Корчак погнал машину за город, раз за разом набирая номер жены, пока она наконец не ответила.
— Можешь радоваться, — сказал он. — Я возвращаюсь. У меня ничего нет. Сегодня я потерял все.
— У тебя есть мы, — напомнила Эльза.
— Да, — согласился он. — У меня есть вы. А у вас есть я. Будущий хозяин кофейни где-нибудь в Праге, Юрмале или Львове. Или, может, замахнуться на целую мясную лавку, а?
Корчак засмеялся, и смех его перешел в лающий кашель. Его морозило.
— Кажется, я простыл, — сообщил он.
Сглотнуть не удалось. Горло саднило, все кости ломило, как будто по нему проехали катком. Добравшись до лесничества, Корчак подумал, что хорошо бы поправить здоровье горячим глинтвейном, но сил возвращаться в город не было. На ватных ногах он вошел в дом и сказал, что хочет лечь спать пораньше. Должно быть, вид у него был неважный и даже страшный, потому что Иванка едва не расплакалась, но Корчак не стал ее успокаивать. Рухнул на расстеленный Эльзой матрас и забылся глубоким сном.
Глава 11. Болен — лечись, а здоров — берегись
Приехавшие родители в дом почему-то не шли, торчали во дворе, лишь изредка заглядывая в окна коттеджа. Лиц их Корчак не видел — только силуэты, прижимающиеся к стеклу. Это его раздражало. Он просил Эльзу сказать им, чтобы они уехали, но она ограничивалась тем, что нашептывала успокаивающие слова, давала пить и укутывала его, когда ему становилось невыносимо холодно. Тогда Игнату стало окончательно ясно: от него скрывают правду. Вокруг дома ходят вовсе не родители, а бандиты, добравшиеся до него и здесь.
Корчак хотел встать, чтобы прогнать их, но Эльза не позволила, удержав его на матрасе.
— Лежи, лежи, — приговаривала она. — Все хорошо. Я с тобой.
— Я хочу, чтобы они убрались отсюда! — твердил он, пытаясь вырваться.
Простыня и подушка под ним были мокрые, как будто их только что вытащили из стирки, лишь слегка покрутив в центрифуге.
— Что он говорит? — спросила проснувшаяся Иванка.
— Ничего, ничего, — ответила Эльза. — Спи, малышка. У папы жар. Это пройдет.
Чтобы не беспокоить детей, Корчак затих и притворился спящим. Это сработало. Очень скоро Иванна уронила голову на подушку, а за ней погрузилась в сон и Эльза. Тогда он бесшумно поднялся, взял каминную кочергу и вышел наружу. Ночь была светлая, но бандитов нигде не было видно. Корчак пошел вокруг дома, проваливаясь в снег по колено. Идти было не холодно, но очень трудно. Чтобы выдергивать ноги из сугробов, приходилось поочередно приподнимать их руками, иначе не получалось.
Когда Корчак оказался позади коттеджа, где складывали мороженые туши подстреленных зверей и птиц, его словно ледяной молнией пронзила догадка! Пока он бродит здесь по снегу, бандиты, воспользовавшись его отсутствием, проникли внутрь и успели добраться до его семьи. Ужас, охвативший Корчака, был столь велик, что он окончательно утратил способность переставлять ноги. Даже с помощью рук ему удавалось плестись еле-еле, тогда как следовало бы бежать, чтобы спасать детей и жену. Корчак заплакал, закричал, но все это, разумеется, не помогло. Так и стоял он столбом, понимая, что уже никогда не увидит своих любимых.
— Игнат, Игнат! — прошептала Эльза. — Перевернись на бок, пожалуйста. Не нужно тебе… Ты опять кричишь. Вот, попей и спи. Все в порядке. Смотри, я с тобой.
В следующий раз он проснулся, когда в комнате было уже не темно, а сумеречно. Несмотря на рассветный час, дети не спали, а тихонько возились в углу, переговариваясь шепотом.
— Где мама? — спросил Корчак хрипло.
— В супермаркет поехала, — подбежав к нему, ответила Иванна.
— За продуктами и лекарствами, — уточнил Иван, очутившись рядом мгновением позже.
— Почему так рано?
— Рано? — не поняли дети.
— Сейчас ведь утро? — спросил Корчак.
— Нет, папа. Вечер.
— Долго я спал…
— Очень долго, — подтвердил Иван. — Мама уже беспокоиться начала. Она все время рядом с тобой сидела. А потом сказала, что если сейчас не съездит в магазин, то ночь настанет.
— Я уже здесь! — крикнула Эльза, протискиваясь в комнату с ворохом шуршащих пакетов. — Как папа? Игнат, как ты себя чувствуешь?
— Как будто меня пропустили сквозь мясорубку, а котлету слепить забыли, — простонал он.
— Сейчас покормлю тебя — и придешь в норму. Жаль, бульон варить некогда. Придется растворимый готовить. Но зато зелень свежая. В зелени сила.
— Я искупаться хочу, — капризно произнес Корчак. — Набери мне ванну.
— Исключено, — отрезала Эльза, продолжая разбирать покупки с помощью Иванны. — Купание в твоем состоянии противопоказано. Категорически.
— Я весь мокрый, — пожаловался он.
— Я тебя оботру.
— Ладно, — согласился Корчак. — В туалет-то сходить можно?
— Можно, — разрешила Эльза. — Только осторожно.
— У тебя стишок получился, мамочка! — обрадовалась Иванна.
