— Еще по две для каждого, — объявил я.
Старик молчал до тех пор, пока официант не принес заказ и не удалился.
— Правительство, — сказал он наконец, поднял первую кружку и разом выцедил мутное пойло почти до дна. — Это было правительство.
— Вот как?
— Да, они хотели заполучить секрет. Это могло бы сделать нашу армию самой сильной, почти непобедимой. Меня допрашивали, пробовали пытать, но я ничего не мог им рассказать дельного. Просто я не знал никакого секрета. А тем временем всех участников и свидетелей той игры — три-четыре сотни человек — тоже прорабатывали, я не знаю, как это повлияло на их жизни, но думаю, что они будут помнить об этом до самой могилы.
Я прикончил одну порцию и сказал:
— Знаешь, старик, убедительно ты сказки рассказываешь. Я почти верю тебе.
— Ты не обязан верить. Просто ты сказал, что хочешь летать, а я выпил прилично, и вот вспомнилось.
— Все правильно, — согласился я. — Но знаешь, я действительно хочу летать.
— Я могу научить, — сказал старик, подаваясь ко мне поближе, — я все же вычислил, как это происходит.
— Послушай, — насторожился я, — сразу предупреждаю: я не собираюсь за это платить.
— Даром.
— Идет. Учи.
Он посмотрел на меня через кружку, наполненную зеленоватой гнилухой.
— Перво-наперво: ты должен верить.
— Это непросто.
— Не всегда. Теперь следующее: когда ты будешь готов полететь — ты полетишь. Следи за моими руками. Делай, как я.
— Так?
— Так. Теперь — вдох, и закати глаза, будто ты хочешь увидеть свой затылок. Теперь думай о самом плохом, что с тобой случалось по жизни.
— Много чего было.
— Знаю, но выбери наихудшее.
— Хорошо, я выбрал.
— Теперь скажи СОЛЬЦЗИММЕР — и ты полетишь!
— СОЛЬЦЗИММЕР, — выговорил я и остался на месте.
— Эй, старый, ничего не получилось.
— Получится. Нужно выждать некоторое время и тренироваться.
— Слышь, старик, как тебя зовут?
— Бенни.
— Ну что ж, Бенни, я — Хэнк. И вот что я хочу тебе сказать, Бенни: никто так классно не вешал мне лапшу на уши, как ты. Или ты на самом деле псих, или лучший изо всех пиздоболов, каких только я встречал.
— Приятно было познакомиться с тобой, Хэнк, но я должен идти. Я работаю водителем автобуса, год до пенсии, и в 6:30 утра мне на маршрут. И так засиделся.
— Лу меня нет работы, Бенни, но я решил продолжить пить дома. Так что я иду с тобой.
Действительно, было уже довольно поздно, светила полная луна, опускался туман. Проститутки подавали знаки из припаркованных машин, зазывали в переулки. Я обитал в доме, что находился прямо за углом. Куда направлялся Бенни, я понятия не имел. Но не успели мы добраться до угла, как нам навстречу из тумана вышел здоровенный коп. Его только нам и не хватало. Похоже, что он-то как раз был рад встрече с нами.
— По-моему, вы перебрали, ребята, — заявил он. — Я думаю, вам лучше пройти со мной. Что скажете?
— СОЛЬЦЗИММЕР, — проговорил Бенни и стал подниматься.
Плавно проплыв перед копом, он продолжил подниматься, затем перемахнул здание «Бэнк оф Америка» и исчез.
— Ебаный в рот! — прошептал коп. — Ты видел?
— СОЛЬЦЗИММЕР, — сказал я.
Ничего не произошло.
— Эй, послушай, — теребил меня коп, — ты же был с этим парнем, да?
— СОЛЬЦЗИММЕР! — повторил я.
— Ясно, — таращился на меня коп. — Только что этот Сользимер улетел. Ты видел?
— Ничего я не видел.
— Ладно, кто ты такой?
— СОЛЬЦЗИММЕР!
