– Пивка бы… мать моя женщина…
– Уйди!.. – со стоном отозвался Чебот. – Меня тошнит.
– Меньше пить надо… – назидательно произнес Телепень и тут же вылетел в сени, потирая зад. – Чего дерешься-то?!
– Сейчас добавлю, – угрюмо пообещал Чебот и, схватившись за живот, побежал в сортир за огородом. – Святые угодники…
– А мне понравилось, – признался Телепень, выглядывая в окошко и наливая чай в большую эмалированную кружку со щербатым краем.
– Чего понравилось? – с подозрением спросил Костя.
С утра город ему казался хорошим, а главное, удобным местом, если бы только здесь не стреляли. «Сопротивление», однако, неприязненно подумал он, вспомнив вчерашний бой.
– Цивилизация… – мечтательно произнес Телепень. – Я бы остался, ей-богу! – заверил он. – Отремонтировал бы квартиру, их здесь много брошено, и стал бы рыбку ловить. Озеро вон какое! Можно пивную открыть. Ну, что-нибудь такое… – стал он путано объяснять под ироничным взглядом Кости. – Видел, как народ пьет? Это же Клондайк!
– Не знал, что ты такой предприимчивый, – удивился Костя.
– Почему я предприимчивый? – обиделся Телепень, для которого это слово означало быть жадным.
– Не знаю, – ответил Костя. – Тебе видней. А кайманы?
Чай помогал только отчасти. Правда, головой до сих пор нельзя было шевелить, но она уже не готова была лопнуть при первом же удобном случае.
– А чего кайманы? – показушно удивился Телепень, со смаком отхлебывая чай. – Они тоже люди, тоже есть хотят, а пьют наверняка не меньше нашего брата.
Рассудительность Телепня удивила Костю. Раньше он не замечал за ним подобных наклонностей. Телепень, скорее, был молодым бычком, которому старшие товарищи не давали разгуляться. Он никогда глубоко не судил о вещах, а здесь его прорвало. Вот что делает с человеком город, удивился Костя.
– Только нашего брата здесь убивают, – иронично заметил Костя, что стоило ему прострела в голове с правой стороны. – По мне, лучше живым в тайге сидеть, чем быть убитым в городе, – добавил он, морщась от боли.
– Оно, может, и так, – согласился Телепень. – Хотя кто его знает? Но город дает много возможностей. Сам посуди, в деревне ты кто?
– Кто? – не понял Костя.
– Пацан.
– Ну и что?
– А здесь враз можешь стать хозяином своей судьбы.
Было видно, что он не доверяет суждениям Кости, отчасти из-за вчерашних разговоров Дядина, и ему хотелось утереть Косте нос. Завидует, понял Костя, думает, что мне легче, чем ему. А мне, может, совсем и не легче, может, у меня тоже голова болит.
– Давай лучше бабки разделим поровну, – вспомнил Телепень о деньгах, и по лицу его пробежала тень жадности.
– Давай, – нехотя согласился Костя и стал искать в карманах эти самые деньги.
Он четко помнил, что денег была целая куча. Он вывернул все карманы, заглянул даже в «менингитку», потому что имел дурную привычку прятать деньги в шапку, но, кроме смятой трешки, ничего не нашел.
Телепень глядел на него со все большим подозрением.
– Не может быть… – покрутил он своей зверской мордой. – Потерял… или…
– Что «или»?.. – с угрозой переспросил Костя. – Ты говори-говори, да не заговаривайся! – Не любил он грязных намеков.
– Или… – не испугался Телепень, потому что там была и доля Чебота, а вдвоем против Кости они уже были силой, – или украли.
– Кто платил за поросенка? – терпеливо спросил Костя.
– Какого поросенка?
Стали что-то припоминать. Вспомнили Малаху и пельмени с капустой, потом – пиво и соленые сухарики.
– Вкусно было… – плотоядно облизнулся Телепень.
– А кто вообще предложил платить? – ехидно осведомился Костя.
– Не знаю… – пожал бабскими плечами Телепень. – Не помню! Не я! Меня вообще там не было!
– А мне кажется, ты.
– А когда кажется, надо креститься! – отрезал Телепень и со зла вытаращил свои медвежьи глазки.
В горницу со стоном ввалился Чебот и, ни на кого не глядя, как зомби, по дуге, задевая плечами за стены, порулил в спальню.
В другое время Телепень хмыкнул бы, состроил бы жалостливую рожу и кивнул вслед Чеботу, мол, перебрал, браток, вчера. «Пить надо уметь!» – гордо изрек бы ему в спину. Но на этот раз он не прокомментировал состояние Чебота, а сказал Косте:
– Где деньги?!
– Не учи дедушку кашлять!.. – отозвался Костя и направился во двор подышать свежим воздухом, но в сенях столкнулся с Дядиным, который, отдуваясь, тащил здоровенный бидон с пивом.
Подмигнув Косте, он вошел в горницу и через пару минут вынес ему литровую кружку, полную пива.
– Прими! – потребовал он. – Сразу легче станет!
– Не могу… – простонал Костя, отпрянув от одного запаха.
– Пей! – сунул кружку в руку Косте Дядин. – Пей!
Костю едва не вывернуло наизнанку. Холодный напиток у него стойко ассоциировался с чувством опьянения. Желудок волной подступил к горлу, а во рту появился кислый привкус.
– Пей! Пей! Легче будет! – Дядин подтолкнул Костю под локоть, и Костя ткнулся носом в пену. – А то, как кутенка… – насмешливо пригрозил Дядин.
