— Том, что-то это не похоже на прогулку в Страну чудес. Можно и по мозгам схлопотать.
— Да на что нам нужна такая жизнь! Мы же позволяем хоронить себя заживо, даже безо всякого протеста…
— Том, дружище, похоже, ты прав. Но как нам провернуть это дельце?
— Для начала мы назначим дату и время. У тебя есть знакомые хмыри, которые подпишутся на это?
— Я думаю, да.
— И я знаю с десяток.
— А вдруг кто-нибудь предупредит копов?
— Сомневаюсь. В любом случае, что мы теряем?
— Ничего.
Солнце было в зените.
Том и Макс шли во главе огромной толпы. Они двигались по Бродвею в самом центре Лос-Анджелеса. Их было больше пятидесяти — марширующих за Томом и Максом. Пятьдесят или даже больше бомжей, щурившихся от яркого солнца, пошатывающихся, и не совсем понимающих, что происходит. Простые горожане были изумлены. Они останавливались, отступали в сторону и наблюдали. Некоторые были напуганы, некоторые смеялись, другим это представлялось шуткой или проделкой киношников. Массовка была превосходной: актеров не отличить от настоящих бомжей. Но где же камеры?
Том и Макс руководили маршем.
— Слышь, Макс, я только восемь человек оповестил. А ты?
— Человек девять, наверное.
— Я хуею, как такое могло произойти?
— От одного к другому, и т. д …
Они шли и шли. Это было — как кошмарный сон, который невозможно остановить. На перекрестке с Седьмой загорелся красный. Том и Макс остановились, за ними сгрудились в ожидании и все остальные. Вонь от нестираных носков и нижнего белья, проспиртованных утроб и гнилых зубов поползла по улице.
Загорелся зеленый. Том и Макс двинулись дальше. Толпа повалила следом.
— Даже эта заминка мне представлялась раньше, — сказал Том. — Я не могу поверить, что все случилось.
— Случилось, — подтвердил Макс.
Бродяг было так много, что многие не успели пересечь Седьмую, пока светофор снова не засветился красным. Но они продолжали плестись, мешая движению транспорта. У многих в руках были бутылки с вином, к которым они прикладывались прямо на ходу. Марш продолжался, только не было походной песни. Шли в тишине, лишь слышно было шарканье разбитой обуви по асфальту. Изредка проскакивали фразы:
— Эй, куда мы пилим?
— Дай-ка глотнуть твоей дряни!
— Пошел на хуй!
Солнце палило нещадно.
— Ну что, идем дальше? — спросил Макс.
— У меня будет нервный срыв, если мы сейчас повернем обратно, — ответил Том.
Толпа подвалила к «Голове кругом».
Том и Макс на мгновение замешкались, затем одновременно навалились на величественные стеклянные двери. Толпа ринулась за ними. Нестройной вереницей потянулись они вдоль шикарных прилавков. Служащие таращились на них, не понимая, что происходит.
«Мужской отдел» располагался на первом этаже.
— Теперь, — сказал Том, — мы должны подать пример.
— Ну… — замялся Макс.
— Давай, Макс, не бзди в лужу!
— Ох… хо-хо…
Участники шествия столпились за ними в ожидании продолжения. Поборов сомнения, Том шагнул к вешалке с верхней одеждой и снял первое по счету пальто — желтое, кожаное с меховым воротником. Он скинул свое рванье на пол и облачился в новое. Подошел продавец — элегантный хлыщ с ухоженными усиками.
— Могу я вам чем-нибудь помочь, сэр?
— Да, мне нравится это пальтишко, и я его беру. Запишите на мой счет.
— «Американ Экспресс», сэр?
— Нет, «Китайский Экспресс».
— А я беру вот это, — сказал Макс, снимая с вешалки куртку из крокодиловой кожи с накладными карманами и меховым капюшоном для ненастья.
Том отошел к стеллажу со шляпами и выбрал довольно смешную, но все же очаровательную казачью папаху.
— Этот фасон хорош для моей комплекции. Я беру ее.