— Мама у нас поэтическая натура, — пробормотал Корчак и поплелся в ванную комнату, переставляя ноги таким образом, как будто передвигался на лыжах.
Из-за высокой температуры бóльшая часть выпитой жидкости испарилась из его организма, но того, что сохранилось в мочевом пузыре, хватило на две минуты, а то и больше. Облегчившись, Корчак почувствовал себя значительно лучше. Он достал из пакета чистую одежду, выбрал полотенце и пустил воду, нагревавшуюся от бойлера, который был подвешен к стене. Пока Эльза сообразила, что происходит за закрытой дверью, он успел помыть голову и намылиться.
— Немедленно прекрати! — закричала она. — Игнат! Не смей! Ты ведешь себя как маленький!
— Я большой! — заверил он ее из-за двери. — Поэтому имею право на некоторые самостоятельные решения.
Чистый и выбритый, он вышел к ужину и битый час развлекал детей шутками и прибаутками. Потом у него резко подскочила температура, и Эльза, ругая мужа за беспечность, уложила его на чистую простыню. Он засыпал и просыпался, что-то ел, разговаривал, пытался занять себя чтением и всякими другими вещами, но в общем и целом все это походило на затяжное забытье, продлившееся без малого неделю.
В течение его болезни почти все приходилось делать Эльзе, вплоть до поддержания огня в камине. Когда наконец Корчак, заросший, худой и бледный, окончательно оправился от болезни, она выглядела немногим лучше мужа — настолько устала.
— Думаю, нам можно возвращаться в город, — предложил Корчак, прекрасно понимая, как тяжело Эльза переносит вынужденное затворничество.
— Сначала созвонись с Левченко своим, — сказала она. — Боюсь, он тебя ничем не порадует.
— Почему ты так думаешь?
— Вспомни, сколько раз тебе звонили твои сотрудники и по какому поводу? О тебе помнят лишь те, кто надеется выклянчить у тебя деньги. Ни один директор клуба даже не поинтересовался, что с тобой и где ты пропадаешь. Тебе объяснить, что это означает?
— Хочешь сказать, они боятся?
— Не только это, — ответила Эльза. — У них новый босс. Они перед ним выслуживаются, а ты, к сожалению, отыгранная карта.
— Плохо же ты о людях думаешь, — проворчал Корчак. — Они знают, что я болею, и не хотят беспокоить. В этом все дело.
Права оказалась она, а не он. Корчак не сумел дозвониться ни одному человеку из своего ближайшего окружения. Руководители, начальники служб и бухгалтеры, будто сговорившись, внесли его телефонный номер в черные списки, так что его вызовы никуда не доходили.
Этот факт озадачил его. Корчак никогда не думал, что окажется в шкуре низвергнутого короля, изгнанного из своих владений. Не подозревал, что останется один, без сторонников и союзников. Это был обескураживающий, но и полезный опыт.
— Больше никому никогда не буду доверять, — мрачно пообещал он.
— И нам, папа? — спросила Иванна, которая вроде бы была поглощена рисованием в своем углу, но на самом деле все отлично слышала.
— Только вам и буду, — ответил Корчак, перехватив укоризненный взгляд Эльзы.
У них был уговор стараться не знакомить детей с темными сторонами жизни и по возможности воздерживаться от критических оценок. Это делалось не для того, чтобы создавать иллюзию, что в мире все так замечательно и справедливо устроено. Просто они хотели, чтобы дочь и сын вырабатывали свое отношение ко всему самостоятельно, опираясь не на родительский, а на собственный опыт.
Корчак кивком вызвал Эльзу на кухню и там, понизив голос, покаялся:
— Я, дурак, чтобы не показывать все доходы, отписал почти всю собственность на директоров. У нас был уговор, что они числятся владельцами только номинально. Теперь они воспользовались моментом и растащили все по кускам…
— Полагаю, им подсказали эту идею, — заметила Эльза. — Может, некоторые и были рады сохранить лояльность по отношению к тебе, но им не предоставили выбора. Прими и смирись. Говорю же тебе, все даже к лучшему. Рэкетирам ты больше не интересен. Если ты не станешь путаться у них под ногами, они о тебе забудут.
— Ах, как благородно! — воскликнул Корчак. — Как великодушно с их стороны! Может, мне еще им в ножки поклониться?
— Опять ты за свое? Посмотри на себя в зеркало, в кого ты превратился! Неухоженный, кожа да кости. И я не лучше! Сажа уже в кожу въелась, скоро буду как Золушка. А дети? В их возрасте нужно со сверстниками общаться, а не в норах прятаться. Кончай, Игнат. Хватит. Мы этой ссылкой сыты по горло.
Корчак многое собирался ответить на эту тираду, но зазвонил его мобильник. Это был Левченко, вспомнивший наконец о существовании друга.
— Как поживаешь, схимник? — весело осведомился он. — Небось здоровье распирает от свежего воздуха? А я, признаться, по нашей зимушке соскучился. Что, брат, пригласишь в гости?
— Когда? — спросил Корчак оторопело.
— Да прямо сейчас. Мы с Оксанкой уже в пути. Проведем день на лыжах, переночуем в соседнем коттедже, ну а вечерком посидим, как водится. Вы не напрягайтесь, нет нужды. У нас все с собой. — Он довольно хохотнул. — Девичник и мальчишник в одном флаконе. Вернее, конечно, в разных флаконах. И крепость разная.