Мы спустились с Максимкой в бар и закрепили удавшийся перформанс коньяком. Вырвало меня, кажется, только через полтора года – но совершенно по другому поводу, приватным образом, томатным соком с молоком, винегретом.
ххххххххх
Даже когда мы сидели с Флягиным в кафе на Жуковского и пили томатный сок, на дне которого был утоплен таракан, я только сказал Флягину: смотри – и сплюнул таракана обратно в стакан. Но и Флягин тоже не побежал, давясь, за водосточную трубу, рассмеялся фаталистически-сочувственно: в нашей профессии нужно иметь сильный желудок и полное отсутствие обморочного воображения.
ххххххххх
У Флягина всегда водилась в Борее любимая мышь, с которой он играл в "ЗАМРИ", Кормил ее шкурками от сала, звал Игорем, пьяного она его целовала в губы. Козин также был не равнодушен ко всякого рода антиэстетическим игрушкам, типа безногих бесполых пупсов, масок поросят и ебущихся пластмассовых лягушек. Это его идея – смешать марксистские книжки с томатной пастой в Джаз-клубе, а также представить вокруг памятника Пушкину Русский музей-2,
где Поленов выступал в образе полена, Репин в овоще репы и т.д. Малевич был изображен в виде крошечной рыбки-малявки, болтающейся на удочке, пропущенной через пальцы Пушкина. Шишкину досталась корзина с шишками, которую держал человек с побитой мордой и показывающий свободной рукой шиш (бывший бригадир). Флягин привязал на ремень пустую фляжку и охранял музей под небом с детским автоматом. Сам Козин пытался курить козью ножку, объясняя журналистам подоходчивее смысл акции. Т.е. в представлении народа Поленов – это просто полено, понимаете. Шишкин, Пушкин, Матюшкин, Слепушкин, Зайцев, Волков, Пастернак. В огороде – божий дар, в Киеве – яичница. Еще Гоголь любил говорящие фамилии, пустые наименования героев, уничтожающие, собственно, самих героев, ввергающие их в пустое ничтожество звучания. Также и Репин теперь – пустой звук, желтая крепкая репа, даже не фигурирующая нынче в рационе эстета. Кто такой Репин? Это тот, кто потчевал гостей по четвергам редькой?
Зрители и туристы, идущие в Русский музей "по искусство", были оскорблены.
Не то Игорь Панин: его эстетика пыталась быть парадоксальной, но при этом оставаться "красивой" и "техничной". Так, например, он сканировал волосатые флягиновские "Части тела", пропустил через компьютер и развесил в финских рамках чуть ли не как рекламу дезодорантов.
У Флягина, правда, у самого, кажется, водился одеколон: он им смазывал болячки. Аккуратно посещал баню (не в эротических целях), говорил: мне нужно соблюдать чистоту, блюсти себя – и уходил на улицу Маяковского с туалетным мылом в кармане. Можно себе представить, как он сидит в парилке – маленький, мускулистый, волосатый, повесив голову: мне говорили Джек Лондон, деньги, любовь, страсть... – куда идти? После бани – рюмочная: лучЬ солнца в прозрачной воде. Беляш. Повторить бы. Мыла должно хватить до холодов. Крысы не унесут, потому что закрываю в мыльницу. – Повторите. Да, еще столько же. Беляша не надо. Вот еще один луч, это уже последний на сегодня. Может, Козин зайдет. Панин весь в работе. Ну, конечно: семью кормить. Или Хвостов. Философы могут зайти: пятница. Флягин выходит на воздух: "прима" – значит "первая", а на самом деле – последняя. Хы-хы.
– Ну, и что дальше?
Любимая присказка Флягина.
– Ну, и что дальше?
– А дальше – тишина, Флягин.
– Сегодня, кстати, у Новикова презентация, у Тимура Новикова. Фуршет.
– С каких это пор у Новикова практикуют фуршет? Может быть, у Митьков?
– А, да, да, не у Новикова, у Митьков, конечно, у митьков. Это Володя говорил, у митьков, на Правде. Подняли все старье. Но фуршет будет полный – фуршет. Бутерброды с икрой, французские вина, печенье, опять же – женщины. Сама, эта, как ее, Ольга Флоренская, с вышивками на живую нитку, Флоренция. Но у нее – Флореныч. Табу. Только посмотреть. А у Новикова что смотреть? Старцев. Мраморного Хлобыстина. Стихотворения Речников. Володя прав: презентация книжки о зайцах: столы, столы, белые уши. Или Пригов приехал. Какое-то событие. Или лекция Чечота о смерти вкуса. Не все ли нам равно?
ххххххххх
Ко всему прочему, у нас еще были очень занятные отношения внутри засады, напоминающие игру в домино, где часть костей была утеряна, а часть дублировалась из других колод – и у всякого всегда находилось в запасе пусто-пусто, шесть-шесть и даже какие-то два-двенадцать. Поэтому невозможно было решить, чьи карты чище и по какому принципу здесь можно остаться в дураках. У Флягина, правда, изначально существовало подозрение, что против него ведется двойная игра, в одни ворота. Панин панически боялся провала – и подозревал вокруг себя заговор некомпетентности. "Надо бы почище, построже", – говорил он, подразумевая некую линеарность, даже прямолинейность, а подчас доходя в своем художественном минимализме до полной негации.