И тут толпа дрогнула и двинулась вперед, опустошая стеллажи. Они напяливали на себя пальто, куртки и шляпы, повязывали шарфы, натягивали свитера, примеряли перчатки, возились с различными мелкими аксессуарами.
— Записать на счет или открыть кредит, сэр? — спрашивал испуганный голос.
— Почеши мне жопу, мудило!
Из другого угла доносилось:
— Этот размер вам впору, сэр.
— А вы даете двухнедельный срок для обмена?
— Конечно, сэр.
— Но ведь за две недели вы можете и копыта откинуть.
Вдруг сверху раздался сигнал тревоги. Кто-то смекнул, что магазин грабят. Наверное, бдительные покупатели, которые наблюдали за всем происходящим с большим недоверием.
Прибежала троица в серых отвратительно скроенных костюмах. Мужики они были крупные, но жира в них было больше, чем мускулов. Они ринулись на бродяг, пытаясь выставить их из магазина. Но халявщиков было слишком много. Весь первый этаж кишел ими. Охранники старались изо всех сил, они орали, бранились, угрожали, один не выдержал и выхватил пистолет. Раздался выстрел. Это была глупая и бесполезная выходка. Психа мгновенно разоружили.
Вдруг какой-то пьяный хмырь появился на эскалаторе, ведущем на второй этаж. В руках у него был пистолет. Видно было, что до этого он ни разу не держал оружия, но игрушка явно нравилась ему. Парень прицелился в манекен и нажал на курок. Пуля попала в шею. Голова отвалилась и покатилась по полу — смерть Деревянного лыжника.
Шутка с манекеном пришлась по вкусу. По толпе прокатилась волна аплодисментов. Бродяги устремились на эскалаторы. Они вопили и бесновались. Весь страх и нерешительность мгновенно улетучились. Глаза варваров сияли, движения их были быстры и уверенны. Это было завораживающее, дикое и пугающее зрелище.
Они захватывали этаж за этажом. Прилавки теперь просто опрокидывались, стеклянные витрины разбивались. Том и Макс были уже не нужны. Толпа смела их. В косметическом отделе, обхватив голову руками, вопила молоденькая продавщица — блондинка. К ней подскочил здоровенный бомжара, задрал платье и заорал:
— Ни хуя себе!
Тут же рядом оказался второй и схватил бедняжку за жопу. Подбежали другие. Вскоре целая шайка хмырей копошилась вокруг визжащего тела, срывая с него одежду. Возбуждающая сценка. Теперь уже по всему магазину разъяренные бродяги гонялись за продавщицами.
— Ебаный в рот! — воскликнул Том.
Он отыскал неопрокинутый прилавок, забрался на него и заорал:
— ПРЕКРАТИТЬ! ОСТАНОВИТЕСЬ! Я ЭТОГО НЕ ХОТЕЛ!
Макс стоял рядом, качал головой и тихо приговаривал: «Ох, блядь…».
Буйство не стихало. Срывались шторы, переворачивались столы, рушились витрины. Отовсюду доносились вопли и визг. Вдруг что-то оглушительно взорвалось. Вспыхнуло пламя, но толпа продолжала мародерствовать.
Том спрыгнул с прилавка и посмотрел на Макса.
— Съебываем отсюда!
Еще одна мечта обратилась полным дерьмом.
Том побежал, Макс пустился следом. Когда спускались по эскалатору вниз, по прилегающему уже поднимались полицейские. Но Том и Макс были в новых костюмах и, если не брать в расчет красные и небритые рожи, выглядели вполне респектабельно. На первом этаже они смешались с толпой. Полиция перекрыла все двери и осматривала каждого выходящего.
Том украл пригоршню сигар и протянул одну Максу.
— Прикури и попытайся выглядеть солидно.
Они зажгли сигары, раскурили.
— Ну, посмотрим, удастся ли нам выбраться отсюда, — сказал Том, выпустив кольцо дыма.
— Ты думаешь, так мы сможем объебать их, Том?
— Не знаю. Коси под брокера или доктора…
— А какие они?
— Самоуверенные и тупые.
