— Это не в моей компетенции, гражданин. Ну что, протокол будем составлять?
— Составляйте, — махнул рукой Корчак. — Все равно ни на что больше не годитесь.
Он был вне себя от гнева и не сразу вспомнил про семью. Его словно ледяной водой окатили. Он позвонил Эльзе и, когда она ответила, спросил, как дела дома. Его притворно-безразличный тон не ввел ее в заблуждение.
— Что случилось? — спросила она. — Прямо говори, Игнат. Помни, что это не только тебя касается. Всех нас. И не смей держать меня в неведении. Это нечестно.
— Клуб разгромили, — неохотно признался Корчак. — Тот, что на набережной, новый совсем.
— Как это разгромили? — не поняла Эльза. — Зачем?
— Чтобы теперь подъехать ко мне на кривой козе и предложить защиту от хулиганов. Гангстерская классика. Предложение, от которого нельзя отказаться.
— И что ты собираешься делать?
— Позвоню Льву. Опять придется подключать его.
— Ты уверен? Может, безопаснее платить им, чем…
— Не смей! — вскричал Корчак таким страшным голосом, что все, кто находился в пределах слышимости, повернулись в его сторону. — Не смей мне предлагать сделки с бандитами! Эти мрази потому и терроризируют нас, что им не дают отпора. Не дождутся от меня!
— Игнат!
Эльза окликнула его тихо, но он услышал.
— Что?
— Подумай о детях, — сказала она. — Поступай, как сочтешь нужным. На меня можешь не оглядываться. Но не забывай о малышах. Это все, о чем я тебя прошу.
— Конечно, — произнес Корчак. — Спасибо, Эльза.
— За что?
— За то, что ты есть. Этого достаточно. До встречи. Будь умницей. И поосторожней там.
— Не волнуйся. Все хорошо.
Не пряча телефон, Корчак перезвонил Левченко.
— Пришел мой черед, — сухо произнес он. — Теперь за меня взялись.
Последовала пауза.
— Хочешь сказать… — начал Левченко.
— Уже сказал. — Корчак вдруг почувствовал неимоверную усталость.
Он понял, что все бесполезно. Уготованного ему не миновать, что ни делай, как ни старайся. Хоть сдавайся, хоть сражайся, конец все равно один. Мысль была холодная и острая, как клинок, пронзивший сердце. Неожиданно для себя Корчак понял, что готов опустить руки, но все же заставил себя выпрямиться и продолжил слушать голос в трубке.
Левченко бушевал. Он потребовал передать трубку лейтенанту, пообещав заставить того сожрать собственные погоны.
— При чем тут этот мальчишка? — вздохнул Корчак. — Звонки дежурному по городу поступали. А он, вместо того чтобы волкодавов прислать, патрульную машину сюда направил…
— С дежурным разберусь особо, — пообещал Левченко. — Ты когда приедешь?
— Зачем мне приезжать, Лев?
— Как это зачем? А заявление кто писать будет? Не могу же я вот так, с бухты-барахты, дело завести.
— Я лейтенанту передам заявление, — решил Корчак. — Тут дел невпроворот. Мамаево побоище.
— Пиши ему, — согласился Левченко. — На мою фамилию. И поосторожнее. Охрану приставить к тебе?
— Обойдусь пока.
— Напрасно отказываешься, Игнат. По закону жанра бандиты теперь к тебе обратятся. Рэкет называется. Следуя всем правилам наезда, они появятся, чтобы крышу предложить. Лучше подстраховаться. Чтобы впредь эксцессов не было.
— Не будет, Лев.
Левченко понизил голос, чтобы спросить:
— Значит, ты решил согласиться на их условия? Между нами говоря, это правильно. Пусть думают, что обломали тебя. Месяц-другой будешь платить им, а там возьмем на чем-нибудь с поличным. Недолго веревочке виться. Повяжем сволочей, помяни мое слово.
— Надеюсь, — произнес Корчак отсутствующим тоном. — Одного в толк не возьму…
— Что же тебе непонятно? — спросил Левченко.
— Обычно рэкетиры сперва по-хорошему пытаются договориться. А эти как с цепи сорвались. Почему? Словно зуб на меня имеют. А я не помню, чтобы я «вальтеровцам» дорогу переходил.
— Все просто, Игнат. Бандиты, прежде чем действовать, будущую жертву тщательно изучают. Характер, привычки, слабые места. Поняли, что миром с тобой не получится, вот и пошли войной.
— Хотят войну — значит, получат, — пробормотал Корчак.
— Погоди, ты же вроде не собирался?! — заволновался Левченко.
— Зато ты собирался. Кто бандитов повязать собрался?
— А! Вот ты о чем. — Левченко облегченно рассмеялся. — От сердца отлегло, Игнат. Я уж решил, что ты, как обычно, буром решил переть.
— Жизнь меня переучила, — вздохнул Корчак. — Гибкость и предусмотрительность — вот что сегодня актуально.
— Рад слышать. Молодец.
Они поговорили еще немного насчет заявления и попрощались. Корчак отдал необходимые распоряжения, пообщался некоторое время с полицейским и отправился в офис. Там он до позднего вечера обзванивал лучших охранников и тренеров, работавших на него. На следующее утро они собрались в кабинете Корчака. Добровольцев набралось шестеро. Он решил, что этого должно хватить, и объяснил задачу. Никто не струсил и не стал искать повода для отказа. Корчак выплатил «гвардейцам» по тысяче долларов премиальных и пообещал добавить столько же по завершении операции. От денег тоже никто не отказался. Добровольцы понимали, что платят им не за красивые глаза и не за благородные порывы. Они шли на риск и осознавали это.
