– Знаешь, – произнес Эндрю, – когда ты рассказываешь истории, твой акцент сильнее заметен.
– Да?
– Ага.
– Наверное, это потому, что я говорила о своей маме. Она южанка до мозга костей.
– Кстати об этом. Если кто-то «перерос свои штаны» – что это значит?
– Я такого не говорила.
– Знаю, просто на вечеринке услышал.
– Как бы это объяснить… Ну, наверное, это значит, что ты слишком зазнаешься, считаешь себя важнее, чем ты есть на самом деле.
– Ох, – пробормотал он разочарованно.
Я улыбнулась втихомолку.
– Не переживай. Местные немного предвзято относятся к горожанам.
– Речь шла не обо мне.
– Ох. – И тут до меня дошло. – Погоди, это обо мне кто-то сказал?
Эндрю пожал плечами.
– Это неважно.
– Спасибо, – ответила я сокрушенно.
– Я подумал, что это что-то хорошее.
– А кто это сказал?
– Твоя мама.
Наверное, меня это должно было обидеть, но в действительности все было совсем наоборот. Может быть, потому, что я уже и без того прекрасно знала, что моя мама думает обо мне.
– Если она не одобряет твоих планов на будущее, – проговорил Эндрю чуть погодя, – что она сама от тебя хочет?
– Она хочет, чтобы я выбрала более практичную профессию. Типа школьной учительницы. Или стоматолога.
– Твоя мама хочет, чтобы ты была стоматологом?
– У них есть гарантия занятости. Зубы у людей всегда будут.
Эндрю рассмеялся.
– И то верно. Но ты хочешь поехать в Нью-Йорк и стать дизайнером?
– Ну, сначала было бы неплохо поступить в дизайнерскую школу, но да, в конечном итоге я хочу стать дизайнером. – Я слышала свой голос как будто со стороны, и звучали эти слова далеко не так убедительно, как обычно.
– Модным дизайнером?
– Ага.
– И это мне говорит девчонка, которую привел в ужас мой дизайнерский костюм.
– Эта девчонка знает, когда дизайнерские костюмы уместны.
Его губы растянулись в улыбке. Он опустил взгляд на мобильник и нажал на экран, выключив фонарик. Теперь фейерверки было видно еще лучше.
– Ну а ты? – спросила я. – Чем ты хочешь заниматься?
– Понятия не имею, если честно. Мой отец хочет, чтобы я занимался веб-дизайном. Вроде бы я уже разбираюсь в этом. Да и людям подобные услуги наверняка будут полезны.
– Но ты сам этого не хочешь?
Он дернул одним плечом.
– Пока и это сойдет.
– А фотографии?
– А что фотографии?
– Тебе это, кажется, нравится. Ты мог бы заняться этим профессионально.
Эндрю снова пожал плечами.
– В этом мой отец недалеко ушел от твоей мамы. Он уже подробно разъяснил мне все причины, по которым фотограф – не самая стабильная профессия.
– Твой отец – повар! Это же самая что ни на есть профессия мечты!
– Думаю, отчасти дело как раз в этом. – Эндрю начал теребить телефон в руках. – Он знает, как трудно ему было пробиться, а потом оставаться в тренде. Он считает, что это того не стоило.
В небе начали появляться заключительные вспышки фейерверков, одна поверх другой, и мы замерли, наблюдая за ними сквозь дыру в крыше. Потом все стихло. Но мне все еще казалось, что фейерверки взрыв за взрывом отзываются у меня в груди.
– У тебя вообще есть нормальный фотоаппарат – или только телефон? – спросила я.
– Мой телефон и есть нормальный фотоаппарат, – ответила он.
– Я понимаю, но…
– Нет, крутой камеры у меня нет. Фотографии на сайте не нужно увеличивать до огромных размеров, так что качественная камера на телефоне вполне годится. – Он откинулся назад, прислонившись спиной к стене. – Однажды я увидел фотоаппарат в магазине. Это была одна из старых моделей, в которых нужно вручную перематывать пленку. Я страшно хотел купить его, но мой отец, по сути, контролирует мой банковский счет.
– И в итоге ты его не получил.
– Нет.
Я не знала, что на это сказать. Я уже и без того много раз высказывала свое мнение о его отце. Я чувствовала, что в этом случае такие слова не помогут.
Эндрю кивнул в сторону дыры в крыше.
– Это чем-то похоже на фотографии. Мы видим только часть целого.
– Только в этом случае эта часть выбрана за нас. – Я наклонила голову, пытаясь разглядеть небо получше. – Как ты выбираешь, какая часть целого в итоге станет фотографией?
Эндрю снова включил фонарик, потом поднял руки, сложив пальцы в своеобразную прямоугольную рамку, и жестом попросил меня сделать то же самое. Когда я последовала его примеру, он начал аккуратно передвигать мои руки, пока в рамке не оказался фрагмент катамарана.
– Ты просто выбираешь ту часть, которая больше всего выделяется. Или ту, у которой самая интересная форма. Или ту, которая лучше всего рассказывает какую-нибудь историю. – Сквозь пальцы я видела педали катамарана: одна была исправная, зато вторая держалась на честном слове, свисая с крепления, как будто вот-вот собиралась упасть. – И если это не удается тебе с первого снимка, то можно пробовать до бесконечности.