Они направились к выходу. Проблем не возникло. Приятели оказались на улице. В здании магазина хлопали выстрелы. Из окон верхних этажей вырывалось пламя. Послышались переливы сирен приближающихся пожарных машин.
Том и Макс повернули на юг и двинулись в сторону района ночлежек.
В ту ночь они были самыми шикарно одетыми бомжами во всей ночлежке. Макс еще спер часы, и они светились на его руке в темноте. Ночь только начиналась. Они не успели вытянуться на своих койках, как комната наполнилась храпом.
Ночлежка снова была битком, несмотря на массовые аресты в полдень. Бродяг больше чем достаточно, чтобы заполнить любое количество вакансий.
Том вытянул пару сигар, одну протянул Максу. Некоторое время молча курили. Затем Том заговорил:
— Слышь, Макс…
— Че?
— Это было не так, как я себе представлял.
— Да я знаю. Успокойся.
Храп и сопения постепенно нарастали. Том извлек из-под подушки квинту вина, откупорил, приложился.
— Макс?
— Че?
— Хлопнешь?
— Конечно.
Том передал бутылку. Макс приложился, вернул обратно.
— Спасибо.
Том сунул бутылку под подушку. Это был мускат.
Ограбление
Это была одна из дальних комнат на втором этаже. Я обо что-то споткнулся — думаю, о скамеечку для ног. Пытаясь сохранить равновесие, я отступил и с грохотом врезался в стол, но устоял.
— Ну, правильно, — зашипел Гарри, — давай, разбуди весь этот блядский дом с потрохами.
— Послушай, — запротестовал я, — что мы здесь делаем?
— Не дери глотку, мудило!
— Гарри, ты когда-нибудь прекратишь поносить меня?
— А ты чего — лингвист, еби меня в душу? Мы здесь по причине недостатка наличных и драгоценностей.
Мне это не нравилось. Слишком смахивало на полную шизу. Гарри был психом; он не вылезал из дурдома. Три четверти своей сознательной жизни он провел за решеткой. Он втравил меня в это дерьмо. Я не оказал должного сопротивления.
— Блядская страна, — сказал Гарри, — слишком много здесь богатых живоглотов, которые поимели все на халяву.
Теперь он на что-то наткнулся.
— Черт! — прорычал Гарри.
— Эй? Что там такое? — послышался мужской голос сверху.
— У нас проблемы, — прошептал я и почувствовал, как из подмышек побежал пот.
— Нет, — сказал Гарри, — это у него проблемы.
— Эй, — кричал мужчина сверху, — кто там внизу?
— Пошли, — махнул мне Гарри, и стал подниматься вверх по лестнице.
Я последовал за ним. Наверху был коридор, в одной из боковых комнат горел свет. Гарри двигался быстро и бесшумно. Мы ворвались в комнату — сначала он, за ним я. Это оказалась спальня. На раздельных кроватях лежали мужчина и женщина. Гарри наставил свой «Магнум 38» на мужика.
— Ну вот что, приятель, если не хочешь остаться без яиц, веди себя тихо. Я не шучу.
Мужику было около 45 — сильное и властное лицо. Было видно, что он отрабатывал это устойчивое выражение долгие годы. Жене его было лет 25 — блондинка с длинными волосами, по-настоящему красива, как девушка с рекламы.
— Убирайтесь к черту из моего дома! — приказал мужчина.
— Слышь, — обратился ко мне Гарри, — ты знаешь, кто это?
— Нет.
— Это же Том Максон, знаменитый телеведущий 17–го канала. Привет, Том.
— Вон! Сейчас же вон! — завопил Максон и схватил трубку телефона. — Оператор…
Гарри остановил его ударом в висок рукояткой своего «38». Максон рухнул на кровать, а Гарри повесил трубку на рычаг.
— Ублюдки! Вы же ранили его! — закричала блондинка. — Дешевые, трусливые негодяи!
На ней было светло-зеленое неглиже. Гарри подошел, разорвал бретельку, запустил руку под неглиже и вытянул грудь.
— Вкусная, правда? — снова обратился он ко мне и влепил блондинке пощечину, со всей силы. — Обращайся ко мне с почтением, шлюха!