И тут началось. Я почувствовал, что поднимаюсь, ПОДНИМАЮСЬ!
— Эй! Стой! Назад! — орал коп.
Я продолжал воспарять, и это было здорово. Я поднялся над «Бэнк оф Америка». Все-таки старик не врал, хотя и глаза у него были в кучу. Стало прохладно, но я продолжал полет. Когда я расскажу ребятам об этой ночи, о том, что случилось со мной, они ни за что не поверят. Пиздеж чистой воды. Я выполнил левый разворот и закружил над автострадой, испытывая возможности управления полетом. Выяснил, что маневренность низкая, разгон вялый, но в основном я был доволен жизнью.
Не у дел
Мэнни Хьюман пришел в шоу-бизнес, когда ему было шестнадцать. Сорок лет варки в этом котле не сломали его. Он работал в одной из гостиных отеля «Сансет». В маленькой гостиной. Он, Мэнни, был комиком. Вегас теперь уже не был тем, чем был раньше. Все деньги уплывали в Атлантик-сити, где появлялись новые имена, свежие идеи. Да, к тому же, еще эта хренова рецессия.
— Рецессия, — говорил Мэнни, — это когда твоя жена убегает с другим. А депрессия — это когда этот другой возвращает ее обратно. Кто-то вернул и мою. Кстати, есть такая штука — смех, и когда я обнаружу его, я дам вам знать…
Мэнни сидел в своей гримерной и приговаривал пинту водки. Он разглядывал свое отражение в зеркале: волосы почти проиграли битву с лысиной, нос кривой, печальные темные глаза…
«Черт, — думал Мэнни, — тут любой бы пупок надорвал. Ты понимаешь, что опускаешься, но вынужден продолжать в том же духе».
В дверь тихонько постучали.
— Входите, — отозвался Мэнни, — правда, здесь кроме пустоты и протухшего еврейского овоща никого нет…
Вошел Джо. Джо Сильвер. Он занимался ангажементом актеров для отеля. Джо взял стул, повернул его и сел, облокотившись на спинку стула. Джо сидел и смотрел на Мэнни. Сколько помнил себя Мэнни, Джо занимался ангажементом. Они были похожи, правда, Джо не выглядел таким бедным, как Мэнни. Глубоко вздохнув, Джо выпрямился и потер тыльную сторону шеи.
— Мэнни, твои шутки стали чересчур горькими. Может, ты слишком долго варишься в деле, и это обернулось против тебя. Ведь я помню времена, когда ты был смешным. Ты заставлял людей кататься по полу от смеха. Ты даже мог рассмешить огромную толпу. И это было не так давно…
— Вот как? — усмехнулся Мэнни. — Ты имеешь в виду прошлую ночь, Джо?
— Я имею в виду прошлый год. То есть, я не помню, когда точно…
— Да кончай, Джо. Не так все плохо, — отмахнулся Мэнни, продолжая разглядывать себя в зеркале.
— В гостиной почти никого нет, Мэнни. Ты их не привлекаешь. Твои шутки такие плоские, что их можно под дверь просовывать.
— Какие двери, такие и шутки.
— У нас двери-вертушки, Мэнни. Они закручивают тебя внутрь, но если ты не успеваешь выскочить, то выбрасывают обратно на улицу…
Мэнни повернулся и посмотрел на Джо.
— О чем это ты тут толкуешь, Джо? Я один из величайших комиков! В доказательство я могу показать вырезки из газет: «Величайший комик нашего времени». Ты прекрасно знаешь это!
— То было время застоя, Мэнни. Сейчас — другое! Мы должны собирать публику. А что у нас? Я могу выйти на сцену, бросить в зал горсть рису — и ни в кого не попасть!
— А может быть, людям не нравится, когда в них швыряют рисом, Джо. Может быть, они любят варить рис…
Джо покачал головой.
— Мэнни, ты на сцене выглядишь, как обозленный старик. Люди и без тебя знают, что мир — говно. Они хотят забыть об этом.
