Мы вели себя достойно, как цивилизованные люди. Я заработал в общей сложности сорок миллионов евро; Изабель удовлетворилась половиной совместно нажитой собственности и не стала требовать компенсации. Все-таки это было семь миллионов евро; бедствовать ей вряд ли придется.
– Может, тебе заняться сексуальным туризмом… – выдавил я из себя. – На Кубе есть очень симпатичные…
Она улыбнулась, покачала головой.
– Мы выбираем советских педрил, – произнесла она беззаботно, мимоходом подражая стилю, который принес мне славу. Потом вновь посерьезнела, посмотрела мне прямо в глаза (стояло тихое, спокойное утро; море было синим и гладким). – Ты так и не переспал ни с одной шлюхой? – спросила она. – Нет. – И я тоже.
Она поежилась, несмотря на жару, потупилась, потом снова подняла глаза.
– Значит, – проговорила она чуть дрожащим голосом, – ты два года не трахался?
– Нет.
– И я тоже.
О, мы были невинные овечки, невинные сентиментальные овечки; и чуть от этого не подохли.
И было еще последнее утро, последняя прогулка; так же синело море, и чернели скалы, и рядом трусил Фокс.
– Я возьму его, – сразу сказала Изабель. – Это нормально, со мной он был дольше; но ты можешь забирать его к себе, когда захочешь.
Мы были в высшей степени цивилизованные люди.
Она уже все сложила, завтра должен был заехать мебельный фургон, чтобы отвезти вещи в Биарриц: её мать, бывшая учительница, по какой-то необъяснимой причине решила окончить свои дни в этом городе, набитом более чем состоятельными буржуазными дамами, относившимися к ней с величайшим презрением.
Еще пятнадцать минут мы вместе ждали такси, которое должно было доставить ее в аэропорт. «О, жизнь пройдет быстро…» – сказала Изабель. Думаю, она обращалась скорее к самой себе. Сев в такси, она в последний раз помахала мне рукой. Да, теперь все будет очень тихо и спокойно.
Даниель24,8
Обычно у нас не принято сокращать рассказы людей о жизни, какое бы отвращение и скуку ни внушало их содержание. Именно скуку и отвращение по отношению к этим текстам нам следует культивировать в себе, чтобы отделить себя от человека как естественного вида. Только при этом условии, уведомляет Верховная Сестра, станет возможным пришествие Грядущих.
И если я, следуя традиции, ни разу не прерывавшейся после Даниеля17, отступаю от этого правила, то лишь потому, что следующие девяносто страниц рукописи Даниеля1 безнадежно устарели в свете современного развития науки[32]. В эпоху, когда жил Даниель1, мужское бессилие часто объясняли психологическими причинами; сегодня мы знаем, что это, в сущности, гормональное явление, зависимость которого от психологических причин минимальна и всегда может быть устранена.
Однако для нас эти девяносто страниц, полные мучительных размышлений об упадке мужской силы, перемежаемых порнографическими и в то же время гнетущими описаниями неудачных попыток полового сношения с различными андалусскими проститутками, содержат урок, который великолепно сформулировал Даниель17 в следующих строках своего комментария:
В целом процесс старения человеческой самки состоял в деградации по такому множеству параметров как эстетического, так и функционального характера, что определить, который из них был наиболее неприятным, весьма сложно; в большинстве случаев вряд ли возможно установить какую-либо одну причину окончательного отбора.
Что же касается человеческого самца, то здесь, по-видимому, имела место совершенно иная ситуация. Подверженный эстетическому и функциональному упадку в той же, если не в большей, мере, нежели самка, он тем не менее умел преодолевать его до тех пор, пока сохранялись эректильные способности полового члена. После их окончательной утраты самоубийство обычно следовало в течение двух недель.
По-видимому, именно этим различием объясняется любопытное статистическое наблюдение, сделанное уже Даниелем3: если в последних поколениях человеческого рода средний возраст ухода составлял у женщин 54,1 года, то у мужчин он достигал 63,2 года.
Даниель1,9
То, что ты называешь сном, для воина – реальность.
Я продал «бентли», который слишком напоминал мне Изабель и пижонство которого начинало меня смущать, и купил купе-кабриолет «Мерседес 600 SL» – машину на самом деле не менее дорогую, зато более скромную. Все богатые испанцы разъезжали на «мерседесах» – в них, в испанцах, не было снобизма, но они умели жить на широкую ногу; а потом, с кабриолетом удобнее снимать девок; здесь их называли chicas, и мне это очень нравилось. «Вос де Альмериа» помещала вполне откровенные объявления: piel dorada, culito melocoton, guapisima, boca supersensuat labios expertos, muy simpatica, complaciente[33]. Красивый все-таки язык, очень выразительный, по самой своей природе поэтичный – в нем почти все рифмуется.
