Впервые за несколько часов Ева вздохнула с облегчением.
– Значит, его вполне можно из списка исключить. Спасибо вам за оперативность.
– Помочь другу всегда приятно. Но должна сказать, что, когда я прочитала данные по расследованию, у меня появились и другие причины. Ева, вы имеете дело с очень опасным преступником – хитрым, опытным и решительным. Он потратил годы на подготовку задуманного. Это человек одновременно упертый и неуравновешенный, с гипертрофированным самомнением. Социопат, возложивший на себя божественную миссию, изощренный садист. Я боюсь за вас.
– Ему от меня не уйти!
– Надеюсь. Но он тоже за вами охотится. Возможно, главная его цель – Рорк, но вы стоите между ними. Он хочет, чтобы Рорк погиб, но сначала – пострадал. Смерть Рорка означает завершение миссии, а эта миссия – смысл его жизни. Вы – ниточка, ведущая к Рорку, а кроме того, вы его противник, его зритель. Женщины для него делятся на два типа: либо святая, либо шлюха.
– Могу догадаться, по какому разряду прохожу я, – усмехнулась Ева.
– Нет. – Мира покачала головой. – С вами случай посложнее. Он вами восхищается, ему интересно бросать вам вызов. Но в то же время вы его безумно злите. Думаю, он не может отнести вас ни к одному разряду и поэтому очень на вас сосредоточен.
– Я и хочу, чтобы он был сосредоточен на мне, – решительно заявила Ева.
Мира несколько мгновений молчала, собираясь с мыслями.
– Мне нужно еще поработать над этим материалом, но в двух словах дело обстоит так: он ищет оправдания своих действий в вере. Он оставляет на каждом месте преступления талисман – символ удачи и веры. Оставляет статуэтку Девы Марии, в которой он видит воплощение женской чистоты. Она для него – истинная богиня.
– Я не вполне вас понимаю…
– Мать. Дева. Непорочная и любящая. И одновременно с этим – могущественная. Она становится свидетельницей его деяний, его зрительницей. Он ищет ее одобрения, хочет ее умилостивить. Добивается ее похвалы.
– Его мать… – прошептала Ева. – Думаете, за всем этим стоит его отношение к собственной матери?
– Вполне возможно. Также возможно, что совершаемые им поступки – это посвящение ей. Мать, сестра, тетя, жена… Нет, жена вряд ли, – покачала головой Мира. – Думаю, у него подавленная сексуальность. Скорее всего, он импотент. Его господь мстителен и не поощряет плотских наслаждений. Если статуэтка символизирует его мать, по-видимому, он считает собственное зачатие чудом, актом непорочным, поэтому и считает себя неуязвимым.
– Он называл себя ангелом. Ангелом мщения.
– Да, «солдат господа своего, обладающий могуществом, смертным недоступным». Мне встречались подобные случаи. Но я уверена в том, что существует – или существовала – конкретная женщина, чьего одобрения он добивается. Та, которую он считает воплощением чистоты.
Ева представила себе Марлену. Золотистые волосы, невинный взгляд, белоснежное платье… Непорочная. Девственная.
Но разве не такой представлял себе свою дочь Соммерсет?
– Это мог быть и ребенок, – сказала она тихо. – Погибшее дитя.
– Марлена? – догадалась Мира. – Маловероятно. Если вы подумали о Соммерсете, то она не является для него символом. Тоскует ли он по ней? Да, и всегда будет тосковать. Но для Соммерсета Марлена – его ребенок, которого он не сумел уберечь. А для убийцы эта женщина – защитница. Но она может и покарать. Вы – тоже очень сильная женщина, Ева. Поэтому его к вам тянет, он ищет вашего восхищения. И, возможно, в какой-то момент он решит вас уничтожить.
– Надеюсь, вы правы, – сказала Ева, вставая. – Эту игру я хочу завершить в равном бою один на один.
Ева убедила себя, что готова к встрече с Уитни. Но начальника полиции Тиббла в кабинете майора она увидеть не ожидала. Тиббл стоял у окна, по-военному сложив руки за спиной. Лицо у него было непроницаемое. Уитни сидел за столом, и Ева поняла, что вести беседу будет именно он, пока Тиббл не захочет вмешаться.
– Прежде чем вы начнете докладывать, лейтенант, хочу вам сообщить, что пресс-конференция назначена на четыре часа дня в конференц-зале департамента. Ваше присутствие и участие обязательно.
– Слушаюсь, сэр.
– Нам стало известно, что некий представитель прессы получил информацию, которая ставит под сомнение вашу правомочность участвовать в расследовании. Нам сообщили, что вы скрываете сведения, непосредственно относящиеся к расследованию, – а конкретно те, которые свидетельствуют о совершении вашим мужем ряда убийств.
– Это инсинуация в мой адрес и в адрес моего мужа, она совершенно абсурдна. – Сердце у Евы колотилось, но голос был ровным и твердым. – Если эта информация показалась представителю прессы достоверной, то почему он не заявил о ней официально?
– Эти обвинения анонимны и пока что не доказаны, поэтому представитель прессы счел целесообразным сообщить о них непосредственно начальнику полиции Тибблу. Лейтенант, в ваших интересах здесь же, немедленно дать разъяснения.