Так Пасху 1998 года Панин уговорил Козина и Флягина отпраздновать абсолютно голыми загородом, за скатертью на траве, откуда открывались дали, при +8 градусах. Строго? Строго. Чисто? Чисто. Если не считать одного, оставшегося за кадром, элемента: Клавдия была оператором: в черных туфлях, в черной куртке, в черных кожаных штанах. На фотографиях это хорошо передано: холодные леса, СЕРОЕ НЕБО, ЯЙЦА С СОЛЬЮ, ТРИ СТАКАНЧИКА, ТРИ ВОСКРЕСШИХ РАЗБОЙНИКА, ХРИСТИАНИНА, ТОВАРИЩА.
ххххххххх
В Полигоне нам говорили: Товарищи Тупые, сделайте на двадцать дней что-нибудь радикальное. Мы ломали голову: может быть закрыть Полигон на Ремонт? Засыпать его негашеной известью и известкой? Повесить табличку: "галерея преобразуется в камеру хранения Московского вокзала". Насадить грибов для торговли? Или начинить-таки ее объектами искусства?
– Нет, нет, только не объектами искусства. Это исключено!
Мы думали три дня. И вот, идя с Флягиным по ночному Литейному в сторону пива, на офонаревшую Владимирскую, мы сказали себе: нет, надо идти совершенно в противоположную сторону: в Полигоне мы устроим "Вечер танцев" – и никакого подрыва, никаких артефактов, будем танцевать под буфет гавоты, полонезы, мазурки, етс (этецера). Мы, в принципе, всегда выступали за смягчение нравов, за праздность, вспомним наш майонез, вернее, манифест (полезная оговорка), где ни о радикализации, ни о преступлениях не говорится ни слова. Мы сделаем список пар (типа волк с зайцем, волк с волком) и будем славно танцевать. Еще Ницше завещал нам танцевальные номера: интеллектуалам не хватает вращений, возвращений, плавных линий, тактильных контактов, животворной экстатичности. Так художники могут потрогать своих критиков, кураторы обнять за талию галеристов, так можно станцевать с живым гением, это совсем не то, что с ним пить, а потом смотреть, как он спит, пьяный, на полу. Это уже не тусовка, а художественная акция, где субъекты культуры, сопрягаясь, превращаются в единое перформансирующее тело новейших течений. Пара №6, пара №12. Колдобская с Хвостовым, Савчук с Горичевой, например. Профанация профессионализма или – наоборот, как кому нравится.
– Да, да, это будет прощальный вечер, ГОВОРИЛ, БЛЕСТЯ ДОНЫШКОМ БУТЫЛКИ Флягин, прощальный дивертисмент, ассамблея, последний тур (последнее адью).
ххххххххх
Поразительно, но в глубине головы каждый из нас мечтал, как, наверное, мечтают спортсмены, испытывающие колоссальные нагрузки, покончить, наконец, с карьерой "Новых Тупых", выйти на пенсию, стать тренером, писать мемуары. Показывать детям фотографии: вот я перед "Гильдией мастеров" на лошади (на коне), вот воюю Варшаву, а тут пожимаю руку самому Вальрану, грудь Ани Матвеевой.
ххххххххх
Жанр перформанса позволял проявиться многим амбициям и, прежде всего, конечно, артистическим, актерским. Недаром в Новой Голландии публика и неосведомленные репортеры приняли нас, играющих в домино, где Флягин трижды лазил пол стол и кричал оттуда: "Я очень люблю современное искусство" – за актеров государственного театра, натурально представляющих обеденный перерыв на заводе конца 80-х. Флягин вообще отличался врожденной артистичностью (у мерзавца, как говорится, был талантик): его угрюмо-ироничная самоуглубленность, маниакальная заинтересованность художественным процессом, самоотдача и какая-то обезоруживающая будничность – создавали у зрителя образ человека-вещи, которое не горит, не тонет, не горюет, не умирает. Флягин может быть стекло-ватой, футбольным мячом, пейзажем. В Стрельне он выложил на лугу пятиметровыми буквами слово: ПЕЙЗАЖ, в Щецине выклеил изолентой: ЩЕЦИН – и потом гулял себе по лугу, по Щецину, думая, а когда же пиво? На Солнцевороте он повесил себе (на себя) табличку: ФЛЯГИН – и стоял с табличкой под другой табличкой: ПРИНИМАЕМ ПУСТЫЕ БУТЫЛКИ 0,5, которую сочинил Панин. Тогда действительно, мы набрали за Искусство не только пустыми бутылками, но и деньгами, которыми нас снабдили приезжие группы ИНОСТРАННОГО ПЕРФОРМАНСА. Мы там как-то очень уж блеснули, большими силами. экспонатом Кунсткамеры, посылкой, утопленником, двойником.
В другой раз прохожие у нас пинали за небольшую плату подушку, выставленную перед Балтийским домом, читая при этом штучные фразы из литературного произведения "Такая штуковина". Получалось при этом что-то вроде такого:
– (страшный удар сапогом) Что это тут такое?
– Эта вещь, как я погляжу, ничего не обозначает.
– Это очень мило с его немилой стороны.
– Содержание ее странно и нелепо, как свалившееся на нашу голову убожество небес, господа!
– У нее нету рта, вот что я нашел тут, глядя на нее, вот она и не говорит своего паспорта.
– Какой рот, если эта штука, как видно на осмотр, бездуховного порядка и беспаспортного беспорядка.
– Да, шутка ли лежать в свете молний посреди раскинувшегося мира и ничего не отвечать.
– А может быть, это спящая красавица на берегу пионерского озера, выгнувшая спинку под светом кошкоглазых звезд и грезящая наяву.
– В том-то и дело, что эта вещь слишком умозрительная, кабы она была вещь.
– Она вышла, самоустранилась, ее монологи самоуничтожились и потеряли блеск смысла.