– Тебе не хватает настоящей короны, – пробормотал я. – Потому что ты чертова королева, Белоснежка.
Она улыбнулась.
– Одной уже достаточно, в любом случае она – единственная, на которую все обращают внимание.
– Забудь о них, есть только мы.
Она кивнула, и мы, переплетя пальцы, повернулись к священнику.
Как только я сказал «да», сразу вспомнил болтовню Амо о потере свободы, но, как и раньше, не чувствовал себя менее свободным. Я с нетерпением ждал жизни с Марселлой.
Пока мы были снаружи и готовились к тому, когда последние гости выйдут из церкви, чтобы стоически выдержать поток поздравлений, Марселла выглядела потерянной. Ее взгляд был отстраненным.
Я наклонился.
– Ты в порядке? О чем ты думаешь?
– О том, как я рада, что была достаточно храброй и сражалась за нашу любовь.
Я приподнял бровь.
– Неужели я настолько рискованный выбор?
– Как будто ты не знаешь.
Я с усмешкой пожал плечами и стиснул руку Марселлы, наслаждаясь ощущением кольца на ее пальце. Моя женщина.
Теперь, когда я находился рядом с ней, у меня хватило сил игнорировать фальшивые поздравления и слащаво-сладкие улыбочки людей, которые считали нашу связь оскорблением того, во что они верили. Я проведу остаток жизни с Марселлой и буду выводить их из себя, выставляя нашу любовь напоказ. А может, случайно убью одного или двух. Уверен, что Маттео поможет мне избавиться от трупов.
Марселла послала мне взгляд, говорящий о том, что она знает, о чем я думаю, и я сомневался, что у нее возникнут какие-либо колебания по этому поводу. Она была уверена в том, что я способен избавить мир от парочки надоедливых членов ее большой семьи.
Глава 26
– Она избегает традиции кровавых простыней.
– Еще бы, ведь она отдалась ему до замужества.
– Шлюха.
Кровь бешено текла по жилам. Я ожидала слухов и даже скандала, но услышать это из первых уст ощущалось иначе. Большую часть жизни я упорно трудилась, чтобы казаться идеальной в глазах людей.
Теперь же чаша весов склонилась в другую сторону. Мои неудачи имели больший вес, чем успехи. Я перестала быть неприступной.
Собравшись с духом, я сделала глубокий вдох. Чужое мнение не имело значения. Мне не стыдно за то, за что меня судили. И я не позволю никому испортить мою свадьбу, особенно кому-то вроде Крессиды. Но девчонка оказалась занозой в заднице. В тот момент, когда я подошла ближе, ее лицо исказилось от шока, но с намеком на любопытство. Вероятно, она впитывала мою реакцию как губка. Как и в прошлый раз, Крессида снова была с подругой, но сейчас в компании еще одной девушки.
Я одарила их холодной улыбкой.
– Вам следует быть благодарными за то, что мой отец отменил традицию кровавых простыней. Ведь это означает, что вы можете сохранить достоинство, держа в секрете интимные моменты, происходящие между мужем и женой. Конечно, вам решать, предавать ли огласке детали первой брачной ночи, а вместе с ней и важность самой связи, поделившись кое-какими подробностями с другими людьми.
Девушки разинули рты. Я замолчала и вышла из комнаты для отдыха, придерживая платье, и сделала глубокий вдох. Пальцы судорожно дрожали. Я знала, что мои слова ничего не изменят. Люди продолжали размышлять о моей сексуальной жизни и осуждали Марселлу Витиелло. Однако сказанное придало мне сил. Это лишь первая из многих битв, в которых мне предстоит сражаться. Но на кону – человек, которого я люблю, и я всегда с радостью буду бороться против предрассудков и людской злобы.
Мэддокс ждал меня, держа бокал шампанского и бутылку пива.
Я взяла шампанское и осушила залпом половину бокала, хоть и было стыдно тратить алкоголь на утоление гнева.
– Как дела? – тихо спросил Мэддокс.
Многие использовали посиделки после ужина для деловых обсуждений или болтовни.
Мой взгляд остановился на Крессиде, которая последовала за мной. Она уже подлетела к своим родителям. Они тоже относились к тем, кто судил меня настолько открыто, насколько позволял инстинкт выживания. Я не рассказывала папе о ней, она того не стоила, и я сомневалась, что Амо тоже это сделал.
– Некоторые девушки называют меня шлюхой, поскольку я избегаю традиции кровавых простыней.
Мэддокс скривил губы.
– Отвратительная традиция, девушкам следует радоваться, что ее больше нет. Зачем кому-то хотеть истекать кровью во время секса? Не говори мне, что ты сожалеешь о том, что не девственница. Если бы ты настояла на сохранении невинности до первой брачной ночи, я бы умер от синих яиц.
Я толкнула его в плечо.
– Ты бы выжил. И нет, я не жалею. Нисколько. Будь я девушкой, намеревающейся показать окровавленные простыни, не смогла бы заняться с тобой сексом на нашей свадьбе.
Мэддокс приподнял брови, на его губах появилась игривая улыбка, а на щеке – ямочка-шрам, а затем он схватил меня за руку.
– Надеюсь, ты настроена серьезно, потому что я собираюсь трахнуть тебя прямо сейчас.