Потом Гарри вернулся к Максону и усадил его.
— Теперь ты: я же сказал, что не шучу.
Том очухался и пробормотал:
— У тебя есть оружие, но это все, что ты имеешь.
— Дурак, это все, что мне нужно. Так что сейчас ты и твоя шлюха окажете мне небольшую услугу, или будет еще хуже.
— Ты дешевка! — ответил Максон.
— Что ж, продолжай, и ты увидишь, — сказал Гарри.
— Ты думаешь, я испугаюсь двух дешевых проходимцев?
— Боюсь, что тебе придется это сделать.
— Это твой подельник? Кто он?
— Никто. Он делает то, что я ему говорю.
— Как это?
— А вот так: Эдди, поцелуй блондинку.
— Послушай, оставь мою жену в покое!
— А если она заорет, я всажу тебе пулю в кишки. Я не шучу. Давай, Эдди, действуй.
Блондинка придерживала рукой разорванную бретельку.
— Нет, — прохныкала она, — пожалуйста…
— Мне очень жаль, леди, но я должен делать все, что говорит Гарри, — извинился я, схватил ее за волосы и прильнул к губам.
Она пыталась отпихнуть меня, но силенок у нее было маловато. Раньше я никогда не целовал такую красивую женщину.
— Отлично, Эдди, достаточно.
Я отпустил блондинку, отошел и встал рядом с Гарри.
— Эй, Эдди, — спросил Гарри, — что это за штуковина торчит у тебя между ног?
Я не ответил.
— Посмотри, Максон, — продолжал Гарри, — у моего парня встал на твою жену! Вот черт, мы же не за этим сюда пришли. Нам нужны наличные и побрякушки.
— Меня тошнит от вас, хитрожопые сосунки. Вы не больше, чем опарыши.
— А чем можешь похвастать ты? Шестичасовыми новостями? Что в этом великого? Политическая жвачка и общественная муть. Любой может читать новости. Я делаю новости.
— Ты делаешь новости? Как это? Да что ты можешь сделать?!
— Да что угодно. Сейчас, дай-ка подумать. Ну, например: Ведущий теленовостей пьет мочу вора-взломщика. Как тебе это?
— Я лучше умру.
— Нет, ты не умрешь. Эдди, дай-ка мне стакан. Он там, на ночном столике, принеси.
— Послушайте, — встряла блондинка, — пожалуйста, забирайте наши деньги, забирайте драгоценности, только уходите. Зачем вам все это нужно?
— Это все ваш крикливый, избалованный супруг, леди. Он действует мне на нервы.
Я принес Гарри стакан, он расстегнул ширинку и пустил в него струю. Стакан был высокий, но Гарри наполнил его до краев. Застегнувшись, он поднес свой напиток Максону.
— Сейчас вам придется отведать моей мочи, мистер Максон.
— Ни за что, подонок. Лучше умереть.
— Умирать вам незачем. Вы выпьете мою мочу, всю до капли!
— Никогда, мразь!
— Эдди, — кивнул мне Гарри, — видишь сигару на комоде?
— Да.
— Возьми и раскури. Там и зажигалка есть.
Я взял зажигалку и раскурил сигару. Она была превосходной. Я затянулся. Моя лучшая сигара. Никогда ничего подобного я не пробовал.
— Нравится сигара, Эдди? — спросил Гарри.
— Она шикарная, Гарри.
— Отлично. Значит, сейчас ты подойдешь к этой сучке и вывалишь наружу ее шикарные сиськи. Я снова предложу этому пидору мой напиток, и если он откажется вылакать его до последней капли, ты прижжешь своей шикарной сигарой соски ее шикарных сисек. Понятно?
Я все уяснил, подошел и высвободил из-под неглиже груди миссис Максон. У меня закружилась голова от их вида — ничего подобного мне не приходилось созерцать. Я сжал одну и наставил на сосок тлеющий конец сигары.
Гарри протянул Тому Максону стакан с мочой. Максон посмотрел поверх него на жену, взял и начал пить.
Блондинка дрожала всем телом. И держать грудь было так приятно.
