как личности и профессионалы) бюрократической манере не называемым, но подразумеваемым обоснованием и оправданием этого огосударствления стали путинские национальные проекты.
Уже в момент их провозглашения практически не скрывалось (а зачем скрывать, когда СМИ под контролем и «это быдло будет думать то и так, что мы ему покажем по телевизору»?), что они носят фиктивно-демонстративный характер. По сути дела широко разрекламированные «проекты» сводились к механическому разбазариванию бюджетных денег и передаче их связанному с правящей бюрократией бизнесу при активизации разрушительных либеральных реформ.
Причина их появления представляется весьма простой: столкнувшись с отсутствием должного количества проработанных инвестиционных проектов и неспособностью подготовить их силами созданного им государства, Путин решил проблему с обескураживающей элегантностью, заменив инвестиционные проекты социальными.
Суть дела – рост на 180 млрд руб. (более 6 млрд долл.) расходов на социальную сферу для обеспечения не столько решения насущных социальных проблем и хотя бы сохранения человеческого капитала страны, сколько довольства политически значимых групп населения. Сам по себе масштаб расходов невелик (Стабфонд превысил 1,2 трлн руб. уже в конце 2005 года, а досрочные внешние выплаты федерального бюджета составили более 18 млрд долл. в 2005 году и запланированы в размере 12 млрд в 2006-м), но порок «национальных проектов» заключается в том, что они отнюдь не являются проектами в прямом, общепринятом смысле слова. Создается устойчивое впечатление, что они не сложились в ходе осознания необходимости достижения конкретных целей, а возникли как набор смутных ощущений в голове одного человека, откуда и были «спущены» госаппарату в качестве окончательной истины, не подлежащей не только сомнению, но даже и доработке.
В итоге их проработанность так слаба, что трудно говорить не только о «проектах», но даже и о «благих пожеланиях». В них отсутствует не только контроль, но и критерии успеха, и механизмы реализации, и даже содержательные цели (кроме разве что «доступного для некоторых» жилья). Их смысл в основном сводится к простому выделению средств на достаточно произвольно выделенное направление. Иногда обсуждаются случайно выявленные проблемы, но как выделяемые деньги будут способствовать их решению и почему именно выявленные проблемы являются ключевыми, остается неясным.
Недостаточность ситуативного реагирования на наиболее внятные пожелания политически «чувствительных» социальных групп очевидна. Так, значительный рост зарплат в медицине и образовании не сопровождается контролем качества их услуг и повышением квалификации. Нет и попытки решить главную проблему образования – трудоустройство выпускников вузов, из которых почти 80 % получает гуманитарные дипломы, грозящие безработицей.
Таким образом, реальное значение путинских «национальных проектов» – демонстрация «заботы о народе», создающая устойчивое впечатление начала новой избирательной кампании. Решение о проведении досрочных парламентских выборов в 2006 году на момент написания книги, правда, так и не было принято (может быть, и «еще», но скорее всего «уже»), – ну и что? При современном притоке нефтедолларов в бюджет и крупные корпорации избирательную кампанию можно начать и за два года до выборов.
При этом в силу мощности и монопольного положения официального пропагандистского механизма демонстрация заботы о людях сама по себе оказывается значительно более важной компонентой «национальных проектов», чем даже реальное обеспечение лояльности значительных социальных групп при помощи увеличения их доходов. Так, изначально объявленное Путиным повышение зарплат касалось лишь 8,2 % врачей и около 5 % медсестер (в ходе обсуждения эти доли выросли, но не принципиально), а в ходе выделения средств в начале 2006 года при их расчете выяснилось, что Минфин забыл о существовании Единого социального налога. В результате реальная прибавка, полученная относительно немногими счастливцами, оказалась на четверть ниже торжественно обещанной президентом![100]
При всем разложении путинского государственного аппарата подобная забывчивость при разработке по-настоящему значимых механизмов попросту невозможна.
Как было отмечено выше, истерическая пропаганда «национальных проектов» стала достаточно эффективным прикрытием и неявным обоснованием («вот для чего нам нужны ресурсы бизнеса!») всестороннего огосударствления, окончательно ставшего в 2005 году сутью всей государственной политики.
Прежде всего, в стране практически завершилась ползучая тайная национализация, при которой огромная часть бизнеса формально остающегося частным, поставлена под контроль силовой олигархии. Многие бизнесмены, как это отмечено в первой части книги, по сути, низведены до положения советских директоров, которые обязаны беспрекословно подчиняться современному аналогу обкома партии и несут всю полноту ответственности за последствия его указаний. Отличие в том, что прибыль от национализованного «теневым образом» имущества служит не государству, не обществу в целом, а силовой олигархии, то есть частным лицам, превратившим в инструмент личного обогащения насилие и угрозу применения насилия от имени государства.
Тайная, скрытая национализация дополняется явной – широкомасштабной скупкой разнообразными государственными компаниями, управляемыми представителями путинской «бригады» (в интересах, насколько можно понять, силовой олигархии, но никакого не «общества») крупных частных корпораций. При этом финансовая непрозрачность формально государственных корпораций позволяет использовать их финансовые ресурсы на нужды силовой олигархии и на цели обогащения отдельных лиц так же спокойно и эффективно, как и ресурсы формально частных, но неявно национализированных компаний.
Весьма важно, что огосударствление отнюдь не касается одной только экономической сферы.
Правящая бюрократия инстинктивно стремится подменить собой все российское общество. Сначала заменив создание гражданского общества сбором марионеточных Гражданских форумов, она плавно дошла к фактической замене парламента анекдотической Общественной «палаткой», члены которой позволяют себе опаздывать на первое же ее заседание (ну и что, что с участием президента!) на час с четвертью.