– Вы обвиняете меня в сокрытии информации, майор?
– Я требую, чтобы вы либо подтвердили, либо опровергли это.
– Я утверждаю, что не скрывала информации, которая помогла бы в поимке преступника, совершившего расследуемые преступления. И считаю это обвинение для себя оскорбительным.
– Принято к сведению, – сказал Уитни мягко. – Садитесь, Даллас.
Но Ева не села, а шагнула к столу.
– Моя репутация тоже что-то значит! Я думала, что более десяти лет беспорочной службы могут перевесить анонимное обвинение, подброшенное жадному до сенсаций репортеру.
– Даллас, это принято к сведению, – повторил Уитни. – Давайте…
– Я не закончила, сэр. Прошу дать мне договорить.
Бросив взгляд на Тиббла, Уитни кивнул:
– Хорошо, лейтенант, договаривайте.
– Я отлично понимаю, что моя личная жизнь, мой брак являются предметом обсуждения как в департаменте, так и среди широкой публики. С этим я могу смириться. Я также понимаю, что дела моего мужа, а особенно способы ведения этих дел, тоже вызывают любопытство. И с этим я смирилась. Но я считаю оскорбительным то, что моя репутация и личные качества моего мужа ставятся под сомнение. От прессы, майор, этого можно ожидать, но не от моего начальника! Вам хорошо известно, майор, что для меня лишиться значка – все равно что лишиться руки. Но если мне придется делать выбор между службой и семьей, я предпочту потерю руки.
– Никто не требует от вас выбора, лейтенант. Примите мои извинения.
– Лично я ненавижу анонимки, – заговорил Тиббл, глядя Еве в лицо. – Так что сохраните ваш праведный гнев до пресс-конференции, лейтенант. На экране это будет отлично смотреться. А я бы все-таки хотел услышать отчет о ходе расследования.
Разозлившись, Ева забыла про страх, поэтому говорила легко и уверенно. Она сообщила имена шестерых человек, виновных в убийстве Марлены, предоставила диск с собранными о них сведениями и предложила свою версию случившегося.
– Убийца, который звонил мне после каждого преступления, говорил, что его игра зовется местью. Исходя из этого, я считаю, что он мстит за смерть одного из тех людей. Связь просматривается легко. Марлена – Соммерсет – Рорк.
Она сказала это как бы вскользь, словно речь шла о чем-то обыденном, но сердце ее при этом готово было выпрыгнуть из груди.
– Что касается шестерых погибших, то нет оснований считать, что это дело рук одного человека. Их убивали на протяжении трех лет, причем в разных местах и разными способами. Однако все шестеро имели отношение к игорному синдикату, базирующемуся в Дублине. Его деятельность двенадцать раз инспектировали как местные власти, так и международные организации. Факты говорят о том, что эти люди были убиты по различным мотивам, вероятнее всего – либо коллегами, либо противниками.
– Тогда где же связь с убийствами Бреннена, Конроя и О'Лири?
– В сознании преступника. Доктор Мира готовит психологический портрет, который, я думаю, подтвердит мои предположения. Скорее всего, убийца считает, что Марлена была убита из-за Рорка. Его хотели проучить, поскольку он посмел действовать на чужой территории.
– Следователь к такому выводу не пришел, – заметил Уитни.
– Не пришел, сэр, потому что был тесно связан с синдикатом. Они его прикармливали. Марлена была почти ребенком. – Ева вынула из сумки две фотографии. – Вот что с ней сделали. Следователь потратил четыре с половиной часа рабочего времени и закрыл дело, сочтя это смертью от несчастного случая.
Уитни мрачно разглядывал фотографии.
– Несчастный случай, черт подери! Да это же убийство с особой жестокостью!
– Беззащитная девушка в лапах шестерых злодеев. И они вышли сухими из воды. Люди, которые смогли такое сделать, наверняка хвастались своим подвигом. Думаю, знавшие их близко были в курсе, и, когда всех шестерых убили, кто-то решил, что это дело рук Рорка и Соммерсета.
Тиббл перевернул фотографию Марлены. Он давно уже не вел расследований и понимал, что этот снимок теперь будет его преследовать.
– А вы так не думаете, лейтенант? Вы хотите нас убедить в том, что связи между этими шестью убийствами нет, и что только наш маньяк так считает? Хотите убедить нас в том, что он специально подставляет Соммерсета, а месть его нацелена на Рорка?
– Совершенно верно. Я хочу убедить вас в том, что человек, которого доктор Мира характеризовала как садиста-социопата, уверовавшего в свое божественное предназначение, использует все доступные ему средства, чтобы погубить Рорка. Но с его стороны было ошибкой подставлять Соммерсета, это вы поймете, когда доктор Мира закончит отчет по тестированию. Она дала мне предварительное заключение, из которого следует, что Соммерсет не только не способен на насилие, оно вызывает у него неподдельный ужас. А то, что косвенные улики против него сфабрикованы, и ребенку ясно.
– Я предпочел бы воздержаться от выводов, пока не увижу отчет доктора Миры, – заметил Уитни.