– Я не убегу как трус. Отцу нужна моя помощь
– Эрл убежал наверх, спасая свою задницу, оставив тебя здесь разбираться с Витиелло и его армией. Он не заслуживает твоего беспокойства.
Грей покачал головой.
– Я не трус.
– Нет, ты не трус. Но еще ты не дурак, а оставаться здесь очень глупо. Мы не сможем выбраться отсюда живыми, не когда их так много. Но ты знаешь все тайные тропинки леса. Если кто и может сбежать отсюда, так это ты.
Грей продолжал мотать головой. Я схватил его за жилетку.
– Черт. Ты нужен маме. Если мы с Эрлом умрем, ты ей будешь нужен.
Эти слова, похоже, дошли до его тупой башки.
– Вылезай, Уайт! – крикнул Лука. Я предположил, что он имел в виду меня, учитывая, что Эрл побежал наверх прятаться.
Я кивнул Грею.
– Когда я подам тебе знак, ты побежишь к задней двери так быстро, как только можешь, понял? – Я не хотел нести ответственность за его смерть.
– Понял, – пробормотал Грей.
– Хорошо. – Я вскочил на ноги и начал стрелять во все, что двигалось. Лука и еще один незнакомый мне мужчина искали укрытие снаружи, но продолжали стрелять в меня. Амо Витиелло спрятался за перевернутым бильярдным столом, но тоже стрелял в меня. Я нырнул за диван, поблагодарив Гуннара за металлические листы, которые он прикрепил ко дну несколько недель назад, готовясь к возможному нападению.
Я выскочил как раз в тот момент, когда Лука и двое мужчин снова вошли в здание. Я поднял пистолет, готовый проделать дырки в каждом. Лука был отвлечен тем, что его сын сделал безумный рывок наверх, вероятно, чтобы убить оставшихся байкеров в одиночку. Я помнил это неуязвимое чувство своих подростковых дней.
– Следуйте за Амо! – прорычал Лука своим людям. Они, не раздумывая, бросились за младшим Витиелло, оставив своего дона наедине со мной.
– Беги! – крикнул я Грею, использовав единственный в жизни момент, и бросился вперед. Витиелло отреагировал слишком поздно, и я налетел на него, отчего мы оба упали на пол. Он схватил меня за горло, перекрыв доступ кислорода, но я только крепче сжал нож и вонзил ему в ногу – единственное место, до которого мог дотянуться. Ублюдок лишь поморщился, но его хватка на моем горле ослабла достаточно, чтобы я сделал глубокий вдох. В его глазах я увидел ту же ненависть, какую и почувствовал.
Его сын издал рев наверху, за которым последовали выстрелы, крики и еще одна перестрелка. Снаружи стрельба прекратилась, а это означало, что скоро прибудут остальные солдаты Витиелло. К тому времени их дон будет мертв.
Витиелло вновь крепко сжал мое горло, его глаза горели яростью. Я повторно вонзил нож ему в бедро. От недостатка кислорода у меня закружилась голова. Я попытался оттолкнуть его, но его пальцы на моем горле были как чертовы тиски. Как только я поднял нож, другая рука Луки взметнулась вверх, хватая меня за запястье, не давая вонзить лезвие ему в голову и расколоть череп.
Наверху раздался крик, и на мгновение внимание Витиелло переключилось, заставив его забеспокоиться. Я вырвался из его хватки и опустил нож, целясь ему в глаз. Этого момента я ждал всю свою жизнь.
Лицо Марселлы промелькнуло в моих мыслях, и в последний момент я дернул рукой в сторону, задев голову Луки сбоку, и вонзил нож в деревянную доску. Я не мог так с ней поступить. Черт. Что эта девушка сделала со мной?
Глаза Витиелло встретились с моими, яростные и задающие вопросы. Он не понимал, почему я не убил его. Я и сам с трудом мог это понять.
– Это ради Марселлы, только ради нее, ты, ничтожный убийца.
Его взгляд переместился на что-то позади меня, но прежде, чем я успел среагировать, боль пронзила мой череп, и перед глазами все потемнело.
Марселла
Дверь фургона открылась, и папа забрался внутрь, сильно хромая. Длинная рана на его голове сбоку сильно кровоточила, кровь капала на рубашку, лицо и руку. Он сразу же заключил меня в крепкие объятия, но, заметив мой дискомфорт, ослабил их. От него пахло кровью и еще менее приятными телесными жидкостями, но его близость была бальзамом для моей беспокойной души. Отстранившись, папа обхватил мои щеки ладонями, заглядывая мне в глаза, будто боялся, что я не та дочь, которую он помнил. Я, конечно, изменилась, но по-прежнему была собой, той версией себя, которая никогда не всплывала на поверхность, потому что моя беззаботная жизнь никогда этого не требовала. Позади папы, снаружи фургона, ждал Амо. Он вытирал кровь и плоть со своих рук. Я поразилась резким чертам его лица, которых раньше не было. Брат на мгновение поднял глаза и выдавил улыбку, которая выглядела нелепо на его окровавленном лице. Я по-прежнему могла видеть жестокость и гнев в его взгляде.
Почему-то мне было невыносимо видеть его таким. Похищение изменило меня. А как могло быть иначе? Но я надеялась, что это не нанесло серьезного ущерба людям, которых я любила. Увидев их сейчас, я поняла, что мое желание не исполнилось.
– Что случилось с твоей ногой? – спросила я папу, отводя взгляд от Амо.