Его хватка была почти болезненной, пока он тащил меня в мужской туалет. Мэддокс подтолкнул кресло, стоявшее в углу, к двери, зажав ручку.
Секс в туалете становился традицией. К счастью, это лучший отель в городе, и каждая уборная напоминала отдельный роскошный номер.
– Я умираю с тех пор, как ты слизала крем с моего члена. Черт, Белоснежка. Я так возбужден, и если ты не хочешь, чтобы у меня была эрекция во время нашего танца, позволь мне трахнуть тебя поскорее.
Он завладел моими губами в поцелуе, остро нуждаясь в нем, но и мое тело отчаянно нуждалось в прикосновениях.
– Трахни меня, у нас мало времени.
Мэддокс развернул меня, чтобы я держалась за раковину, и начал приподнимать слои моей юбки.
– Черт, где твоя хорошенькая киска? Это платье меня убивает.
Я засмеялась, но смех превратился в стон, когда он сильно шлепнул меня по заднице. Я вскинула бровь, приоткрыла губы и тихонько застонала, когда Мэддокс провел двумя пальцами по моим складкам.
Я была вся мокрая, поэтому Мэддокс не встретил никакого сопротивления, когда вошел в меня двумя пальцами.
– Наклонись.
Я оперлась на локти. Мэддокс вновь шлепнул меня ладонью по ягодице и ввел пальцы с ослепляющей скоростью. Затем он без предупреждения вышел, заставив меня жалобно застонать в знак протеста. Боже, какой звук! Он ухмыльнулся и расстегнул ширинку смокинга. Я оглянулась. Головка члена уже блестела, но он не дал мне много времени полюбоваться: схватил за бедра и вошел в меня, а потом трахнул, причем настолько быстро, что мы оба кончили за несколько минут. Ради этого можно показать средний палец Крессиде и таким девушкам, как она. Я получала удовольствие с парнем, которого любила, до первой брачной ночи, ну и что?
Когда через некоторое время мы вышли из туалета, держась за руки, то чувствовали себя гораздо более расслабленно.
– Хорошо, что папа отменил традицию кровавых простыней. Она бы все испортила. – От счастья у меня закружилась голова.
Мэддокс пожал плечами.
– В нашу брачную ночь ты будешь истекать соками, а не кровью, много раз. Это было только начало.
Никогда бы в жизни не подумала, что грязный рот Мэддокса способен так сильно возбудить, тем не менее я потрачу остаток дней, не давая ему произнести ужасное слово на букву С.
Когда мы вошли в зал, гости уже сгрудились вокруг танцпола, в ожидании новобрачных.
– Готова? – спросил Мэддокс, протягивая руку.
Я приняла ее и позволила ему провести меня в центр танцпола.
Мэддокс обвел взглядом толпу, которая собралась наблюдать за нашим первым танцем в качестве супружеской пары. Люди затаили дыхание, уповая углядеть любую крошечную оплошность. Но каждая увиденная ими оплошность будет нашим выбором. Мы с Мэддоксом смотрели друг другу в глаза. Чужие суждения ничего не значили, потому что я бы этого не допустила. Я не нуждалась в благословении окружающих. Единственные люди, которые могли обидеть меня словами, не стали бы так поступать, поскольку я была для них так же важна, как и они для меня. Взгляды многих задерживались на татуировке в виде короны и на моем лице, некоторые были почти оскорбительными, и негативная реакция порадовала меня больше, чем следовало бы.
– А ты готов? – с усмешкой спросила я.
– Буду готов, когда будешь ты.
Я подала знак музыкантам, мы перестали танцевать. Вальс резко оборвался, и в зале громко зазвучала I Write Sins Not Tragedies группы Panic! At the Disco. Песня нанесет решающий удар тем, кто не понаслышке знает текст, ведь исполнение было акустическим. Однако скандал наверняка разразится сразу же после того, как разойдутся слухи.[7]
Я схватилась за смокинг Мэддокса и разорвала его. Ткань затрещала по швам, оставив Мэддокса в черном жилете и рубашке. Он закатал рукава, обнажив татуированные предплечья, и потянулся к краю моего платья, резко дернув. Нижняя часть оторвалась, как и обещал портной, оставив меня в юбке выше колен.
Взревел двигатель, и Амо проехал сквозь расступающуюся толпу на «Харлее» Мэддокса. Папе пришлось лично убедить директора отеля, прежде чем нам разрешили использовать мотоцикл в бальном зале. Брат слез с байка, когда Мэддокс повел меня к «Харлею», положив руку мне на поясницу.
Самым большим шагом для Мэддокса было позволить кому-то прокатиться на этом байке. Может, поэтому он начал нравиться Амо.
Они пожали друг другу руки.
– Позаботься о Марселле, иначе смерть дяди покажется пустяком по сравнению с тем, что я сделаю с тобой, – сказал Амо с легкой угрожающей улыбкой.
– Амо, – предупредила я, пытаясь сохранить выражение счастье на лице.
– Нет, он прав. Если я облажаюсь, значит, заслужу все, что он и твой отец запланировали для меня. Но я не оплошаю.
Амо кивнул и отступил. Раньше он бы подмигнул мне или выдал что-нибудь оскорбительно смешное, однако новая версия брата больше не имела ничего общего с легкомысленным подростком. Он превращался в самого лучшего Амо, чтобы стать именно тем, кем ему суждено, дабы пойти по стопам отца.