Больше всех рисковал Корчак, что было совершенно справедливо, так как бизнес принадлежал ему и львиную долю прибыли получал тоже он. Тем не менее парней, вызвавшихся помочь, он запомнил и взял на заметку, чтобы продвигать по мере возможности.
Бандиты объявились на следующий день. Это произошло на перекрестке улиц Островского и Кошевого, прямо напротив налоговой инспекции, куда Корчак заглянул по делам. Когда он возвращался к машине, там его ждал приветливый молодой человек в крохотной кепке с помпоном. Корчак не дослушал его юридически выверенной речи, которая сводилась к тому, что за все в этой жизни нужно платить, а послал подальше, пообещав в другой раз отвинтить переговорщику голову вместе с кепкой и приладить на то же место отвинченный у него же зад.
— В принципе, разницы никто не заметит, — сказал он. — По виду и запаху будет одно и то же.
Понятное дело, это было сильное преувеличение, даже где-то гротеск, но обладатель кепчонки здорово разобиделся и посыпал угрозами. Корчак бросил взгляд по сторонам. В таком оживленном месте, несомненно, должны были быть установлены камеры наблюдения, и совершать противоправные действия в подобных условиях было бы полным безрассудством.
— Кажется, я погорячился, — сказал Корчак. — Дело в том, что…
Он поманил переговорщика пальцем, призывая того приблизиться, как будто намереваясь сказать нечто столь важное, что вынужден перейти на шепот. Трюк сработал. Прикрытый фигурой собеседника, Корчак нанес ему короткий выверенный удар коленом в пах и придержал, не позволяя скрючиться. Со стороны это должно было походить на дружеское объятие.
— Дело в том, — закончил Корчак недосказанную тираду, — что я не стану марать руки о твою поганую задницу. Так что на месте оторванной головы у тебя вообще ничего не останется. Совсем. Придется тебя хоронить с кепкой в руке. Нравится тебе такая идея? Нет? Тогда проваливай.
Корчак похлопал молодого человека по плечу. Тот заставил себя полностью выпрямиться и, оскалившись, предупредил:
— Ну, крендель… Теперь жди… Прилетит…
— Добавки? — участливо осведомился Корчак.
Обладатель кепки отвернулся и, слегка приволакивая ноги, пошел к своей машине. Цель, которой добивался Корчак, была достигнута. Он хотел разозлить бандитов, и это у него получилось. Теперь оставалось только ждать. И Корчак не думал, что ожидание это будет слишком долгим.
Глава 8. Тактика ближнего боя
На ужин Эльза приготовила стейки лосося с рисом и замечательный салат из капустных листьев с огурцами и оливковым маслом. Но вкус пищи воспринимался Корчаком смутно, как бывает при сильной простуде. Причиной тому были не просто испытующие, а прямо-таки сверлящие взгляды, какие время от времени бросала на него жена. От этого некуда было деться, как невозможно укрыться от глаз портрета, висящего на стене. Сколько бы Корчак ни притворялся, что ничего не замечает, он наконец не выдержал.
— Что, Эльза? — спросил он. — Почему ты на меня так смотришь?
— Жду, — коротко объяснила она. — Дети, вы закончили? Тогда отправляйтесь к себе. Я позову вас, когда разрежу пирог.
— Разрежь сейчас, мама, — попыталась схитрить Иванна.
— Он должен остыть сначала, — возразила Эльза.
— Боюсь, он будет совсем холодный, когда мы вернемся, — заявил Иван. — У вас серьезный разговор будет, да?
Дети очень не любили таких «серьезных» разговоров. Это означало, что папа и мама будут обращаться друг к другу подчеркнуто вежливым тоном и понижать голос, давая возможность поочередно высказаться, но ощущение от этой вежливости и предупредительности было не самое приятное. Хотелось одеться потеплее, как будто в доме отключили отопление и сквозняки начали ползти из всех щелей.
— У нас будет недолгий разговор, — заверила Эльза младшее поколение, особо выделив слово «недолгий». — Чем раньше вы уйдете, тем скорее мы сядем есть пирог.
— Чего ты ждешь? — спросил Корчак, когда они остались одни.
— Когда ты мне все расскажешь, — пояснила Эльза.
— Что, по-твоему, я должен рассказать?
— То, что ты задумал, Игнат.
— С чего ты взяла, Эльза, что я что-то задумал?
Она пожала плечами:
— Это очевидно. Во-первых, ты начал вилять, вместо того чтобы сразу ответить прямо. Во-вторых, у тебя выражение лица характерное. Как будто ты с высоты прыгать собрался. Знаю я это выражение, Игнат.
Корчак подавил искушение быть с женой искренним, как и привык это делать. Он точно знал, что она не одобрит его план и будет выступать против, а он намеревался довести задуманное до конца. Хуже нет, чем останавливаться, дойдя до середины. Уж лучше продолжать двигаться вперед, чем поворачивать назад.
— У меня неприятности, — коротко ответил Корчак. — Чисто деловые. Я справлюсь. Сам.