Сильно была заражена ересью Италия; центром ереси считался Милан; отсюда выходили миссионеры, сюда приходили учиться пилигримы из западных стран; здесь же, наконец, впервые появилось несчастное название «патарены», под которым вскоре катары стали известны у всех народов Европы. В романских наречиях «pates» значит «старое белье»; тряпичники назывались в Ломбардии «патары»; квартал в Милане, населенный ими, назывался Патария. Впрочем, в официальном языке инквизиции XIII века для обозначения еретиков всегда использовалось слово «катар».
В 1198 году на папский престол вступил Иннокентий III, и борьба против ереси тотчас усилилась. В марте 1199 года жители Витербо изгнали своего епископа и поставили во главе города человека, отлученного от церкви. Негодование папы не знало границ. «Если бы, — писал он к жителям Витербо, — стихии сговорились уничтожить вас всех, без различия пола и возраста, предав вашу память на вечный позор, то и это наказание было бы для вас еще мало». Он велел водворить обратно изгнанного епископа и строго соблюдать законы против ереси; если же в течение пятнадцати дней старый порядок не будет восстановлен, то, потребовал папа, жители соседних городов и замков должны поднять оружие и поступить с Витербо как с мятежным городом. Однако Витербо проявил упорство, и только в июне 1207 года, когда Иннокентий сам прибыл в город, он был очищен от патаренов, все их дома разрушены и имущество конфисковано. Более или менее суровые меры, принятые в Милане, Ферраре, Вероне, Римини, Флоренции, Прато, Пьяченце, Фаэнце и Тревизо, показывают, как широко распространилась ересь в Италии.
Но особенно острое противостояние развернулось на юге Франции. Здесь на протяжении нескольких десятков лет соборы один за другим призывали на головы еретиков всевозможные кары, но словами все и ограничивалось: у церкви не было средств вести борьбу со столь сильным врагом. Катары даже созвали собор в Сен-Феликс-де-Карамане, близ Тулузы. Председательствовать на соборе прибыл из Константинополя епископ Никита, высшее духовное лицо катаров; приехали также делегаты из Ломбардии. На этом соборе были избраны епископы на вакантные кафедры Тулузы, Валь-д’Арана, Каркассона, Альби и территории Франции к северу от Луары, а также комиссары для разграничения Тулузской и Каркассонской епархий. Одним словом, дело велось так, как будто это был собор независимой и признанной церкви, предназначенной заменить собой старую римскую церковь.
В 1177 папа Александр III потребовал от Раймунда Тулузского, пользовавшегося властью независимого государя, остановить распространение ереси. Катары составляли большинство жителей Тулузского графства, и многие здешние рыцари и сеньоры тайно или явно покровительствовали ереси. Но Раймунд был настолько благоразумен, что не пожелал истощать силы в борьбе со своими же подданными; при этом, решившись сохранить, по крайней мере, внешние приличия, он обратился к Людовику VII и Генриху Клервоскому, настоятелю ордена цистерцианцев. В самых мрачных красках Раймунд описал положение вещей в своих владениях: духовенство развращено, церкви пусты или, того хуже, лежат в развалинах, таинства в презрении и т. д.
Людовик VII обещал ему поддержку, а затем в дело ввязался и английский король Генрих II, бывший одновременно герцогом Аквитании — территории на юго-западе Франции. Короли послали к Раймунду посольство, в состав которого вошли кардинал-легат, архиепископы Нарбонны и Буржа, Генрих Клервоский и другие прелаты. Посланцам королей были розданы длинные списки еретиков; первой жертвой преследования наметили богача Петра Морана, который пользовался огромным уважением среди еретиков. Чтобы спасти свое состояние от конфискации, Моран отрекся от ереси и добровольно принял унизительное наказание: раздетого до пояса и жестоко бичуемого с двух сторон — епископом Тулузским и аббатом из Сен-Сернена, — его провели на глазах несметной толпы к алтарю собора Св. Стефана, где объявили, что он должен отправиться на три года в Святую землю, а до отъезда ежедневно подвергаться публичному бичеванию на улицах Тулузы.
Это произвело впечатление на катаров, и множество людей вернулось в лоно католической церкви, но искренности в этом не было ни на грош. Когда же легат попытался уничтожить двух ересиархов, катарских епископов Валь-д’Арана и Тулузы, то ничего у него не вышло. Епископы согласились явиться к нему, но им пришлось выдать охранные грамоты, и все их наказание свелось к отлучению от церкви. В конце концов посольство королей вернулось восвояси, не достигнув, по свидетельству хроник, желаемых результатов; правда, по требованию приезжих прелатов Раймунд Тулузский издал указ об изгнании еретиков, но никто не думал его выполнять.
В сентябре 1178 года Александр III созвал Третий Латеранский собор; в приглашении говорилось о плевелах, которые заглушают пшеницу и должны быть вырваны с корнем. Собор объявил крестовый поход против всех врагов церкви; это был первый случай применения столь грозного оружия против христиан. Всем, кто поднимет оружие на защиту святого дела, было обещано прощение любых грехов на два года вперед, а тем, кто падет в борьбе за ее интересы, церковь обещала вечное спасение. Понятно, что подобные обещания привлекли под знамена церковной рати массу воинов, на душе которых лежали всевозможные преступления.