Мэнни глотнул водки.
— Ты прав, Джо. Я не знаю, что со мной такое. Понимаешь, опять наступают смутные времена в стране. Просто как в тридцатые. Я выхожу на сцену и смотрю, как эти свиньи жрут, пьют, они же все тупорылые. Понимаешь, у них мозги заплыли жиром. Откуда у них такие деньги? Я не понимаю этого, Джо.
Джо положил руку на плечо Мэнни.
— Послушай, не бери в голову. Это не твоя работа — что-то менять. Ты должен смешить до усрачки.
— Да я знаю…
— У нас двери-вертушки, Мэнни. Они закручивают тебя внутрь, но если ты не успеваешь выскочить, то выбрасывают обратно на улицу…
— Мэнни, как человек ты мне симпатичен… Ты транжиришь свои деньги на рулетку и баб, но меня это не касается. У каждого своя отдушина. Меня не волнует твоя водка… до тех пор, пока ты исполняешь свои обязанности. Но Эй-Джи сказал мне, если за столиками не прибавится народу, я потеряю свою работу. Ты не смешишь их, Мэнни! А это уже касается моей личной задницы! И мне уже тоже не смешно. Я уже подумываю, а не пригласить ли мне этого сосунка, Бенни Блю. Он не только может трепаться, но еще откалывает похабные фокусы с дутыми гондонами.
— Этот щенок — низкопробная подделка, Джо. Ты слышал, что он отмочил на днях? Нанюхался коки и обоссал горничную. Потом дал ей пять баксов и велел прийти вечером, чтобы повторить на бис!
— Слышал. Но на сцене он хорош. А меня только это должно волновать!
— Я коку не потребляю, Джо.
— Да мне плевать, что ты потребляешь! Меня волнует то, что ты делаешь! Твое имя на афишах у входа — а за столиками никого нет!
— Блядь! Ты что, не слышал? Это рецессия, Джо!
— И умоляю, Мэнни, хватит этих шуток про рецессию! Ты утомляешь людей! Они приходят посмеяться! И если они не возвращаются, значит, что-то не так, Мэнни!
Мэнни приложился к бутылке, потом повернулся и посмотрел Джо в лицо.
— Знаешь, что я хочу тебе сказать. Посмотри на свой кордебалет. Ты держишь одних и тех же телок в одних и тех же костюмах по три-четыре сезона! У них уже сиськи висят до колен, а жопы выросли больше, чем наш национальный долг! Она… они все прожженные бляди! «Лебеди», блядь! Назови их «Лишайные вороны»! Никто не хочет смотреть, как кучка больных проституток в такт дергают ногами!
— Мы не можем заказать новые костюмы, Мэнни. Ты знаешь, сколько это стоит?
— Ну, тогда хотя бы обнови старые.
— Мэнни, костюмы — это не проблема. Ты — наша проблема. Или ты работаешь, или уходишь. Я приглашу Бенни Блю с его ебаными «Пузырями».
— Работаешь? Что значит — работаешь?
— Не цепляйся к словам. Я хочу, чтобы ты взбодрился и выбрался из мрака. И знай: я не могу подставлять свою жопу, защищая твою.
— Спасибо, Джо.
— Надеюсь, ты в курсе, у Джины рак груди. Меня заебали больничные счета.
— Я в курсе…
Мэнни протянул Джо бутылку.
— Глотни водки.
— Спасибо…
Джо отхлебнул.
— Слушай, Мэнни, ну, а как ты вчера метнул кости?
— Ты не поверишь, я срубил полторы косых.
— Здорово! Только знаешь, Мэнни…
— Да?
— Придержи их у себя в кармане.
Джо встал и направился к двери.
— Эх-ма, думал, ногу подвернул, а оказалось — обе переломал, да еще ключицу в придачу, — проворчал Джо.
— Как насчет малоберцовой кости?
— Можно, до кучи.
