– Садитесь и расскажите все.
Мира протянула ей руку, и Ева, поколебавшись, пожала ее.
– Вам известно, что я долгое время не помнила своего детства. Точнее, запрещала себе вспоминать. Но после бесед с вами я вспомнила свою жизнь в Далласе, вспомнила, как отец, напившись, бил меня, насиловал. А когда я вспомнила, что той ночью убила его, и рассказала вам об этом, вы мне сказали, что бессмысленно и неправильно наказывать ребенка. Вы сказали… – Ева откашлялась. – Вы сказали, что я убила чудовище, и что я постаралась стать – и стала – достойным человеком и не должна себя казнить за то, что сделала раньше.
– Надеюсь, вы не начали в этом сомневаться?
Ева покачала головой, хотя на самом деле порой эти сомнения ее посещали.
– Вы действительно так думаете, Мира? Вы верите в то, что бывают такие обстоятельства, при которых убийство оправдано?
– Даже в Уголовном кодексе существуют статьи, оправдывающие убийство.
– Но я спрашиваю именно вас. Как человека, как врача, как женщину…
– Да, я в это верю. Если это делается, чтобы выжить, чтобы защитить свою жизнь или жизнь другого человека.
– То есть только в целях самозащиты? – Ева пристально смотрела на Миру. – Это единственное, что оправдывает убийство?
– Я бы воздержалась от обобщений, Ева. Люди бывают разные, обстоятельства бывают разные.
– Раньше для меня все было как черное и белое, – тихо сказала Ева. – Закон или нарушение закона. – Она сжала кулаки и глубоко вздохнула. – А теперь… Мне надо рассказать вам о Марлене.
Мира слушала, не перебивая. Не задавала вопросов, не делала замечаний. Ева говорила двадцать минут. Она рассказала все подробно и, насколько могла, беспристрастно. Только факты, никаких личных мнений. Закончив, она поняла, что рассказ этот ее совершенно вымотал.
Они долго сидели молча. Щебетали птицы, журчал фонтан, по небу плыли облака.
– Потерять ребенка – и так ужасно потерять… – сказала наконец Мира. – Нет ничего страшнее. Я не могу сказать, что люди, которые это сделали, заслужили смерть. Но, Ева, как мать, как женщина, я могу сказать, что, если бы такое произошло с моей дочерью, для меня их смерть стала бы праздником. И я бы только благодарила того, кто это взял на себя.
– Я не знаю, почему защищаю Рорка. То ли действительно верю в то, что он поступил справедливо, то ли просто потому, что люблю его.
– А может быть, по обеим причинам? Вы все слишком усложняете, Ева.
– Усложняю? – Она горько усмехнулась и встала со скамьи. – Совершено три убийства, расследование которых я не могу вести как полагается! Потому что не хочу, чтобы мой муж угодил на всю жизнь за решетку. Я уже ввязала в это дело свою помощницу, детектива-компьютерщика, которого едва знаю, и теперь вот вас. Я лезу вон из кожи, чтобы спасти этого идиота Соммерсета от тюрьмы. И я же еще все усложняю!
– Я не говорю, что обстоятельства просты, но нет причины так мучиться. Не пытайтесь отделить эмоции от доводов рассудка – это невозможно, да и не нужно. Я знаю, вы никогда не позволите эмоциям захлестывать вас с головой. – Мира смахнула с юбки пылинку и добавила: – Что касается меня, то я бы посоветовала вам как можно скорее сделать официальный запрос и послать на психологическое обследование Соммерсета. Если возможно, прямо завтра. Я с ним поработаю и представлю отчет вам и майору Уитни. Если вы можете дать мне данные на убийцу – неважно, официальные или нет, – то его психологическим портретом я займусь немедленно.
– Но вы не имеете права пользоваться неофициальными сведениями…
– Ева! – рассмеялась Мира, и смех ее был легок и мелодичен. – Я не собираюсь прямо ссылаться на эти сведения, но я могу опираться на них – иначе я никудышный психолог. Можете мне поверить, вы получите его портрет, и, прошу прощения, он ни у кого не вызовет лишних вопросов.
– Мне это нужно срочно. Убийца не делает больших пауз между раундами.
– Я пришлю вам его, как только закончу. Не забывайте, точность всегда важнее быстроты. А теперь личный вопрос. Вы хотите, чтобы я поговорила с Рорком?
– С Рорком?
– Я же вижу, вы очень о нем беспокоитесь. Вам кажется, что он чересчур винит себя.
– Не уверена, что он согласится с вами поговорить. И даже не знаю, как он воспримет известие о том, что я вам все рассказала. А с чувствами своими он привык справляться. – Ева машинально покрутила на пальце обручальное кольцо. – Сейчас меня больше всего заботит проблема его личной безопасности. Я не могу предсказать, когда начнется последний раунд. Но знаю точно, что финал рассчитан на Рорка. – До сих пор Ева отгоняла от себя эти мысли, зная, что страх мешает ясности ума. – Пойдемте в дом, я вам дам все, что у меня есть, и мы договоримся с Соммерсетом о завтрашней встрече.
– Хорошо. – Мира встала и, к Евиному удивлению, взяла ее под руку. – И от чашечки чая я не откажусь.
– Простите, я об этом не подумала. Никудышная из меня хозяйка.
– Мы с вами не хозяйка и гостья, а просто друзья. О, посмотрите, это не Мэвис приехала со своим очаровательным великаном?