Желтая жидкость проходила через горло телеведущего. Вылакав половину, он приостановился. Видно было, что его тошнит.
— До дна, — сказал Гарри. — Продолжай. Зачтется, если выпьешь все до последней капли.
Максон прильнул губами к стакану и осушил до конца. Посудина вывалилась у него из рук.
— И все равно я считаю вас парой дешевок, — давясь и задыхаясь, выговорил Максон.
Я продолжал удерживать чудесную титьку, но блондинка вырвала ее из моих рук.
— Том, — сказала она, — прекрати перечить этим людям. Ты провоцируешь их на большие мерзости!
— А как же игра в победителя? Разве ты не поэтому вышла за меня замуж? Не потому, что я всегда был победителем?
— Конечно, по этому самому, кретин, — ответил за блондинку Гарри. — Посмотри на свое жирное брюхо. Неужели ты думаешь, что соблазнил ее своим вонючим салом?
— У меня есть нечто большее, — заявил Максон. — Поэтому я — номер один на телевидении. А тебе вообще ничего не светит.
— Но если бы она не вышла замуж за первый номер, — ответил Гарри, — она выбрала бы номер два.
— Не слушай его, Том, — сказала блондинка.
— Все нормально, — обратился Максон к жене, — я знаю, что ты любишь меня.
— Спасибо, дорогой.
— Все хорошо, Нана.
— Нана, — повторил Гарри. — Мне нравится это имя — Нана. Классное имя, классная жопа. И все это только для богатеев, а нам остаются дешевые проститутки.
— Почему бы тебе не вступить в Коммунистическую партию? — опять выступил Максон.
— Эй, мужик, мне не улыбается ждать века, пока их идеи сработают или не сработают. Я хочу все сейчас.
— Послушай, Гарри, — не выдержал я, — мы что, так и будем стоять здесь и беседовать с ними? Это ничего нам не даст. Мне плевать на то, что они думают. Давай, берем барахло и сваливаем. Чем дольше мы тут будем стоять, тем скорее нас притянут за ноздри.
— Знаешь, что я тебе на это скажу, Эдди? — обратился ко мне Гарри. — Это первая удачная мысль, которую я слышу от тебя за последние пять, нет, пожалуй, шесть лет.
— А я вот что скажу, — встрял неугомонный Максон, — вы просто слабаки, паразитирующие на сильных. Если бы не было таких, как я, вам бы ни за что не выжить. Вы напоминаете мне тех типов, которые пасутся возле продажных, погрязших в крови и интригах политических и духовных лидеров. Это самый мерзкий тип трусости; самый легкий способ выжить при отсутствии всякого таланта и малейшего усердия. Он зиждется на ненависти и зависти, его корни — злоба, горечь и предельная тупость. Вы — представители низшей ступени человеческого племени; от вас воняет, смердит, и мне стыдно, что я принадлежу к этому же племени.
— Спасибо за речь, сынок, — отозвался Гарри. — Похоже, даже моча не способна вылечить твой словесный понос. Ты избалованный и холеный ублюдок. Знаешь, сколько людей гниют заживо на этой земле, не имея ни малейшего шанса? И все потому, что они родились нищими, потому, что не научились даже читать, потому, что никогда и ничего не имели, кроме своей нищеты. Ты знаешь, что это такое, когда никто не хочет с тобой ебаться? Ты, который женился на лучшей пизде, которую только можно отыскать, — твое рождение было проклятием?
— Забирайте барахло и уходите, — ответил Максон. — У таких ублюдков, как вы, всегда наготове оправдание своей никчемности.
— Подожди, не торопись, — сказал Гарри, — всему свое время. Сейчас мы покажем, на что способны. Похоже, ты не совсем все понял.
— Том, — вмешалась блондинка, — отдай им деньги и драгоценности… Пусть они уходят… Пожалуйста, не надо устраивать здесь 17–й канал.
— Никто не устраивает 17–й канал. Я просто поставил их на место.
— Эдди, — махнул мне Гарри, — пошарь в ванной, мне нужен скоч.