Мэнни остался один на один со своим отражением в зеркале и сосредоточился на пинте водки. Со сцены доносился мужской голос, распевавший сопливо-сентиментальную любовную балладу. Вот таким пидорам никогда не отказывают, думал Мэнни. Бабам нравится их блеянье, мужики их терпят, потому что считают себя лучше. Этого певца Мэнни знал. Выкидыш из колледжа Пасадены с бакенбардами до самых мудей. Этот пидор потреблял ванильный эль и развлекался на игорных автоматах вместе со своими бабушками. Шику в нем было не больше, чем в кошачьей жопе.
В дверь снова постучали.
— Твой выход, Мэнни…
Мэнни основательно приложился к бутылке, посмотрел в зеркало и высунул язык. Язык был серый с белым налетом. Мэнии сплюнул.
На сцене стояла жара, горел яркий свет. Мэнни обвел взглядом гостиную. За столиками сидело пять или шесть пар. А всего было 26 столов. Посетители выглядели слишком угрюмыми. Между собой они не разговаривали и практически не двигались. Только поднимали и опускали свои стаканы, да заказывали еще выпить.
Ну что ж, приветствую вас… друзья мои, — начал Мэнни. — Вы знаете, в принципе, между мной и Джонни Карсоном большой разницы нет. Просто Джонни каждый вечер одевает новый костюм. Дважды в одном костюме вы его не увидите. Интересно, что он делает со всеми этими костюмами? Одно я могу сказать наверняка: он не отдает их Эду Макмахону…
Мэнни основательно приложился к бутылке, посмотрел в зеркало и высунул язык. Язык был серый с белым налетом. Мэнни сплюнул.
Тишина.
— Макмахон слишком высокого мнения о себе, чтобы влезть в штаны Карсона. Знаете об этом? Похоже, знаете. Да, это не очень смешно. Но я люблю не спеша подводить слушателей к пониманию моего юмора, можно сказать, подкрадываться…
— Будем надеяться, к рассвету ты подползешь! — выкрикнул здоровенный пьяный жлобина с заднего столика.
Мэнни вгляделся в темноту гостиной, откуда последовала реплика.
— А, я вижу тебя, мой язвительный друг. Трудно не заметить такой громадный пердак! Слушай, если тебе в заднее сопло вбить статую королевы Марии, то там еще останется место для Восточного плаца.
— Ты, урод безмозглый! — заорал в ответ пьяный верзила. — Не умеешь языком трепать, так, может, хоть чечетку сбацаешь?
— Я… — начал было Мэнии.
— Или вообще испарись лучше! — выкрикнули с другого столика.
Мэнни подождал, пока они угомонятся.
— Я вас понимаю, вы в задрочке, ваши бабы спят с арабами, а вам пришлось продать свои «фольксвагены», чтобы рассчитаться по закладной, но я хочу рассмешить вас, несмотря ни на что.
— Так давай, смеши, хуесос жидовский! — выкрикнул верзила.
— Благодарю за напоминание, — едва слышно проговорил Мэнни. — Если вы закончили ерошить лобки ваших соседок, я, пожалуй, начну свое выступление.
— Поторопись. Уже светает!
— Окей. Слышали про солдата-сверхсрочника, который заказал себе по почте черную шлюху?
— Слыхали такое!
— А про большой сюрприз от Нэнси для президента Рейгана?
— Прошлой ночью рассказывал!
— Так ты и вчера здесь был?
— Был.
— Значит, ты такой же кретин, как и я. Только есть небольшая разница — мне за это платят.
— Я и завтра приду, но если ты все еще будешь здесь, тогда уже мне должны будут заплатить!
Раздались аплодисменты. Мэнни выдержал паузу.
— Ты, жидовская морда, это не смешно! Никто не может так разговаривать с моей женщиной!
— Знаете, что рознит вас с трупами на кладбище? Они лежат, а вы — сидите, — сказал он почти нежно.