Неформальный лозунг – «общественная жизнь может финансироваться только ФСБ!» – воплощен в жизнь на законодательном уровне, причем даже после смягчения первичного законопроекта, вызванного внешним давлением, правящая бюрократия сохранила полную возможность, когда шум стихнет, закрывать почти любые общественные организации по своему желанию.
Почти все независимые организации – от политических партий и молодежных движений до борцов с коррупцией, экологов и антиглобалистов – получают контролируемые (если не прямо создаваемые) правящей бюрократией и агрессивно нападающих на них «клонов».
Более того: в виде присвоения каждому гражданину России единого идентификационного номера с созданием соответствующего электронного досье, похоже, создается система тотальной электронной слежки, легко превращаемой в оружие репрессий.
Опыт распродажи официальных баз данных не позволяет усомниться в «прозрачности» будущих единых электронных досье. Кроме того, чиновники, вероятно, будут иметь доступ к более широкому кругу информации, чем нужно для выполнения служебных обязанностей. Все это может уничтожить тайну частной жизни.
Вводимая система может отличаться от американского social security number принципиальной возможностью создания в досье «закрытого» раздела, содержащего компромат, описание привычек, распорядка дня, связей, политических взглядов, характере человека.
Но главное заключается в том, что система единого электронного досье, как и все высокие технологии, требует соответствующей им относительно высокой организации общества. Сегодняшняя правящая бюрократия, как представляется, с легкостью может превратить ее в изощренный способ неформального репрессирования, сведения личных счетов или шантажа при помощи изменения или простой порчи данных. Отдаленное представление о последствиях дает включение автомашины недруга в базу данных угнанных автомобилей – с той разницей, что жертве махинации придется доказывать уже не право собственности, а собственную личность, причем на основе биологических критериев, требующих для идентификации (в отличие от простой фотографии) весьма сложного оборудования.
В отличие от становящихся нормой избиений и даже отравлений оппозиционеров, их, похоже, можно будет просто вычеркивать из жизни – например, заменой в базе данных их отпечатков пальцев (и иных биологических параметров) на чьи-либо иные.
Исключительные даже для нашей страны масштабы как явного, так и потенциального огосударствления весьма существенно упрощают решение вопросов, связанных с урегулированием отношений будущего модернизированного государства с личностью и бизнесом.
С одной стороны, восстановление возможности реализации минимальных гражданских прав на самоорганизацию и совместную деятельность, наведение минимального порядка в системе баз данных и защита частной информации весьма существенно улучшат положение личности и укрепят ее права, пробудив массовую благодарность к новому государству. Соответственно, оно с легкостью заслужит определенный «кредит доверия» и репутацию демократического, что позволит ему осуществлять необходимые жесткие меры, не только не наталкиваясь на сопротивление общества, но и, наоборот, даже пользуясь его поддержкой.
Но главное, конечно, заключается в упрощении организации будущих отношений с бизнесом.
В самом деле: учет его прав и интересов становится оправдан только по отношению к действительно частному бизнесу, не огосударствленному не только формально, но и скрыто. В том же случае, если формально частная корпорация на самом деле подверглась теневой национализации (без всякого видимого сопротивления владельца, что принципиально важно, так как является признаком формально добровольной передачи контроля[101] ), к ней нужно относиться в соответствии с ее реальным, а не воображаемым статусом – как к государственному имуществу, неоправданно используемому в частных интересах представителей силовой олигархии, а не общественных интересах.
В этом случае наиболее разумным шагом будет приведение ее формального статуса в соответствие с реальным, то есть превращение скрытой, теневой национализации в явную.
Номинальные владельцы, конечно, будут всячески выражать свое возмущение этим действием, однако это возмущение будет не более чем попыткой необоснованного получения за счет государства активов, от которых соответствующие бизнесмены уже успели в той или иной форме отказаться. Без явного сопротивления отдав свое имущество силовой олигархии, они не должны ожидать, что государство будет таскать для них из огня давно выброшенные ими каштаны.
В том случае, если они являются действительно эффективными управленцами, они смогут руководить отданными ими под контроль силовой олигархии предприятиями на правах наемных менеджеров (и даже с разумным участием в собственности). Однако сам принцип обеспечения прозрачности ранее проведенной теневой национализации (пусть даже ради последующей приватизации, если она будет разумной) должен соблюдаться безукоризненно.
Таким образом, сама алчность и агрессивность силовой олигархии позволяет в значительной степени решить проблему восстановления общественного контроля за стратегическими отраслями экономики, в том числе за экспортом сырья. Установив свой неформальный контроль за этими ключевыми для страны сферами, силовая олигархия создала тем самым все необходимые предпосылки для легального и открытого оформления этого контроля с превращением соответствующих предприятий из инструмента обогащения отдельных представителей силовой олигархии в инструмент обогащения всего общества и, соответственно, в исключительно важное средство решения задач модернизации.
Таким образом, в ходе модернизации представляется вполне разумным и полностью оправданным максимальное использование созданных силовой олигархией предпосылок для концентрации ресурсов в общенациональных целях.
Принципиально важным подходом в отношении к бизнесу (и в первую очередь, разумеется, крупному) представляется также переход от стимулирования непроизводительного потребления и вывода капитала из страны, наблюдающегося на протяжении последних лет, к стимулированию инвестиций и развитию производства. Помимо ликвидации силовой олигархии и коррупционного административного давления на бизнес, для решения этой задачи необходимо изменить структуру налогообложения: сверхвысокие доходы предпринимателей должны облагаться по значительно более высокой ставке, чем прибыль корпораций, что будет способствовать направлению финансовых потоков не на личное потребление, а на развитие бизнеса.