Я вышел в прихожую и нашел ванную комнату. Там в аптечке был широкий рулон клейкой ленты. Гарри действовал мне на нервы — никогда не знаешь, что у него на уме. Я взял ленту и вернулся в спальню. Гарри оборвал телефонный провод и сказал мне:
— Так, отключи 17–й канал.
Я все понял — хорошенько заклеил лентой рот телезвезде.
— Теперь руки, руки за спину, — приказал Гарри, а сам подошел к Нане и обнажил ее грудь.
Он долго смотрел на нее и потом плюнул в лицо. Женщина утерлась простыней.
— Так, — продолжал распоряжаться Гарри, — теперь с ней: заткни ей глотку, но руки оставь, я люблю легкое сопротивление.
Я переключился на нее.
В это время Гарри повернул Максона на его кровати так, чтобы тот мог видеть Нану. Затем он взял сигару и прикурил.
— Я полагаю, Максон прав, — заговорил Гарри. — Мы настоящее фуфло, черви навозные, слизняки и, возможно, трусы.
Он глубоко затянулся.
— Она твоя, Эдди.
— Гарри, я не могу.
— Можешь, просто не знаешь — как. Тебя никто и никогда не учил — недостаток образования. Я твой учитель, и я говорю тебе: она твоя. Все очень просто.
— Давай ты, Гарри.
— Нет, для тебя это важнее.
— Почему?
— Потому что ты — совершенный кретин.
Я подошел к кровати. Она была слишком прекрасна, а я слишком отвратителен. Я так опустился, что казалось, мое тело покрылось коростой грязи.
— Давай, — подначивал Гарри, — засади ей, мудила.
— Гарри, я боюсь. Это нехорошо. Она не для меня.
— Она твоя.
— Ну, зачем?
— А ты смотри на это все, как на войну. Мы победители. Мы перебили всех мачо, главарей и героев. Остались только их женщины и дети. Мы убиваем детей, а старух ссылаем на каторгу. Мы армия завоевателей. Нам нужны молодые здоровые бабы. И самые красивые из них наши… Твои. Вот она — беспомощна. Возьми ее.
Я сдернул с нее одеяло — и застыл. У меня было такое чувство, будто я умер и неожиданно оказался на небесах, а там передо мной объявилось это сверхъестественное создание. Я дотянулся и сорвал с нее неглиже.
— Еби ее, Эдди!
Все изгибы на ее теле были совершенны и находились точно на своем месте. Они были реальны, и в то же время казались сверхъестественными. Словно прекрасные небеса; будто течение величественной реки. Я просто хотел смотреть на это чудо. Я был ошеломлен и испуган. Передо мной обнажилась красота. И я не имел на нее права.
— Вперед! — зудел Гарри. — Выхари ее! Это всего лишь баба, которая, как все прочие, вертит жопой и беспрестанно врет. Скоро она станет старухой, и ее заменят молоденькие шлюшки. Еби ее, пока она в теле!
Я взял ее за плечи и попробовал притянуть к себе. Не знаю, откуда у нее взялась такая сила. Она уперлась руками в мою грудь и откинула голову назад. Она была совершенно недоступна для меня.
— Послушай, Нана, я, правда, не хочу вот так вот… но я должен. Извини, я не знаю, что делать. Я хочу тебя, и мне стыдно.
Она что-то промычала заклеенным ртом и с новой силой отпихнула меня. Она была так прекрасна. Ее взгляд проникал прямо в меня и, казалось, твердил о том, о чем я думал: ты не имеешь права.
— Скорее, — орал Гарри, — засади ей свой дрын до кишок! Она полюбит его!
— Нет, Гарри, я не могу.
— Ясно, — усмехнулся Гарри, — тогда присмотри за 17–м каналом.
Я отошел от Наны и сел рядом с Максоном. Мы сидели бок о бок. Максон что-то бубнил сквозь клейкую ленту. Гарри навис над женщиной.
— Ну, что, тварь, похоже, мне придется оплодотворить тебя.
