Уинтерли широко улыбнулся и сделал шаг к ней. Оставленная Ровеной на каминной полке оплывшая свеча осветила его мужественный профиль, но, к сожалению, не смогла осветить мысли.
— Мне всегда сложно было устоять перед искушением. Можете спросить горничную, которая прибежит на звонок, если мне не верите.
Ровена поднялась и отошла вглубь комнаты, к столику, желая, прежде всего, уберечься от воздействия этого человека. Потянувшись к колокольчику, звук которого никого не порадовал бы в этот час, она повернулась и в упор посмотрела на Уинтерли.
— Интересно, чья репутация пострадает больше, миссис Уэстхоуп? — спросил Джеймс, будто обсуждал двух незнакомых людей, оказавшихся случайно в одной комнате.
— Вашей уже ничто не повредит, — язвительно бросила Ровена.
— Что ж, тогда не будем медлить и подготовимся к скандалу. Меня, вероятно, потом выставят за дверь, брат и Гидеон мне не помогут, но меня такой исход вполне устраивает.
— Не понимаю почему. — Она решила, что должна удивиться, ведь он не знает, что она слышала их с братом разговор и в курсе, что он мечтает уехать.
— И вы спрашиваете? Разве вы не владеете полной информацией благодаря привычке подслушивать под окнами?
— Что за чудовищные обвинения?
— Именно чудовищные. Так что ж, займемся более приятными вещами, раз говорить нам не о чем?
Ровене казалось, что все происходящее ей снится.
— Нет, — оторопев, произнесла она. — Что за абсурдные идеи приходят вам в голову?
Уинтерли невозмутимо смотрел прямо ей в глаза. Может, ей лучше признаться, тогда он скорее уйдет?
— Я дала себе слово, что в моей жизни больше не будет мужчин! — выкрикнула она, словно он готов был наброситься на нее немедля.
Женское чутье очень некстати стало нашептывать, что Уинтерли вполне мог оказаться прекрасным любовником.
— Ну, если соблазнить вас не удастся, давайте вернемся к нашим делам.
— У нас нет с вами никаких дел, нам нечего обсуждать, — вскинула голову Ровена.
— Как интересно, — хрипло произнес Уинтерли. — Молодая вдова, отвергающая плотские удовольствия и не желающая делать признание, которое заставило бы меня покинуть ее спальню. Какая головоломка! Но у меня есть целая ночь для ее решения.
— Вы не можете здесь находиться. Вам действительно лучше уйти.
— Понимаете, какая штука, мне ведь запрещено уходить. Необходимо соблюдать постельный режим, знаете ли. Леди Лафрен и моя невестка согласились отдать мне одежду только завтра. Кстати, до утра меня никто не будет искать, к тому же ваша спальня — последнее место, куда они наведались бы. Итак, как вы понимаете, у нас впереди вся ночь, у вас достаточно времени рассказать, что же вы услышали, хотя и решительно отрицаете сей факт.
— Прекратите. — Ей самой было непонятно, говорит ли она с Уинтерли или внутренними демонами. — Мы знакомы лишь три дня, это слишком маленький срок, чтобы установить приятельские отношения. Мы чужие друг другу.
— Хм, да вам известно обо мне больше, чем кому-либо, за исключением, пожалуй, Люка.
Уинтерли склонился к самому ее лицу, оставляя лживые слова, готовые слететь с языка, невысказанными. Казалось, он способен заглянуть ей в душу, что она не могла позволить, как вдова и дочь священника.
— Но моему брату, как близкому родственнику, позволено знать мои тайны. А вам нет.
— Не понимаю, о чем вы, — пролепетала Ровена.
— Ложь — большой грех. — Глаза Уинтерли сверкали так, что заглушили яркое пламя свечи.
Ах, великая сила законов природы. Ей пришлось сжать руки, чтобы сдержаться и не прикоснуться к нему. Присутствие Уинтерли невозможно было игнорировать, его мужская привлекательность была столь очевидна. Ровена даже не подозревала, что в тайниках ее души прячутся такие греховные желания. Ей хотелось исследовать каждый дюйм его обнаженного тела, другая же, более разумная ее часть велела скорее бежать от этого красивого и опасного человека.
— Если бы я и имела представление, о чем вы говорите, мистер Уинтерли, хотя это не так, я бы ответила, что умею хранить тайны.
— Мужчины знают множество способов вытянуть их, вы просто не осведомлены о них. Радуйтесь, что вам повезло, я не один из таких мужчин.
— Вы мне угрожаете? — прошептала Ровена, и страх заставил тело дрожать до самых кончиков пальцев.
— А это так заметно?
— Да, — кивнула она и сделала несколько шагов к огню, подальше от Уинтерли.
— Хорошо, потому что вам стоит бояться, Ровена. Из любопытства вы влезли в мою жизнь, и теперь ваша будет зависеть от умения молчать.
— В вас определенно присутствует склонность к театральности и стремление все драматизировать. Ваш брат прав.
На лице Джеймса мелькнула улыбка, ведь она косвенно признала, что подозрения его верны. Нет смысла притворяться, что она ничего не слышала. Ровена пожала плечами, словно желая показать, что все это не важно, она никогда не повторит сказанное при свидетелях. Жаль, что Уинтерли совсем ее не знает и вправе не поверить.
— Значит, вы признаете, что были там? — медленно произнес он.
— Что мне еще остается? Но как вы узнали?