— А знаешь, в чем разница между кладбищем и твоим представлением? Там за вход платить не надо!
Cмех. Мэнни проигнорировал.
— Откуда вы такие взялись? Из матки или, может, из чего-нибудь более странного?
— Мы-то из матки! А вот ты откуда вывалился?
Мэнни вытащил из стойки микрофон и уселся на край сцены, свесив ноги вниз. Вытянув из кармана бутылку с остатками водки; он осушил ее и отбросил в сторону.
— Народ, а вы мне нравитесь. В вас говна больше, чем во всех сортирах мира. Знаете, раньше я выступал с Ленни Брюсом.
— То-то он кони двинул от передозировки!
— А вы, милые дамы? Откуда вы такие взялись? У меня такое ощущение, что вас привезли из Музея восковых фигур. Слушайте, вам не нужны свечки для ваших слипшихся дырок?
— Ты, жидовская морда, это не смешно! Никто не может так разговаривать с моей женщиной!
Это был пьяный верзила. Он стал подниматься из-за стола. Его размеры потрясали. Словно приливная волна, гора плоти ринулась на Мэнни. Комик оцепенел.
Прожектора на сцене замигали. Грянул оркестр. На сцену с топотом высыпали девочки из кордебалета. Замелькали толстые ляжки и обвисшие груди.
Когда верзила был уже совсем близко, Мэнни вдруг очнулся и пнул его по яйцам. Здоровяк громко крякнул, присел, но не упал. Мэнни вскочил и попытался ретироваться, но верзила успел схватить его за штанину. Мэнни пластом грохнулся на сцену. Верзила подтянул его к себе, схватил за шиворот, поднял над головой и швырнул на пустующий столик возле сцены, как раз в то время, когда в гостиной появились охранники отеля. Оркестр продолжал играть. Девицы задирали ноги так высоко, как только могли.
Немногим раньше в гостиной появился Бенни Блю. Он стоял в глубине у входа. Бенни всегда носил с собой свой реквизит. Он достал его и стал приводить в рабочее состояние. Довольно быстро он надул здоровенный член с висящими яйцами.
На эстраде зажглась новая звезда.
…но верзила успел схватить его за штанину. Мэнни пластом грохнулся на сцену.
Примечания к рассказу «Не у дел»
Джонни Карсон, американский комик. Родился 25 октября 1925 года в Корнинге, штат Айова. В 1943–1946 служил в армии на Тихом океане. Во время учебы в университете Небраски писал сценарии программ для студенческого радио. Затем создал шоу «Погребок Карсона», с которым выступал в Лас-Вегасе и Лос-Анфкепесе. Начиная с 1962 вместе с Эди Макмахоном вел ежевечернюю развлекательную программу на Эн-Би-Си. О значимости и тематике юмористических монологов Карсона можно судить по названию одного из них — «Великая нехватка туалетной бумаги», после которого количество продаваемой туалетной бумаги в 1973 выросло в несколько раз. Для миллионов американцев Джонни Карсон был «последним человеком, которого они видели, отходя ко сну», а потому его уход с телевидения в 1993 многие расценили как «невосполнимую потерю». В настоящее время вместе со своей четвертой женой Алексис Маас Карсон живет в городе Норфолке, штат Небраска.
Эд Макмахон, американский комик. Родился 6 марта 1923 года в Детройте. Окончил Католический университет в Вашингтоне. Во время Второй мировой и Корейской войн служил в ВВС США на Тихом океане.
После демобилизации Макмахон начал карьеру на телевидении. В 1959–1962 он составил дуэт Джонни Карсону в юмористическом шоу «Кому вы верите?», а затем вместе с ним перешел на Эн-Би-Си, где стал со-ведущим ежевечерней развлекательной программы. Дважды Макмахон появлялся на «большом экране» — в драме «Происшествие» (1967) и в комедии «Забавные приключения Дика и Джейн» (1977). Также он играл роли в сериалах и был ведущим нескольких игровых теле-шоу.