Нана спрыгнула с кровати и кинулась к двери, но Гарри успел схватить ее за волосы, подтянул ее к себе и наотмашь ударил по лицу. Она отлетела к стене и осела на пол. Гарри снова поднял ее за волосы и еще раз приложился. Тут раздался придушенный рев Максона, он подскочил с кровати и боднул Гарри головой. Но Гарри устоял и срубил Максона резким ударом ребром ладони по шее.
— Спутай-ка герою колени, — бросил мне Гарри.
Я связал Максону ноги и затащил его на кровать.
— Сядь на него, я хочу, чтобы он все видел.
— Послушай, Гарри, — возразил я, — давай убираться отсюда. Чем дольше мы…
— Заткнись! — рявкнул Гарри и закинул блондинку на кровать. На ней оставались лишь трусики, одним движением Гарри сорвал их и бросил в Максона. Тряпица упала ему на ноги. Максон застонал и стал вырываться. Я пригвоздил его ударом в низ живота.
Гарри снял штаны, улыбнулся и освободился от трусов.
— Эй, сука, — обратился он к блондинке, поигрывая своим дрыном, — сейчас я воткну в тебя эту штуковину — и ты почувствуешь, как она будет давить тебе на гланды, и ничего с этим не поделаешь. Это все твое! Я спущу тебе с самую сердцевину!
Гарри перевернул жертву на спину, она продолжала бороться. Он ударил ее снова, крепко. Так крепко, что голова ее запрокинулась. Гарри раскинул совершенные женские ноги, придвинулся и попробовал ввести своего монстра, но наткнулся на сопротивление.
— Расслабься, потаскуха. Я знаю, тебе же хочется. Подними ноги!
Гарри ударил, дважды. Ноги поднялись.
— Вот так уже лучше, подстилка!
Он толкал и толкал, пока наконец не пробился. И вот он заходил вверх и вниз, медленно, с оттяжкой.
Максон жалобно заскулил и затрепыхался. Я снова сунул ему в живот.
Гарри стал наращивал темп. Блондинка застонала, словно от боли.
— Ну, что, нравится тебе такое порево, а? Не правда ли, мой молот лучше, чем пинцет твоего старикана? Чуешь, как он разбухает?
Это было сверх моих сил. Я вскочил, вывалил член и принялся мастурбировать. Гарри уже долбил блондинку с такой скоростью и силой, что ее голова болталась и подпрыгивала из стороны в сторону. Но тут он вдруг шлепнул ее по ягодицам и вынул.
— Я еще не кончил, мэм — тайм-аут, — оповестил Гарри и отошел к Максону.
— Посмотри на размер моего бура! Сейчас я снова запущу его в недра твоей шлюхи и кончу прямо ей в сердцевину, Томми-бой! Теперь ты никогда не сможешь любить свою Нану, не думая обо мне! Моя залупа всегда будет стоять у тебя перед глазами!
Он наставил головку своего вздыбленного члена прямо Максону в лицо.
— А еще я позволю ей облизать его после того, как кончу!
С этими словами Гарри отошел к другой кровати, снова подмял под себя блондинку и с ходу взял бешеный темп.
— Готовься, продажная тварь, я кончаю!
Затем:
— О, черт! Ох, ох, ох!
Обессиленный, Гарри повалился на Нану. Через несколько мгновений он зашевелился, поднялся и посмотрел на меня.
— Не передумал?
— Нет, спасибо, Гарри.
Он засмеялся.
— Посмотри на себя, чухан, ты же колени обтрухал! — гоготал Гарри, одевая штаны. — Ну, ладно, — успокоился он, — замотай ей руки и ноги. Мы сваливаем отсюда.
Я отряхнулся и взялся выполнять его поручение.
— Гарри, а как же насчет денег и побрякушек?
— Возьмем бумажник. Я хочу побыстрее убраться отсюда. Меня бесит это место.
— Гарри, давай пошмонаем и заберем все.
— Нет, — отрезал он, — только бумажник. Проверь его брюки. Бери только деньги.
Я пошарил и нашел бумажник.
— Здесь всего 83 бакса, Гарри.
— Бери и уходим. Я на взводе. Чувствую опасность. Надо смываться.
