– Это не так.
– Хорошо.
– Хорошо, – повторил он.
– Нам пора, – сказала я, не двигаясь с места.
– И правда пора, – повторил он, не двигаясь с места.
– Ты боишься? – спросила я.
– Что ты на меня снова накинешься? Да, ужасно.
Я улыбнулась. В лицо повеял слабый ветерок – хоть какое-то облегчение после этой удушающей жары. Листья на дереве, растущем во дворе, зашелестели.
– Я имела в виду, возвращаться домой, – пояснила я.
– Видишь, я же знал, что ты это сделала из жалости.
Я пожевала внутреннюю сторону щеки.
– Я сделала это, потому что каждый по-разному справляется с горем.
Эндрю расхохотался.
– Не такой уж плохой способ горевать.
– Я начинаю видеть плюсы, – сказала я, с раздражением чувствуя, что начинаю краснеть.
– То есть ты признаешь, что я хорошо целуюсь?
Он и правда отлично целовался.
– Я это никогда не признаю, – ответила я.
Он повернулся ко мне, прижавшись к доскам сарая щекой и одним плечом.
– Отец – это все, что у меня есть. Если что-то случится, останемся только мы с ним. Я не могу это потерять.
– Он твой отец. И не перестанет им быть, если ты с ним честно поговоришь.
Едва сказав это, я вспомнила, что мама Эндрю бросила семью из-за какой-то ерунды. Что и мой собственный отец бросил семью – может, и не из-за ерунды, но по причинам, которые никак от меня не зависели. Может быть, кровные узы и не всегда были самыми стойкими.
– Прости, что вступилась за тебя… – начала я. – Хотя нет, за это я извиняться не буду. Прости, что расстроила тебя.
– В который раз? – спросил он, сверкая глазами.
– Только сейчас. Во все остальные разы ты этого заслуживал. – Я потянулась, взяла его за руку и переплела наши пальцы. – Сегодня много что происходит один раз.
Я встретилась с ним взглядом, надеясь, что он понимает, о чем я говорю. Что я больше не буду кричать на его отца. И что, как бы ни было приятно целовать Эндрю Харта, продолжать это нам было нельзя. Мы с ним были несовместимы. И не раз уже это доказали.
Он кивнул.
– Интересно, насколько велики шансы, что твой отец после такого все-таки даст мне рекомендацию? – спросила я вслух.
– Рекомендацию для чего?
– Не знаю. Ни для чего.
Он прищурился.
– Ты думаешь, мой отец может каким-то образом помочь тебе пробиться в модной индустрии?
– Он знает больше людей, чем я. Я думала, может быть…
Он поднял наши переплетенные руки.
– Это ты поэтому…?
Я отдернула руку.
– Нет! Если бы я хотела тебя использовать, разве я не сделала бы этого раньше?
Он провел обеими руками по волосам.
– Не знаю, Софи. Я уже говорил тебе, что у меня раньше никогда не было друзей. Мне и сейчас трудно понять, есть ли они у меня.
– Есть, Эндрю. – И я говорила это искренне. – Мы с тобой… друзья.
Как это случилось? Почему-то это удивило меня еще больше, чем наш поцелуй.
Эндрю медленно кивнул.
– Ты сможешь поехать на благотворительный вечер в Бирмингем через несколько недель? На тот, где будет готовить мистер Уильямс.
Я покачала головой.
– «Всякий случай» не поставляет для них цветы. Они наняли кого-то поближе.
– Я знаю. Ты можешь быть официанткой вместе с Микой. Будет весело.
Я рассмеялась. Я не была уверена, что нам будет очень уж весело, но поехать я бы могла. Мне нравилось в Бирмингеме.
– Хорошо.
– И кстати, мой отец точно не поможет тебе пробиться, – добавил Эндрю, когда мы направились в сторону фургона. – Он как я. У него плохо получается заводить знакомства.
Глава 26
Бирмингемская детская больница
Благотворительный вечер
ПИОНЫ
Мечтаете подарить кому-нибудь цветы размером с ваше лицо? Пионы вам помогут. Окей, может быть, они и не настолько большие, но широко известны своими роскошными, пышными цветками, а еще, говорят, приносят удачу. В чем же проблема? Они очень недолговечны. Порой самые прекрасные вещи на свете живут меньше всего.
—Мне кажется, это просто нечестно, – пробормотала Мика, когда мы ехали по центральной улице Бирмингема, – что ты так классно выглядишь в штанах из полиэстера.
– В таком никто классно не выглядит.
Я сидела в штурманском кресле в такой же униформе официантки, как и Мика. Мои волосы отросли, так что я смогла убрать их в хвост. Я подняла руки и затянула резинку потуже.
– Ты выглядишь, – возразила Мика.
Дело было, наверное, в том, что я внесла несколько изменений. Я слегка подшила белую рубашку, чтобы она не сидела на мне бесформенным мешком, и добавила симпатичные серебристые колечки к шлевкам на штанах.
– Интересно, будешь ли ты по-прежнему уверена, что я классно выгляжу, когда я страшно облажаюсь на этом мероприятии. – В животе все переворачивалось от этих мыслей. – О чем я только думала? Впервые пробовать себя в роли официантки на каком-то элитном благотворительном вечере.
Мика смотрела на дорогу.
– Ты отлично справишься. В этом нет ничего сложного.