Ева посмотрела в сторону дома. Ну кто, кроме Мэвис Фристоун, мог будним вечером вырядиться в розовый кожаный костюм с зелеными перьями? Рядом с ней действительно стоял Леонардо – огромный и великолепный, в тунике бордового цвета. Ева, хоть и любила их обоих, печально вздохнула.
– Ну что мне прикажете делать?
– Я бы посоветовала вам расслабиться и немного отвлечься. – Мира улыбнулась и приветственно помахала рукой. – Во всяком случае, я именно так и поступлю.
– Ой, да от этого же воняет фальшью за километр! – Мэвис, громко цокая своими десятисантиметровыми каблуками, прошествовала к бару и налила себе вина. – Мы с Леонардо все узнали из новостей. Я бы раньше примчалась, только у меня сейчас такая запарка – вся эта суета перед записью…
– Она великолепна! – Сияющий Леонардо не сводил с нее влюбленных глаз.
– Ой, Леонардо! – Мэвис обхватила его за плечи. – Ты всегда так говоришь.
– Потому что это правда, голубка моя.
Она захихикала и повернулась к присутствующим. Перья у нее на плечах и груди колыхались, как живые.
– Короче, мы приехали оказать Соммерсету моральную поддержку.
– Уверена, что он это оценит. – Ева, поняв, что отступать некуда, налила вина и себе. – А вы, доктор Мира?
– Благодарю вас, я подожду чая. Мэвис, на вас костюм от Леонардо?
– А как же! Закачаешься, да? – Она закружилась по комнате, и ее кудряшки, на сей раз бледно-лилового цвета, подпрыгивали в такт ее движениям. – Вы бы видели, какие обалденные плащи будут в его весенней коллекции. У него скоро показ в Милане.
– Я бы с удовольствием пригласил вас на предварительный просмотр коллекции для деловых женщин, доктор Мира, – галантно произнес Леонардо.
– О!.. – Мира взглянула на усыпанную перьями Мэвис и, заметив округлившиеся глаза Евы, усмехнулась: – Боюсь, мне не хватает изящества Мэвис.
– Просто у вас другой стиль. – Улыбка у Леонардо была ласковая и обезоруживающая. – Вам нужны классические силуэты, прохладные тона. У меня есть замечательный льняной костюм грязно-розового цвета, как раз для вас.
– Грязно-розового? – с сомнением переспросила Мира.
– У Леонардо все эти традиционные штучки так классно получаются, – вмешалась Мэвис.
– Я бы с удовольствием посмотрела, благодарю, – улыбнулась Мира.
– Вот и он! – Мэвис кинулась к Соммерсету, вкатившему тележку с чаем, яблочным пирогом и кексом с глазурью, и обняла его так пылко, что бедняга залился краской. – Соммерсет, мы вас не бросим! Ни о чем не волнуйтесь: лучше нашей Евы нет никого. Когда я попала в передрягу, она все-все сделала, чтобы меня спасти. И за вас постоит.
– Я не сомневаюсь, что лейтенант уладит дело. – Он бросил быстрый взгляд на Еву. – Тем или иным способом.
– Ну же, встряхнитесь! – не отставала Мэвис. – Выпейте с нами. Вина хотите?
– Благодарю вас, но у меня дела. – Соммерсет смотрел на Мэвис почти с нежностью.
– Он не знает, на что решиться – то ли по головке ее погладить, то ли ручку поцеловать, – шепнула Ева доктору Мира, и та, чтобы скрыть смех, откашлялась.
– Рорк спустится с минуты на минуту, – сообщил Соммерсет. – Он заканчивает важный разговор.
Мэвис вышла за ним в холл и схватила за рукав.
– Слушайте, я понимаю, что у вас на душе. Сама там побывала, – криво улыбнулась она. – Я так перепугалась, когда меня засунули в камеру! Думала, так и оставят там на всю жизнь. Я выдержала все только потому, что знала: Даллас такого не допустит. Чего бы ей это ни стоило, но она меня вытащит.
– Привязанность к вам – одна из лучших ее черт.
– Вы что, думаете, раз вы друг с другом не ладите, она пустит дело на самотек? – Глаза Мэвис, тоже лиловые, как и ее прическа, погрустнели. – Это низкие мысли, Соммерсет. Да Даллас на износ будет работать, чтобы у вас все было в порядке! А если кто решит до вас добраться, она вас грудью заслонит. Такая уж наша Ева. Думаю, вы и сами это знаете.
– Я никого не убивал, – твердо сказал Соммерсет. – И полагаю, что опытный следователь может это доказать вне зависимости от личных чувств.
– Я вижу, вам очень худо, – мягко сказала Мэвис. – Если надо будет отвлечься, просто позвоните мне. – Она встала на цыпочки и чмокнула его в щеку.
– Вашему молодому человеку повезло, – пробормотал Соммерсет и поспешно удалился.
– Молодчина, Мэвис! – Рорк спустился с лестницы и, подойдя к Мэвис, обнял ее.
– Он просто раздавлен. И его можно понять.
– Рядом с тобой любой воспрянет духом.
– Видно, у меня миссия такая – бодрить людей. Ну, пойдем посмотрим, что можно сделать с теми, в гостиной. – Она одарила его улыбкой. – Меня оставят на ужин?
– Иначе и быть не может.
Еве удалось ускользнуть от гостей, чтобы отпустить Макнаба и Пибоди. Еще она отловила Соммерсета и после непродолжительного, но малоприятного разговора убедила его, что в его же интересах прийти в одиннадцать утра на беседу к доктору Мира.