– Ничего. Сейчас мы отвезем тебя домой, – сказал он хриплым голосом. Я никогда не видела папу таким: покрытым кровью и на грани самоконтроля.
– Что насчет Мэддокса? – спросила я, не в состоянии ничего поделать с собой. Мне нужно было знать. Быть может, его смерть облегчила бы все, однако от одной мысли об этом сердце мучительно сжалось. Он – причина, по которой я сегодня здесь, во всех смыслах этого слова. Он был виновен в моем похищении и нес ответственность за мою свободу. Я ненавидела и… возможно, любила его, если любовь вообще могла расцвести в такой ситуации, как наша. Папа ударил кулаком по стенке фургона, выражение его лица исказилось от ярости.
Мое сердце забилось сильнее.
– Папа?
Лицо отца помрачнело.
– Он жив, как и парочка других, и его доставят в место для допроса.
Облегчение нахлынуло на меня. Я знала, что из себя представляет допрос у мафии, но пока Мэддокс был жив, для него, для нас еще светился огонек надежды. Если я вообще могла надеяться на нас или на него. Мои мысли были спутанными и слишком переменчивыми, чтобы за них ухватиться. Каждая новая мысль ускользала, как зыбучий песок, прежде чем я успевала ее закончить. Маттео схватил свой телефон и вышел из фургона.
– Позвоню Джианне. Иначе она убьет меня, если я не скажу ей, что с нами все в порядке.
Так много людей беспокоились за своих близких, которые рисковали жизнью ради меня. Было трудно представить, через что прошли Джианна и Изабелла, пока Маттео сражался с безумными байкерами. Папа тоже взял телефон. По выражению его лица я поняла, что он звонит маме.
– Она в безопасности, – сказал он первым делом. Я услышала, как мама судорожно вздохнула. Затем он протянул мне телефон. Я взяла его дрожащими пальцами.
– Мам, – сказала я. – Со мной все хорошо.
– Ох, Марси, я так рада слышать твой голос. Не могу дождаться, когда обниму тебя.
– Мы будем дома примерно через час! – крикнул папа.
– Поторопитесь, – тихо произнесла мама.
Папа обнял меня за плечи и повел в дом, пытаясь скрыть свою хромоту. Должно быть, все было плохо, раз он не мог сделать этого даже рядом с мамой. Амо маячил поблизости, как будто теперь я нуждалась в постоянном наблюдении. Его лицо было уже не таким жестоким.
– Возьми себя в руки, – пробормотал папа. – Твоей маме не нужно видеть тебя таким.
Амо кивнул, закрыв глаза на секунду. Я видела, как его лицо преображается во что-то более нежное и мальчишеское, но это была явная борьба. Когда он открыл глаза, в них по-прежнему чувствовалась отстраненность. Как только я вошла в дом, мама спрыгнула с дивана. С ней был Валерио, а также мои тети Джианна и Лилиана, а еще двоюродные братья и сестры: Изабелла, Флавио, Сара и Инесса. Ромеро и Гроул охраняли их, как и сказал Маттео. Мама бросилась ко мне, и папа наконец отпустил меня только для того, чтобы мама заняла его место.
Мама обняла меня так крепко, что я едва могла дышать. Я вздрогнула, когда ее ладони коснулись свежей татуировки на моей спины. Она отстранилась с полными слез и беспокойства глазами. Ее взгляд скользнул по моему изуродованному уху, а после вернулся обратно к моим глазам. Ее ладонь продолжала слегка касаться повязки на моей спине.
– Что случилось с твоей спиной?
Я не хотела ей рассказывать. Но не потому, что мне было стыдно. Нет. Я была взбешена и напугана. Взбешена потому, что Эрл сделал это со мной, а напугана потому, что мне долго придется жить с его суждениями обо мне. Когда я ничего не ответила, мама посмотрела на папу. Человек, убивший нескольких байкеров в порыве ярости и силы, сейчас выглядел усталым. В каждой черте его лица и даже в его глазах сквозила вина за случившееся со мной. Амо старался смотреть куда угодно, только не на маму, что, наверное, было к лучшему, учитывая, что в его глазах все еще горел безумный блеск.
Я не хотела взваливать на папу бремя рассказа о татуировке. Мама не смотрела на отца так, словно винила в случившемся, но я все еще беспокоилась, что их отношения пострадали из-за моего похищения. Отношения родителей были тем, к чему я стремилась, и мысль о том, что что-то может изменить их, была хуже того, что случилось со мной за последние несколько недель.
– Они сделали мне татуировку, – сказала я, пытаясь казаться равнодушной.
Лицо мамы побледнело, а губы папы сжались в попытке сдержать ярость. Мама вопросительно посмотрела на отца, но не спросила, что за татуировка.
– Мы сведем ее, как только тебе станет лучше, – твердо сказал папа. – Я сообщил доктору, чтобы он подготовил все необходимое.
– Спасибо, пап.
Валерио подошел ко мне и тоже обнял.
– В следующий раз я тоже надеру байкерам задницу, когда они похитят тебя.
Я подавилась смехом.
– Я очень надеюсь, что это было последнее похищение, и ты не должен выражаться.
Он закатил глаза, и я взъерошила его светлую гриву, прежде чем он успел увернуться. Еще раз обняв Джианну и Изабеллу, тетю Лилиану, Ромеро и моих двоюродных братьев и сестер, я наконец поднялась наверх, смертельно уставшая. Я быстро извинилась, что должна покинуть их, охваченная волной эмоций, которые испытывала.