Подстроившись под его режим, я так же удаленно работала, что приводило шефа в восторг и выливалось в виде денежных премий. Стоит заметить, что сумма на моем банковском счете скопилась прямо-таки фантастическая. Раньше услышав такую цифру, я бы только округлила глаза и замечталась, а теперь не знала, на что тратить – у меня было всё, чего только хотела.
О смысле совместного бытия и человеческих странностях больше не думала - решила, что у каждого свои тараканы.
Было ясно, что по истечению срока мы с Третьим разойдемся, как разминаются судна на океанских просторах. Разойдемся мирно, почти по-семейному, без глупых ссор и битья посуды. Он пресытится, удовлетворив свою давнюю прихоть, сполна отведав желаемого, а я – получу адреса и сделаю то, к чему стремилась. К тому же, зная любовь Третьего к длинноногим блондинкам (каждый день разным), я была уверена на все сто – за шесть месяцев он утомится от моих однообразных ласк, от привычных поцелуев. Устанет от дурацких бытовых привычек, будь то выколупывание мякиша из белого хлеба, неуемный жор, головные боли от бессонницы, или перфекционистическая любовь к порядку. Словом, я была спокойна – при расставании обойдется без конфликтов.
***
Я потеряла счет неделям, поскольку они были однообразны.
Морозы за окном и не думали отступать, наоборот крепчали, разукрашивали стекла разнообразными узорами, но пробраться в лесной домик им оказалось не под силу – внутри было тепло и уютно. Повезло, что Третий тяготел к комфорту во всех его проявлениях – полы с подогревом не давали ногам (естественно, в шерстяных носках) мерзнуть, пышущий камин и подавно подрумянивал щеки. Сидеть в кресле с ортопедической спинкой и вовсе было приятно, а закинув ноги на стол, и болтая по скайпу с Маринкой – вдвойне.
Подруга увлеченно рассказывала о новой работе, интересных перспективах, о незначительных событиях, произошедших в бывшем когда-то родным, городе. Я слушала, улыбалась, кивала, любовалась подругой – она как раз эмоционально жестикулировала, поэтому не заметила, как подошел Третий. Он положил руки мне на плечи, мимолетно поцеловал в висок, приветливо помахал Маринке, на что подруга открыла рот, да так и позабыла его прикрыть.
Третий чинно помассировал мне шею и плечи, пробормотал кое-что неприличное на ухо, а потом удалился, как ни в чем не бывало. Нужно заметить, подруга всё так же молчала.
- Ну, довольно уже демонстрировать недоумение, - копируя интонацию деда Вити, протянула я.
- Ты всегда была скрытной, но чтоб умолчать о таком мужике, это надо вообще зазнаться! – обиженно сказала Маринка, но я знала, что она только делает вид.
- Обыкновенный мужик, - пожав плечами, ответила я.
Признаться, лукавила немножко, желая услышать, что на самом деле думает подруга.
- Ври, да не завирайся, - хмыкнула та. – Сама знаешь, что он красавец. Из тех, за которыми увиваются бабы всех возрастов. Есть в нем что-то загадочное, мужественное и даже порочное…
- Ого, куда тебя занесло, - засмеялась я. – Романов любовно-мистических начиталась?
- Романы больше по твоей части. Я за всю жизнь только уголовный кодекс пролистала. И то, только для того, чтоб спать по ночам спокойно, зная – совесть чиста. Златка, вот скажи, отчего ты такая противная? Завела мужика, и хоть бы словом обмолвилась! Расскажешь? – Маринка даже устроилась удобнее, готовясь внимать.
Пришлось ее разочаровать. О том, что заводят собак, а с мужчинами встречаются, я тоже упоминать не стала.
- В другой раз.
- Скажи хоть – серьезно, или так?
В ответ я пожала плечами и улыбнулась от уха до уха. Зная эту «придурковатую» улыбку, подруга поймет – подобности отпадают.
- Ладно, раз ты пришла в себя от всего, что было, можно рассказать последние новости. Я, знаешь ли, страсть как тяготилась. Еще неделю назад узнала, - протянула загадочно Маринка, и мне на мгновение показалось, что в ее глазах мелькнула злость.
Она не знала того, что случилось со мной на самом деле, но ее вступление все же насторожило. Что еще там могло случиться?
- Не томи, - уже без улыбки поторопила я.
- Он завел постоянную подружку. Натыкаюсь на них, как назло, чаще обычного, - Маринка зажмурила один глаз, а другим наблюдала за моей реакцией. Только я не могла взять в толк – кто этот загадочный «он».
- Кто? О ком речь? – подняла брови, силясь понять.
- Ты серьезно? – подняла брови подруга. - Вадим твой, чтоб ему провалиться, - Марина опустила глаза, а я молча уставилась на нее.
Я о нем позабыла. Правда.
Новая жизнь была полна заботами, прогулками, кучей работы, беседами с дедом, планами, теперь еще вот Третьим, а что до прошлого – замужества, позорных обвинений, некрасивого развода, всё это осталось далеко-далеко позади.
Напоминание о муже отдалось затаенной болью в груди – далекой, почти неслышной, саднящей. И это ощущение было нормальным: пусть утекло много воды – да, разлюбила, но так и не смогла простить.
- Он давно не мой, - машинально поправила я.