Костя с мольбой посмотрел на него. Первый глоток был труден примерно так, как ложка касторки, которой ты готов подавиться, со вторым было уже проще, потому что желудок перестал бунтовать, а третий вообще пошел на ура, и Костя незаметно для себя выцедил всю кружку. Пиво было чистым как слеза, со слабым привкусом железа. В животе сделалось приятно и тепло, а кирпич, который сидел там, пропал. Но самое главное – отпустило голову. Она если не сделалась легкой, то по крайней мере ею уже можно было крутить без опасения выплеснуть содержимое.
– О-о-о!.. – сказал Дядин, внимательно, как врач, вглядываясь в его лицо. – Больной пришел в себя, сдувает пену с лекарства.
– А еще есть? – стеснительно спросил Костя.
У него вдруг проснулся аппетит.
– Ха-а-а… – засмеялся довольный Дядин и подмигнул Телепню, который вышел посмотреть на эксперимент. – Можно, дорогой, можно, тебе все можно.
В глазах Телепня промелькнула плохо скрываемая зависть.
– Спасибо, Захар Савельевич… – поблагодарил Костя. – Теперь всегда буду опохмеляться.
Через пять минут он уже ел яичницу с зеленым луком и запивал ее пивом. Потом отправился спать, а проснувшись глубоким вечером, почувствовал себя совершенно здоровым.
* * *
Кто-то, кого он спросонья принял за врага, теребил его самым бесцеремонным образом:
– Вставай! Пора! Пора! Вставай!
Костя схватился за пистолет, который лежал у него под подушкой, и едва не пальнул в черную, страшную рожу, только в последний момент сообразил, что это не жуткий кайман со шрамом, а Телепень собственной персоной, и с облегчением рухнул на постель:
– Пошел к черту!
– Ну ты и псих! – высказался Телепень. – Мать моя женщина! Вставай, мы тебя одного ждем. Где наши деньги?
– Пошел вон! – отозвался Костя, швырнув в него подушкой. – Мне и здесь хорошо.
Но Телепень не собирался сдаваться:
– Захар Савельевич велел…
– Я проснусь утром, – ответил Костя, погружаясь в сон, в котором он вовсю целовался с Веркой Пантюхиной.
Он уже успел ее обнять, нежно и с большим чувством, которое шло откуда-то из живота, но кто-то бесцеремонно влез между ними и закричал в ухо:
– Подъем!!!
Костя снова вскочил, сна как не бывало, но на этот раз благоразумно не схватился за пистолет, а только сунул кулаком в черную, зверскую физиономию. Телепень, отлетев в угол, принялся ныть:
– Чего ты дерешься?.. Чего?..
– А-а-а… это ты. – Костя сделал вид, что с трудом узнал его. – Чего тебе надо?
– Велели тебя будить… – Телепень держался за левый глаз и всхлипывал.
– Зачем? – Костя с хрустом потянулся.
– Едем… – со страдальческим видом ответил он, – по делам…
– Куда? – спросил Костя, нащупывая одежду.
Он все вспомнил. Ясно было, что Телепень просто так не отвяжется, что он все равно не даст дообниматься с Веркой Пантюхиной и при каждом удобном случае будет орать в ухо: «Подъем!!!»
– На юг. – Телепень с кряхтением поднялся.
Под левым глазом у него наливался багровый синяк.
– Куда?! – удивился Костя, влезая в штаны и зевая во весь рот.
На синяк Телепня он не обращал внимания. Синяк был как бы делом привычным – синяком меньше, синяком больше, какая разница?
– Ты же у нас «мститель» номер пять тысяч сто? – расхрабрился Телепень.
– Ну?.. – угрожающе спросил Костя, которому совсем не понравился тон Телепня.
При иных обстоятельствах Телепень рисковал получить в морду еще раз, но тут в горнице появился Дядин:
– Это взяли… это взяли… А соль? Соль забыли. Соль в дороге первое дело!
Сунув пистолет в карман куртки, Костя отстранил Телепня и вышел из спальни.
– Ага, – одобрительно посмотрел на него Дядин. – Отоспался?
– Да вроде, – пожал плечами Костя.
Он чувствовал, что Дядин благоволит к нему больше, чем к остальным. Это было приятно, но в то же время настораживало. Как бы чего не вышло? – на всякий случай думал Костя. Не люблю я быть любимчиком, хотя даже Рябой ко мне хорошо относится.
– Едем!
– Куда? – еще раз удивился Костя, решив, что Телепень просто нашел предлог, чтобы разбудить его и не дать крепко обнять Верку Пантюхину.
На полу горницы стояли три рюкзака, а его сидор казался подозрительно толстым, куда толще обычного. «Тулка» висела на гвозде у двери в сени.
– Как куда? – удивился Дядин. Седые волосы у него были заплетены в непривычную косичку, в деревне таких косичек мужики не носили, а на лице у Дядина лежала печать озабоченности. – На юг, друг мой, на юг, туда, где ты вспомнишь свое предназначение. Слушай, а спички?.. Спички взяли?
– Да взяли, взяли, – терпеливо ответил Чебот. – Вы же сами в карман положили.
– Ах да… точно. – Дядин суетливо, как наседка, похлопал себя по бокам. – Точно, здесь. – И добавил, взглянув на Костю: – Будем искать места, которые ты помнишь.
Костя подумал, что это злая шутка. Вспомнить то, чего он не знал, это идиотизм на грани кретинизма, решил он. Сам он не ощущал в себе никаких способностей на этот счет. Вот если бы с Веркой пообниматься, вспомнил он сон, это пожалуйста, но разве дадут?