Для тех, у кого сложности с визуализацией словесных описаний, имелись еще бары с проститутками. Физически девицы были хороши, в полном соответствии с объявлениями, и не запрашивали больше положенного; но в остальном… Они включали телевизор или музыку на полную мощность, почти совсем убирали свет, в общем, пытались абстрагироваться; призвания у них не было, это ясно. Конечно, можно было заставить их приглушить звук и сделать свет поярче; тогда потом они ждали чаевых, и в зачет шла любая мелочь. Безусловно, есть люди, которые упиваются подобного рода отношениями, и я их прекрасно мог понять – просто я не входил в их число. К тому же большинство составляли румынки, белоруски, украинки – в общем, уроженки всех этих нелепых стран, возникших после развала Восточного блока, и нельзя сказать, чтобы коммунизм сильно способствовал развитию сентиментальности в отношениях между людьми; в целом эти экс-коммунистки были скорее брутальны, по сравнению с ними бальзаковское общество, сложившееся после разложения монархии, кажется идеалом милосердия и кротости. Приятно все-таки послать к чёрту учение о всеобщем братстве!
Лишь после отъезда Изабель я по-настоящему открыл для себя мир мужчин – в ходе волнующих скитаний по полупустым шоссе Центральной и Южной Испании. Лишь на уикенд и в начале сезона отпусков на автомагистралях встречаются парочки и целые семьи, а в остальное время это территория почти исключительно мужская, населенная коммивояжерами и дальнобойщиками; это мир жестокий и грустный, где из печатной продукции можно купить только порно и автожурналы, а вращающаяся витрина с DVD под вывеской Tu mejores peliculas[34]обычно позволяет лишь пополнить свою коллекцию Dirty Debutants[35]. Об этой вселенной почти не говорят, правда, о ней и сказать-то особо нечего; здесь не складывается каких-либо новых, незнакомых типов поведения, не рождается тем и сюжетов ни для одного светского журнала, короче, он мало известен и не заслуживает известности. Я не завязал здесь мужской дружбы и вообще на протяжении этих нескольких недель чувствовал себя чужаком, но это было неважно, здесь все были друг другу чужими, и я знал, что даже похабная податливость усталых официанток, обтягивающих обвисшие груди футболками с надписью Naughty Girl[36], лишь в исключительных случаях могла вылиться в платное и всегда поспешное соитие. Самое интересное, что я мог сделать, это затеять ссору с шофером-дальнобойщиком и получить по зубам на паркинге среди выхлопных газов; по сути, никаких других приключений меня в этом мире не ожидало. Я прожил так чуть больше двух месяцев, выбрасывая тысячи евро на французское шампанское для тупых румынок, которые десять минут спустя вполне могли отказаться отсосать у меня без презерватива. И вот на Средиземноморском шоссе, сразу за южным выездом из Тотаны, я решил положить конец этой тягостной прогулке. Поставив машину на последнее свободное место на стоянке отеля «Лос Камионерос», я зашел выпить пива; атмосфера там ничем не отличалась от той, в какой я пребывал на протяжении предыдущих недель, и я просидел всего минут десять, не особо глядя по сторонам и ощущая только общую глухую усталость, делавшую мои движения неверными и вялыми, и какую-то тяжесть в желудке. Выйдя из бара, я обнаружил, что кое-как припаркованный «шевроле-корвет» перегородил мне выезд. Перспектива возвращаться обратно и разыскивать хозяина машины повергла меня в полное отчаяние; я прислонился к бетонному парапету и попытался осмыслить ситуацию, а вернее, начал судорожно курить одну сигарету за другой. Из всех имеющихся в продаже спортивных автомобилей «шевроле-корвет» с его бесцельно и агрессивно мужественными очертаниями и отсутствием у его механики подлинного благородства в сочетании с довольно умеренной ценой, наверное, лучше всех соответствует понятию «навороченная тачка»; на какого же грязного андалусского мачо мне предстояло напороться? Как и все подобные личности, этот тип, видимо, хорошо разбирался в автомобилях, а значит, вполне был способен понять, что моя машина хотя и выглядит скромнее, зато втрое дороже. Стало быть, в том, как он поставил машину, проявилась не только жажда мужского самоутверждения, но, видимо, где-то на заднем плане и классовая ненависть, и я должен готовиться к худшему. Мне понадобилось три четверти часа и полпачки «Кэмела», чтобы собрать все свое мужество и вернуться в бар.
Хозяина тачки я определил сразу; он устроился на самом краю стойки, перед ним было блюдцем с арахисом, он ждал, пока согреется пиво, и время от времени устремлял погасший взгляд на громадный телеэкран, где под звуки медленного джаза плавно вращали тазом девицы в мини-шортах; там явно происходила пенная вечеринка, ягодицы девиц все четче проступали под влажными шортами, и отчаяние мужчины нарастало. Он был низенький, пузатый, плешивый, в костюме с галстуком, ему было под пятьдесят, и я почувствовал, как меня накрывает волна печального сострадания; нет, его «шевроле-корвет» – не то, что позволит ему