- Да, конечно, прости, если это неприятно.
- Брось, - поморщилась я, хоть приятного, в самом деле, было мало. – И что за подружка? – как на автопилоте поинтересовалась я, хотя ничего слышать не хотелось - неинтересно потому что было.
- Полная твоя противоположность, - хмыкнула Маринка. - Полноватая, коротко стриженная брюнетка. Симпатичная, но с тобой и рядом не стояла.
- Маня, - перебила я, - не старайся, на самом деле мне все равно.
- Ладно, - погрустнела подруга. – Прости.
Помолчали.
Дальше разговор скатился к обсуждению новинок кинематографа, погоды и прочей чепухи. Распрощавшись, виртуально расцеловавшись, мы разошлись спать, ибо время было позднее.
Я выключила ноутбук, откинулась на спинку, запрокинула голову, зажмурилась…
С Вадимом мы познакомились на дне рождения общего знакомого, куда меня занесло совершенно случайно. Он заметно выделялся среди гостей – высокий, широкоплечий красавец-брюнет. Проводил до дома, попросил номер телефона, через час позвонил, а следующим вечером приехал и пригласил на свидание. Я влюбилась в него сразу – с первого взгляда, от того ухаживания принимала охотно.
В то время я училась в университете на первом курсе, и уже в те дни жизнь меня особо не баловала. Я держалась особняком от сокурсников и студентов общего потока – по разным причинам, но в основном от того, что времени для общения, компанейских посиделок – не находилось. Зачеты сдавались с трудом, потому что конспекты списывать было практически не у кого, а посещать абсолютно все лекции не было возможности – следовало работать, чтобы прокормиться. Помню, после подработки, (что я только не делала: переводила на родной язык всякую зарубежную чепуху, раздавала листовки, мыла посуду в китайском ресторане), я спешила на кафедру – попросить у преподавателей планы-конспекты. Мне было необходимо догнать материал, чтобы не нахватать хвостов, и преподаватели, завидев меня в кабинете, не упускали возможности укорить или усовестить. Смотрели они по-разному – одни недоуменно, другие с долей злости и высокомерия. Да, выглядела я так, что никому и в голову не приходило – прогуливаю не потому, что ленива, а потому, что дома есть нечего. Впрочем, находились и те, кто понимал и давал материал без единого лишнего слова.
Особенно меня не любил заведующий кафедрой, чем, безусловно, мне и запомнился. Он был молод, красив, на редкость умен – читал лекции, ни единого раза не заглянув в свой конспект, а спрашивал на семинарах так, что студенты выходили из аудитории с небывалым чувством облегчения, а, бывало, что и в слезах. Еще, наш великолепный Николай Николаевич славился небывалой едкостью и довольно острым чувством юмора. И вот он – сладкая мечта многих студенток (ведь девочки так любят плохих мальчиков), стоило мне переступить порог его святая святых, откладывал в сторону бумаги, которыми до того занимался, и поглядывая с видимым удовольствием, принимался за «десерт».
- «Что, Полещук, - говаривал Николай Николаевич, - решили осчастливить нас своим присутствием? Ах, бросьте, наши крепостные глаза не могут выдержать вашего барского великолепия. Верно, коллеги?» – что бы он ни говорил, всегда обводил взглядом улыбающихся преподавателей.
- «Мы слепнем, неумолимо слепнем, Полещук! Помилуйте, и являйтесь почаще, чтобы наши глаза привыкли к вашей сиятельной особе, или не являйтесь вовсе».
На все такие вот эскапады я реагировала довольно спокойно: улыбалась (полагаю, кривовато), делая вид, что мне не обидно совсем, а на самом же деле - закипала. Хотелось от сердца высказаться, а еще лучше схватить преподавателя за грудки и, нос к носу, приблизившись, сказать, чтоб катился со своими шутками ко всем чертям. Но, ясное дело, молчала – получить диплом стало делом принципа.
Отчего заведующий нашей кафедрой так взъелся, я не знала. Впрочем, может быть, он так общался со всеми.
В то время я была одна. Настолько одна, что даже поговорить было не с кем.
Со школьными друзьями порвала сразу после выпускного – никто из них не поддержал в тяжелую минуту: отвернулись, словно чужими людьми были друг для друга. В принципе, так оно и было, но поняла я это не сразу. Всё ждала звонков, дружеской помощи, но никто так и не позвонил, правда, денег собрали. Хотя, может, финансами скинулись учителя – конверт передавала классная руководитель.
Со своей бедой в эмоциональном плане я справлялась в одиночку. Тогда это было больно - сердце будто сжималось, и сделать вдох удавалось с трудом – сквозь зубы, сквозь многотонную плиту, что давила на грудь. Я почти не плакала, слезы пришли много позже – лились, а я задыхалась, съежившись в комок. Рыдала, и той горечи не было конца.
Причиной всему – и что работать приходилось много, и что друзей растеряла, было горе. За плечами, тяжелыми, черными, совершено не запомнившимися днями, остались похороны родителей. Они попали в автомобильную аварию и оба погибли в одночасье. Это случилось как раз перед выпускными экзаменами, когда уже был выбран ВУЗ, подготовлены документы, а я, как не в себя поглощала килограммами шоколад: зубрила билеты по истории и литературе.