Я ужасно нервничала и притворялась, что дело только в том, что мне придется подавать богатым людям еду на подносах. Что это никак не было связано с тем, что сегодня я впервые снова увижу Эндрю после трех недель нашего совместного молчания. Я поцеловала его. О чем я вообще думала? Очевидно, я в принципе не думала. Это был очень странный день. Я во всем винила обстоятельства.
Я выглянула из окна, провожая взглядом проплывающие мимо дома.
– А вон одна из моих скамеек, – сказала я.
Мама нечасто отпускала меня в Бирмингем, но в редкие дни, когда это все-таки происходило, я обожала сидеть на скамейке в центре города, разглядывая прохожих.
– Самая скучная скамейка в мире, – протянула Мика. Судя по всему, я часто заставляла ее к себе присоединиться.
– Я думаю, ты имела в виду «самая интересная скамейка». Ты разве не чувствуешь энергию? – Я потрясла ее за плечо.
– Я чувствую, что вокруг меня сейчас слишком много машин, и из-за этого у меня начинается клаустрофобия. Это об этой энергии ты говоришь?
Я опустила стекло. Ветер ворвался в салон вместе со звуками автомобильных гудков, сирен и незнакомых запахов.
– Нет. Об этой.
– Ты странная, – сказала Мика.
– Это из-за тебя я такая.
Она рассмеялась.
– Ты что, забыла, что ты мне сказала на том семейном вечере в детском садике, когда нам было по пять лет?
– Ты мне не дашь забыть.
– «Меня зовут Софи, и я не очень хочу с тобой разговаривать, но мой папа сказал, что так надо».
Я расхохоталась.
– Уверена, все было совсем не так.
– В точности.
– Со мной всегда было непросто, не так ли?
– Это факт. – Мика наклонилась вперед и окинула взглядом высотку перед нами. – Думаю, это то самое здание. Ты видишь где-нибудь въезд на парковку?
– Справа, – ответила я.
Она заехала на второй уровень гаража. Следуя указаниям ее папы, мы проехали чуть дальше и обнаружили там фургон с провиантом. Двери были открыты, и Лэнс разгружал коробки.
Мика опустила окно.
– Где мне припарковаться? – крикнула она.
Лэнс ткнул пальцем в сторону дальнего свободного места.
Припарковавшись, мы выбрались из машины и направились к фургону мистера Уильямса. Лэнс все еще стоял там; в руках у него было огромное пластиковое ведро.
– С нами сегодня будет цветочница? – спросил он, подавая ведро мне. – У нас уже есть спор, сколько тарелок сегодня будет разбито?
Мика сморщила нос.
– Перестань. Она и так нервничает.
– Мероприятие – в самый раз начать практиковаться, – продолжал Лэнс. Я сглотнула.
– Лэнс, – протянула Мика.
Лэнс всучил ей какую-то коробку и ухмыльнулся мне.
– Все нормально будет, салага. Дамы, вам на верхний этаж. – Он махнул рукой в сторону двери.
– Может, это была плохая идея, – говорила я, пока мы направлялись внутрь. – Твоему папе нужны хорошие отзывы. Я могу просто пойти погулять в парке или проверить фургоны с едой.
Мика нажала кнопку вызова лифта локтем.
– Уже пытаешься сбежать? Мой папа не разрешил бы тебе принять участие, если бы не знал, что ты справишься. – Она пристально уставилась на меня. – Мы уже это проходили. Просто весь вечер повторяй за мной. Все у тебя будет в порядке. Ты будто никогда не таскала огромные коробки с букетами. У тебя отличные мышцы, дорогуша.
– Все у меня будет в порядке, – повторила я.
Лифт приехал. Двери открылись – и внутри оказался Эндрю. Он сделал было шаг вперед, чтобы выйти, но потом заметил нас.
– Эндрю! – воскликнула Мика. – Отлично выглядишь.
На нем был один из его дорогих костюмов и галстук с цветочным принтом. Он вышел наружу, отошел в сторону и рукой придержал двери лифта, чтобы они не закрылись. Мы с Микой попытались зайти в лифт одновременно, и в итоге я столкнулась с Эндрю.
– Прости, – сказали мы одновременно и слабо рассмеялись.
– Я совсем тебе дорогу загородил, – произнес он.
Я попробовала войти в лифт боком; он тоже повернулся, и мы смогли пробраться мимо друг друга. Когда мы с Микой зашли внутрь, Эндрю отпустил двери, и лифт закрылся. Я переложила свою ношу на бедро и нажала кнопку, ведущую на верхний этаж.
Лифт понесся вверх, позвякивая каждый раз, когда преодолевал очередной этаж. Один звяк, два, три.
– Что это было? – спросила Мика.
– Это был четвертый этаж, – ответила я, наблюдая за тем, как меняются красные цифры над дверью.
– Ты прекрасно знаешь, о чем я. Эта вежливость. Румянец.
– Что? Я не краснела.
– Краснела. Такое чувство, будто вы двое наконец выпустили пар.
Я опустила взгляд, старательно изучая ведро, которое держала в руках, и, прежде чем я успела придумать себе оправдание, Мика ахнула.
– Так и есть! Когда? – спросила она.
– Ничего особенного не было.
– Что значит «ничего особенного»?
– Мы поцеловались. Один раз. Это была ошибка.
– Поцеловались! – Челюсть у Мики отвисла. – Софи! Когда? Почему ты мне не рассказала?