— Черт, Гарри, что за дела? Мы могли бы неплохо хапнуть!
— Я же сказал: я на взводе. Чую палево. Ты можешь оставаться. Я линяю.
Я последовал за ним вниз по лестнице.
— Теперь этот умник дважды подумает, прежде чем оскорбить кого-нибудь, — обронил напоследок Гарри.
Мы нашли окно, которое подломили, и покинули дом. Пройдя через сад, мы вышли через железные ворота.
— Так, — предупредил Гарри, — идем небрежной походкой, покуриваем, как ни в чем не бывало.
— Что ты так нервничаешь, Гарри?
— Заткнись!
Мы прошли четыре квартала, машина была на месте. Гарри сел за руль, и мы поехали.
— Куда теперь? — спросил я. -
— В театр.
— Что дают?
— «Чулки из черного шелка» с Аннет Хэвен.
Театр находился на Ланкершим. Мы припарковались и вышли. Гарри купил билеты, и мы прошли в холл.
— Попкорн? — поинтересовался я.
— Нет.
— А я хочу.
— Бери.
Гарри подождал меня, и я купил большой пакет пахучей жареной кукурузы. Мы отыскали свободные места и уселись. Нам повезло. Постановка еще только начиналась.
Примечания к рассказам «Ограбление», «Скверная ночь»
Аннет Хэвен Мартин, американская порнозвезда. Родилась в 1943 году в добропорядочной мормонской семье. Издержки строго религиозного воспитания привели к противоположному результату и толкнули ее на своеобразный бунт против окружающей среды. Аннет начала выступать в собственном стриптиз-шоу, а затем снялась в нескольких порнографических фильмах.
Не без ее активного участия полуподпольные порнографические студии со временем превратились в настоящую индустрию секс-развлечений. Аннет Хэвен считается одной из первых звезд и своеобразной «бабушкой» американского порнографического кино, а Всеамериканская Ассоциация фильмов для взрослых в 1977 присудила ей специальную награду за ленту «Приход ангела».
Аллен Стюарт Конигсберг (Вуди Аллен), американский кинорежиссер, актер, сценарист. Родился 1 декабря 1935 года в Бруклине, штат Нью-Йорк. Окончил знаменитый Сити-колледж, после чего некоторое время проучился в Нью-Йоркском университете. Недавно Вуди Аллен признался журналистам: «Если мои фильмы вызвали сочувствие к моей персоне, я понимаю, что хорошо сделал свою работу». Жизнь этого известного режиссера, сценариста и актера и вправду достойна сочувствия. В 16 лет Конигсберг впервые женился на Хэрлен Розен — брак распался через 4 года. К тому времени Аллен уже получал по 6 тыс. долларов в месяц в качестве автора телевизионных гэгов, а в 1965 написал сценарий и сыграл главную роль в фильме «Что нового, пупсик?». Во время съемок он познакомился со своей второй женой — актрисой Луизой Лассер. В 1969 состоялся режиссерский дебют Вуди Аллена — «Хватай и беги». В последующие годы он не только снимал фильмы, но и регулярно появлялся на страницах бульварных газет в окружении постоянно меняющихся жен и любовниц.
В 1980 начался роман Аллена с Миа Фарроу. Вместе они сняли 11 фильмов, взяли на воспитание двух приемных детей — Мозеса и Дайлен, и завели собственного — Сэтчелла.
В 1994 Фарроу обвинила Аллена в совращении Дайлен и своей приемной дочери Сун-Ю Превин (отцом которой считался первый муж актрисы — продюсер Эндрю Превин). Поскольку обе девочки были несовершеннолетними, разразился громкий скандал. Ценой больших усилий Аллен избежал судебного преследования, и в 1997 узаконил свои отношения с Сун-Ю.
Новая супруга родила ему двух дочерей — Бэчет и Манзи Тио. Постепенно Вуди восстановил свое положение в Голливуде, блеснув отличной комедией «Пули над Бродвеем» (1994) и мюзиклом «Каждый скажет — Я люблю тебя» (1998). В последнее время, по собственным словам, у него есть только две «любовницы» — музыка и ностальгия.