Возглавить крестовый поход в качестве папского легата было поручено Генриху Клервоскому. Со значительными силами он вторгся в 1181 году во владения виконта Безье и осадил крепость Лавор, где со многими видными катарами укрылась дочь Раймунда Тулузского, виконтесса Аделаида. Лавор был взят. Виконт Роже де Безье покорился и клятвенно обещал не поддерживать больше еретиков, а захваченные в крепости катарские епископы Раймунд де Бэмиак и Бернар Раймунд отреклись от ереси. Но стоило распустить крестоносное войско, как выяснилось, что происшедшее нельзя счесть за большую победу. Число еретиков в землях, опустошенных крестоносцами, только возросло.
После этого в течение четверти столетия катарская ересь сравнительно свободно распространялась в Гаскони, Лангедоке и Провансе. Быть может, взятие Иерусалима неверными в 1186 году направило на Палестину сохранившийся религиозный жар, не оставив ничего на поддержание веры в самой Европе. Фактически на ересь не было предпринято ни одного серьезного наступления.
Во время затишья еретики проповедовали и обращали в ересь открыто, без всякой помехи. Они были полновластными хозяевами в округах Альби, Каркассона и Лорагэ (в Лангедоке), вся область между Бордо и Безье была заражена ересью. Еретиков было много в Анжу, Аквитании и Бургундии. Один немецкий инквизитор утверждает, что в Ломбардии, Провансе и в других странах было больше еретических богословских школ, чем истинно католических, что еретики вели публичные диспуты, на которые народ стекался толпами, что они проповедовали на площадях и в домах и что никто не пытался остановить их. У еретиков были правильно организованные епархии; у них существовали не только мужские школы, но и женские, и однажды в одном женском монастыре все монахини перешли в катаризм, не бросив монастыря и не переменив своей одежды.
Вряд ли когда переживала церковь столь опасное положение, как то, в котором она оказалась, когда надел папскую тиару тридцативосьмилетний Лотарио Конти, более известный как Иннокентий III. В своей вступительной речи он заявил, что его главной заботой будет уничтожение ереси, и, несмотря на бесконечные столкновения с императорами и королями, которые отвлекали его от выполнения этой задачи, он до самой смерти оставался верен своему слову.
Глава IVКрестовые походы против альбигойцев
В своей речи при открытии Большого Латеранского собора Иннокентий III не задумался бросить упрек в лицо собравшимся священникам. «В падении нравственности народа, — сказал он, — прежде всего виновато духовенство. От него все зло в христианском мире; вера гаснет, религия падает, свобода закована в цепи, правосудие попрано ногами, еретики множатся, схизматики поднимают голову, неверные усиливаются, сарацины побеждают».
Мы уже видели, с какой решительностью приступил Иннокентий к подавлению ереси в Италии; не меньшую энергию проявил он и по другую сторону Альп. В 1201 году на костер взошел рыцарь Эверар де Шатонеф, управляющий владениями графа Гервея Неверского. Что любопытно, ему отсрочили казнь, чтобы он мог дать отчет графу по управлению владениями. Племянник казненного рыцаря Тьерри, такой же закоренелый еретик, бежал в Тулузу, где через пять лет сделался альбигойским епископом, к великой радости местных катаров, залучивших в свои ряды французского вельможу. В Труа были в 1200 году сожжены восемь катаров, в том числе три женщины; в 1204 году было сожжено несколько еретиков в Брэне, в их числе был лучший французский художник той эпохи — Николя.
Но более всего, что вполне понятно, беспокоило Римскую курию укоренение ереси на юге Франции. В 1195 году Раймунд VI Тулузский, 38 лет от роду, наследовал своему отцу; это был самый могущественный вассал короля Франции, среди его собственных вассалов было четырнадцать графов. Раймунд VI находился в близком родстве с королевскими домами Кастилии, Арагона, Наварры, Франции и Англии. Могущественный граф сам не был еретиком, но безразлично относился к тому, что одни его бароны придерживались ереси, а другие снисходительно к ней относились. Один летописец того времени передает, что во владениях Раймунда на несколько тысяч еретиков приходилось только несколько католиков. В 1195 году собор в Монпелье предал анафеме тех владетелей, которые не будут преследовать еретиков. Раймунд не пожелал восстанавливать против себя своих подданных и сделал вид, будто решения собора его не касаются.
Это не могло, понятно, не вызвать негодования Иннокентия III. Сначала он послал во Францию двух доверенных людей, Ренье и Ги, с грамотами к прелатам, князьям, сеньорам и всему народу. Адресатам предлагалось немедленно принять все возможные меры, направленные к тому, чтобы отвратить от церкви опасность, которой ей угрожал рост числа катаров и вальденсов. Еретиков, которые не захотят вернуться в лоно церкви, следовало изгонять и лишать всего имущества; все же, кто будет иметь какие-либо сношения с еретиками, должны были наказываться как погрязшие в ереси. В июле 1199 года власть Ренье была еще более расширена, так как ему было дано звание папского легата и, следовательно, все должны были повиноваться ему и оказыва