— Видел, как вы убегали; должен заметить, это было весьма приятное и необычное зрелище.
Ровена покраснела до корней волос, вспомнив, как ползла из парка на четвереньках.
— Почему же вы сразу меня не уличили, а явились ночью в мою комнату?
— Ну, скажем, происходящее так меня увлекло, что я лишился дара речи, — насмешливо ответил Джеймс, и в глазах его появился знакомый уже блеск.
— Не понимаю, в чем причина? — Ровена запнулась и покраснела, вспомнив, как перелезала через покрытые мхом камни. — Ах, вы о… — Она тихо вскрикнула, поняв, что он имеет в виду.
— У вас прекрасная фигура, миссис Уэстхоуп. О да. — Глаза его заволокло туманом, теперь Ровена отчетливо ощущала вспыхнувшую в нем страсть. — Сколько лет, вы говорите, были замужем? — спросил он после недолгой паузы.
— Четыре года, но я вам об этом не говорила. Муж погиб при Вимейру.
— Разве он не говорил вам, какими выдающимися женскими достоинствами вы обладаете?
— Нет, не припоминаю.
— Вы бы запомнили, если бы хоть раз услышали.
— Да, но… Ах, я не желаю с вами это обсуждать. Обещаю, я никогда и никому не повторю слова, произнесенные в тот день в вашей спальне. А теперь уходите. — Ровена вздохнула, понимая, что так просто от него не отделается.
— Если вы пораскинете мозгами, которые у вас отлично работают, по утверждению Гидеона, то поймете: выполнить вашу просьбу невозможно.
— Это грубо, мистер Уинтерли. Хоть я поступила плохо, не удалившись сразу, и позволила себе услышать ваш разговор, верьте мне, я человек слова.
— При других обстоятельствах мне было бы этого достаточно. Благодаря вашим шпионским качествам вы проникли в самые страшные мои тайны. Уверяю вас, есть люди, которые убьют любого и за часть этой информации.
— Но мы с вами чужие. Кому придет в голову думать, что я знаю о вас больше остальных? Зачем вашим врагам охотиться на простую деревенскую вдову и выведывать, что она знает?
— Вы действительно такого о себе мнения?
Ровена кивнула, ей казалось все настолько очевидным, что слова здесь не нужны.
— Я буду откровенен с вами, Ровена. Скажите, почему вы так несправедливы к себе? Судя по всему, глупости вашего мужа остается только удивляться. Вы обладаете исключительной красотой, моя дорогая миссис Уэстхоуп. Простите за откровенность, я, должно быть, вас шокировал своим поведением, но, поверьте, ваши достоинства очевидны любому нормальному мужчине, несмотря на стремление скрыть их под этим мрачным платьем и нелепым капором.
— Вы опять меня оскорбляете, мистер Уинтерли. — Ровена хотела выглядеть строгой и возмущенной, но вместо этого смущенно лепетала тихим шепотом.
— Вовсе нет, я говорю правду. И она вам известна, судя по отчаянным попыткам спрятаться за ужасной одеждой. — Джеймс одарил ее лукавой улыбкой. — Но такого знатока, как я, вам не обмануть.
Ровена ахнула и отшатнулась. Он ведь не может так думать, это невозможно. Кроме того, Уинтерли должен пытаться узнать, что ей известно, пытаться пробраться в ее мысли, а не отпускать комплименты. Значит, он задумал что-то ей непонятное. Ровена никогда не считала себя привлекательной и не была такой даже в ранней юности, поэтому покорно заняла место в тени младшей сестры Джоанны, бесспорной красавицы.
— В тот день, когда вы покупали это, с позволения сказать, платье, в магазине не нашлось ничего более подходящего? — Джеймс поднял руку, словно хотел коснуться ее, но передумал. — Зачем вы прячетесь от мира, миссис Уэстхоуп? Как-то в церкви на вас было темно-коричневое платье, потом серое, которое, как я полагаю, безнадежно испорчено после путешествия по парку на четвереньках. Надеюсь, вы приобретете вместо него наряд не столь мрачного цвета.
— Если бы могла себе позволить, непременно, — парировала Ровена.
— Вы напрасно стараетесь, ваши попытки тщетны. Даже такие наряды не способны скрыть достоинства, которыми вас наделила природа.
— Вы преувеличиваете.
— Ничуть. Поверьте, на суде Париса вы бы непременно получили от него яблоко вместо Венеры.
— Женщина — не предмет искусства, мужчина не может ее купить, хотя закон утверждает, что жена должна принадлежать мужу, будто рабыня, — с горячностью заявила Ровена.
— Сколько страсти, — произнес Джеймс и хитро прищурился. — Ваш муж пытался сделать из вас рабыню? Признайтесь, Ровена.
— Занимайтесь лучше своими делами и не называйте меня Ровеной, Джеймс Уинтерли.
— Как вы узнали мое имя, дорогая Ровена? Неужели прячась за деревом каждое воскресенье у церкви?
— Услышала от кого-то, — неуверенно ответила она и отвернулась.
— Меня поражает ваша осведомленность, ведь мы действительно едва знакомы.
Ровена не пошевелилась, она не могла посмотреть в эти удивительные зеленые глаза и сохранить здравомыслие, которое ей сейчас просто необходимо.
— Поверьте, мистер Уинтерли, произошла случайность. Если бы я могла выбирать, то предпочла бы в тот день ничего не слышать.