Макмахон был дважды женат и имеет пятерых детей. После «отставки» Карсона он постепенно поменял свой «телевизионный имидж» и в последние годы выступал в качестве ведущего утренних образовательных программ, предназначенных для семейного просмотра.
Нэнси Роббинс родилась в 1923 году в Нью-Йорке в семье торговца машинами и театральной актрисы. Окончив колледж и некоторое время проработав в универмаге, Нэнси решила покорить экран и бродвейскую сцену. Стараниями своего «покровителя» вице-президента «Метро-Голдвин-Мейер» Б. Таи, актриса сыграла несколько проходных ролей, однако так и не смогла выбиться в звезды. По признанию самого Б. Таи, «она была привлекательной женщиной, но не красавицей. Милая, хорошо воспитанная девушка».
В 1951 в сети этой «милой девушки» попал тогдашний председатель профсоюза актеров Рональд Рейган (род. в 1913) — стареющий кумир экрана и начинающий перспективный политик. 4 марта 1952 года они обвенчались, причем для Рейгана это был второй брак (в 1940–1948 он был женат на известной актрисе Джейн Вайман).
Дальнейшая политическая карьера Рейгана шла по нарастающей, и в 1980 он победил на выборах президента США в качестве кандидата от Республиканской партии. Супруга была для него постоянной опорой и своеобразной «музой» — недаром актер Д. Стьюет однажды сказал, что «если бы Ронни в свое время женился не на Джейн Вайман, а на Нэнси, то он бы уж точно получил „Оскара“. Об этом она позаботилась бы». Между тем, «Оскар» достался Джейн Вайман, а Нэнси получила мужа-президента и титул «первой леди».
Период президентства Рейгана (1981–1989) был удачен — как для экономики США, так и для американской внешней политики. Между тем, большинство наблюдателей сходились на том, что почти все решения глава государства принимает не самостоятельно, а лишь после консультаций с супругой.
С 1989 чета Рейганов проживает в Лос-Анджелесе в фешенебельной части города Бель-Эр. В настоящее время у экс-президента прогрессирует старческое слабоумие: он практически потерял память и перестал узнавать окружающих.
Ленни Брюс — сценический псевдоним Леонарда Альфреда Шнейдера. Родился 13 октября 1923 года в Нью-Йорке. Вырос в полубогемной среде: его мать Салли Марр была известной танцовщицей чарльстона и неоднократно выигрывала танцевальные турниры.
Уже в юности Ленни баловался наркотиками, а в 1948 впервые выступил с собственной юмористической программой на сцене одного из нью-йорских клубов. Впрочем, произносимые им монологи были не столько юмористическими, сколько сатирическими, и задевали многих весьма влиятельных политиков и общественных деятелей. Американская молодежь сделала его своим кумиром, зато «большой зуб» на артиста имели президент Дуайт Эйзенхауэр и вице-президент Ричард Никсон. Что касается главы американской католической церкви кардинала Спеллмэна, то он его просто ненавидел.
Сам Ленни, не стесняясь, называл вещи своими именами, используя при этом самые крепкие выражения. Известны его слова: «Я не комик и не больной. Это мир болен, а я его врач. Я хирург, мой скальпель направлен на фальшивые ценности. Я не действую. Я только говорю. Я Ленни Брюс».
Бурный брак артиста со стриптизершей Хонни Харлоу закончился не менее бурным разводом и усугубил тягу Ленни к наркотикам. Несколько раз он арестовывался за хранение зелья, но благодаря протестам общественности отделывался символическими наказаниями. В последний раз Брюс появился на сцене в Сан-Франциско 26 июня 1966 года, а 3 августа того же года он скончался на своей голливудской вилле от передозировки наркотиков. Впрочем, существуют версии, будто знаменитый комик покончил жизнь самоубийством или даже был устранен по приказу властей. В 1974 кинорежиссер Боб Фосс снял о комике художественный фильм «Ленни» с Дастином Хофманом в главной роли.