Эндрю снова подвинул мои руки – в сторону угла, где от одной стены к другой тянулась удивительная, сложная паутина. Я пристально всмотрелась в нее, вдруг чувствуя прилив вдохновения. Та юбка – я могла преобразить ее. Уникальность. Тонкая тесьма. Я могла бы добавить отделку, вышить подол своим собственным кружевом. Могло получиться.
Я опустила руки на колени, вдруг осознав, что молчу слишком долго.
– У тебя здорово получается, – наконец произнесла я. – Тебе стоит достать камеру и создавать произведения искусства.
Эндрю издал слабый смешок, как будто говоря, мол, это не так-то просто.
– Что ж, своей маме я не позволю решать за себя, – сказала я. – Я непременно поеду в Нью-Йорк. – Вот, уже получилось убедительнее.
– Нью-Йорк очень…
– Классный? – спросила я.
– Там довольно здорово. Но там очень тяжело пробиться. Этот город может сожрать тебя живьем.
Я поджала губы. Замечательно. Единственный человек из числа моих знакомых, который действительно бывал в Нью-Йорке, соглашался с моей мамой. Он тоже не думал, что мне удастся там выжить.
– Думаю, мне пора возвращаться, – проговорила я. – Цветы сами себя не уберут.
Я легонько потрясла Ганнара за плечо и, когда он открыл глаза, помогла ему подняться.
Глава 21
Мы с Ганнаром и Эндрю направились обратно к столам для пикников. Фонари в парке уже зажглись; издалека было видно, как люди собирают свои вещи и расходятся к машинам.
– Где вы были? – подскочила к нам Мика, когда мы подошли ближе.
– Играли в прятки, – ответил Эндрю, чем, разумеется, только больше озадачил Мику. Ганнар, впрочем, решил, что это забавно.
– Думаю, я выиграл, – хихикнул он.
– Не знаю, – сказал Эндрю. – Софи нашла нас, так что, думаю, выиграла она.
Мика недоуменно смотрела то на меня, то на Эндрю.
– Расскажу потом, – одними губами проговорила я. Она кивнула.
– Кэролайн уже ушла. Она сказала, что у нее страшная мигрень и что придется тебе убираться без нее.
Я рассмеялась.
– Я всегда убираюсь без нее.
– Знаю. Я еле успела прикусить язык, чтобы не сказать это ей.
Эндрю кивнул в сторону своего отца, который собирал тарелки неподалеку.
– Кстати об уборке – пойду-ка я помогу.
– До встречи, – сказала Мика.
– Неужели до октября не предвидится никаких массовых мероприятий? – спросил Эндрю.
– А что, будешь по нам скучать? – спросила я.
– Не по тебе, Эванс, но по Мике – точно.
Я улыбнулась. На этот раз его колкость почти не задела меня.
– По мне необязательно скучать, – сказала Мика. – Я тебе напишу. Давай сходим куда-нибудь.
Эндрю бросил быстрый взгляд в мою сторону, как будто ожидая, что мне вдруг захочется пообщаться с ним вне рабочей обстановки. Я просто подняла руки.
– Веселитесь без меня.
Едва Эндрю ушел помогать отцу, Мика спросила:
– Ну и что это было? Вы с ним вышли из сумрака, будто неразлучные друзья.
– С нами еще был Ганнар, – напомнила я.
– Не суть. Ты от радости светишься – я насквозь тебя вижу.
Я скривилась.
– Отстань. Если я и свечусь, то от злости. Эндрю только что хватило наглости заявить, что, по его мнению, мне в Нью-Йорке не выжить.
– Он серьезно так сказал?
– Ага.
Мика поджала губы.
– Не очень-то мило с его стороны.
– Плевать, что он там думает. Плевать, что все думают. – По крайней мере, так я успокаивала себя.
– Вот это настрой!
Я подняла со стола половинку виноградинки.
– Кому пришло в голову класть виноград в картофельный салат?
– Джетту Харту, очевидно, – ответила Мика.
– А теперь еще и твоему отцу. Он вообще сам доволен тем, что делает? Это сработает?
– Он решил дойти до конца. В августе его позвали готовить для какого-то пафосного званого ужина в Бирмингеме.
– В Бирмингеме? Это же в двух часах езды!
– Знаю.
– Я думала, что вы собираетесь расширять поле деятельности по близлежащим районам.
– Мы и собираемся. Но два часа – это не так уж и плохо. А горожане готовы платить больше.
– Правда? Это неплохо.
Мика кивнула.
– Вчера мои родители яростно спорили, не Джетт ли сам убедил организаторов вечеринки нанять моего отца. Но как бы то ни было, работа есть работа, верно?
– На чьей стороне в этом споре была ты? – спросила я.
– Я была Швейцарией. – Мика собрала использованные одноразовые вилки со стола и кинула их в мусорку. – А ты бы чью сторону приняла?
– Мне подбодрить тебя или сказать честно?
– Честно.
– Я думаю, без Джетта тут не обошлось. В этом городе его реформы не особо прижились. Так что, думаю, он замолвил словечко – и вуаля, вас нанимает какая-то элита.
– Ты была бы на стороне моего отца. – Мика подняла палец. – Но, как отметила моя мама, на сайте появились хорошие отзывы. В основном их писали ее подруги, но незнакомцам знать это ни к чему. И папа надеется, что, раз у этих людей вряд ли есть предубеждения о том, как должна выглядеть нормальная еда, у них будет возможность сформировать свое мнение.